MCM - Алессандро Надзари

Как же радовался Мартин солнечному свету и свежему воздуху после потного свечного, коптящего толпу. Покидая особняк, толпа рассеивалась с той же внезапностью, что сопровождала утренний сбор — вроде бы, здесь не так уж и много очевидных тропинок и ходов. Странное место.

— Ну что, мой друг, ты удовлетворён?

— В полной мере. Не хватало разве что усыпанного розами стеклянного саркофага с трупом бородатой женщины, держащей в руках патент на свою подлинность.

— Только этого?

— Думаю, уместно будет продолжить разговор позже. Когда соберусь с мыслями. Я всё же намереваюсь, пока ещё держится послевкусие, понять, что же это было.

— Как скажешь. Мне тоже стоит набросать для редактора парочку эскизов. И нам ещё предстоит найти экипаж отсюда. Воспользуемся минутами тишины местных улиц.

— Да, надо понять, какую часть мозга у меня ещё не высосали, — потёр Мартин лоб тыльной стороной запястья правой руки. — Ветер в голове да подскажет.

Он обернулся к Hôtel de la Désagrégation, его чем-то привлёк третий этаж. Нет, не чем-то — за одним из окон точно был силуэт, провожавший их, но теперь — скрывшийся.

— Он же вот-вот скроется!

— Зачем он тебе?

— Надо! — Прошептала Селестина довольно громко, огляделась и продолжила куда тише: — Ты не чувствуешь ничего в здешней архитектосфере?

— Чувствую. Но, кажется, король не намерен покидать здание.

— Уверена? Мы должны за ним проследить!

— Без ис-диса. Ты его слышала?

— Слышала-слышала, позже обмозгуем, а сейчас надо понять, куда это он собрался. Кстати, ты не чувствуешь никакую вибрацию?

— Ты о пробежавшей по руке? Да. Ладно. Я прошмыгну к дверце за сценой, а ты — попробуй найти путь в обход, старайся искать лестницы вниз — вряд ли та комната соединяется с верхними этажами.

— Да-да, всё, разбежались.

Сёриз принялась растворяться в обстановке, маневрировать между группками, сливаться с тенями — прокладывать путь, крайне затратный на мелкие па-де-дё и па-де-труа. Путь Селестины тоже был непростым, но требовал лишь умения быстро ходить и ориентироваться в планировке домов.

Итак, ей пришлось воспользоваться той же дверью, через которую вводили людей в залу, то есть идти в противоположном направлении. Но это хорошо: была прямая ось, а зала с обеих сторон не примыкала к несущей домовой стене, а как бы включалась в объём большего размера и, получается, располагалась меж двух анфилад — был выбор. Селестина предпочла более тёмный коридор, что тоже было хорошо в смысле скрытности, если наткнётся на кого-то из «королевской свиты». Но вот что было плохо: она прошла до самого конца, но не обнаружила там лестниц — лишь нечто, что напоминало зал почёта: на стенах виднелись отличавшиеся по тону овалы и прямоугольники по большей части отсутствующих охотничьих и титульных трофеев, полный винных разводов бильярдный стол, запертые ржавым замком двери, ведущие, скорее всего, в какой-то внутренний сад или сигарную комнату… — всё не то, она что-то упустила. В этом минус темноты. Ну конечно! Надо пощупать стены залы в поисках дверей, утопленных и потайных. В таких вложенных пространствах легко укрыть лишний метр.

Панель, другая, руки уже в какой-то саже — благо что нашлась ветошь, некогда представавшая роскошью, — а вот и фуртиф-порт! А внутри — винтовая лесенка для большей экономии места. И не видно Сёриз. Она уже успела пройти или ещё нет? Ладно, в любом случае она предлагала сосредоточиться на том, что вело бы вниз. Логично, если предполагать, что в особняке есть подземные ходы, нужные для быстрого и незаметного исчезновения — или для хранения театрального инвентаря и мебели для гостей, которым явно нечего делать на бельэтаже, а хранить на чердаке и таскать оттуда — то ещё удовольствие. Только если не… И лишь теперь Селестина поняла, зачем поставлена именно винтовая лестница: в полумраке — и ещё один минус — она не разглядела, что стоит не совсем на полу. Вернее, на полу, но не помещения, а небольшого грузового лифта. Он несомненно упрощал логистику, так что, пожалуй, на верхние этажи заглянуть стоило. Но если он стоит здесь, на первом этаже, а она, растяпа такая, не свалилась в дыру на полу, значит, им не воспользовались. Или уже вернули на место. Проблема была в том, что она могла разглядеть тусклый блеск подъёмных цепей, ощутить прохладу направляющих рельсов, но не обнаружить ни намёка на управляющее устройство. Ни рычагов, ни кнопок. И как же его приводят в действие? Нет времени выяснять. Стало быть, лестница. Но куда? По совету вниз или за интуицией наверх? В пустоте лестничного пролёта и щелях по периметру платформы было глухо, никакого гулкого эха и меркнущего света. Ещё и веяло сыростью. В любом случае туда пойдёт или уже пошла Сёриз. Наверх.

Хорошо, что Селестина надела блумеры и обувь на мягкой подошве, иначе бы уже несколько раз навернулась и процокала морзянкой сигнал к бегству — и это лишь один пролёт. Проверить бельэтаж? Почему бы и нет? Не найдя контраргументов, она приложила ухо к дереву двери. Можно было выходить… На третий этаж? На противоположную сторону? Если судить по открывающейся за окнами перспективе, то это совершенно точно третий этаж. Как она могла проскакать нужный? Строго говоря, и негде было: крутизна и шаг лестницы не допускали этого — разве что попытаться пройти сквозь стену. Не вариант. Она вернулась и посмотрела вниз — нет, по высоте всё тоже вроде бы как должно сходиться. И шахта не изогнута, то есть и выйти она должна была на той же стороне. Ладно, понятно. Дальнейший осмотр этажа не провести без Сёриз, которая, как она была уверена, наверняка здесь объявится с минуты на минуту.

Расстроенная, Селестина приложила руку на стекло — из тех, что ещё не пошли трещинами или вовсе раскололись и норовили при первой возможности поранить, — и упёрлась в неё лбом, разглядывая в грязное окно зелень придомового парка и расходящиеся группки людей. К одной фигуре пригляделась. Ранее на неделе она видела точно такой же галстук… Нет, не галстук — пластрон, кажется. Серовато-красный… Будто из него высосали краски… К фигуре приблизилась ещё одна, и они завели диалог, половину слов которого — и без того немногочисленных — затирал шум ветвей. «Высосали… Выставка! Понедельник! Это они, это та парочка! Это тот эмпат, он тоже здесь! Чёрт, он меня заметил! Почувствовал?» — Селестина отпрянула и прижалась к межоконному промежутку. И тут же из-за спины:

— Сели? — Та аж подпрыгнула и пискнула.

— Ты меня до инфаркта довести хочешь?

— А ты меня, загоняя по лестницам в поисках тебя? Что ты тут делаешь?

— Это надо у особняка спросить: он морфоактивен. Дикость какая.

— Ага-а, и на общей карте его нет, и расположен в максимально удалённой с запада точке. И кто-то подшил его к сети каналов.

— Даже так?

— Ну, а как, по-твоему, он, хм, ожил? Вот ни капельки не удивлюсь, если его подпитали как раз той «пенкой» с Выставки. И как, по-твоему, растворился наш подозреваемый? А я тебя уверяю: его здесь нет. Ты была права, он решил не оставаться. Это база, это штаб, но не владения, тронный зал и опочивальня.

— Так что же, он…

— Нет, но кто-то из его ближайшего окружения. Кто-то весьма осведомлённый. Кто-то стоящий за ширмой. Если верить ис-диспозитифу, — и тут она сдвинула прикрывавшую его ткань рукава, — Минимально допустимый азимут пришёлся как раз на конец речи. Ты помнишь свои ощущения в те моменты. Бэзи — или как он там назвался? — нырнул в комнату за сценой и был таков. Я туда прошмыгнула, а передо мной ещё одна дверь и больше ничего. Я и её открыла. И что же нашла? Подвал. Нет-нет, не вход в него, не лестницу к нему — сам подвал. Думала о подвале, туда и попала. Выбиралась просто по флю-мируа. Экстерьер и интерьер слабо связаны между собой.

— И чем внутреннéе — такая форма слова вообще есть? — тем пространство дома кажется больше.

— Да уж, стиль речи властителя умов заразителен и пагубен. А совокупно и в самом деле всё страньше и страньше…

— Всё чудесатее и чудесатее. Особняк играет с мыслями.

— Вряд ли играет. Больше похоже на то ли угодливо-охранное собачье, то ли лакейское поведение. «Господа изволят принять ванну этажом выше? Господа желают, чтобы их не беспокоили? Юные господа намереваются сыграть в прятки?» Вот только он не знает, кто его господа, а потому разоряется на каждого, с кем его материя может вступить в контакт. Честно говоря, мне его жаль. Еле живой трясущийся полутруп с кишащими в нём паразитами и невыносимой ношей обязанностей. Так делать не то, что грубо, но аморально и неэтично.

— Это только если доктор Франкенштейн знает нормы и намеренно поступает наперекор. А на то и похоже. И вот уже он, признай, играет.

— Да. Все посетители благополучно нашли дорогу прочь из дома, нас же заставили изрядно побродить. Запутать, максимально потакая.