MCM - Алессандро Надзари

Тем временем прибывали другие участники. Предсказание Мартина не вполне сбылось. Некоторых входящих просто приветствовали, с других же, составлявших приличный процент от явившихся, тоже требовали наличия вербального ключа. И всё-таки… Как неофиты не сталкивались друг с другом и не сбивались в кучки, в которые мог затесаться шпион, не знающий кода? С организацией либо всё очень хорошо и хитро, либо это не те, за кем отправился на сафари Мартин. Так или иначе, ему всё равно было интересно, какой же популистской платформой удалось объединить столь разношёрстную публику: зала наполнялась представителями каждого из двадцати округов, отражавших всё наличное население города, типажами предместий, а также фигурами, которых Мартин не узнавал и не мог распознать.

Похоже, комедия начиналась. Мартину показалось, что ветеранам скоротечного движения полагалось плотно облеплять собой стены и забивать проходы, не давая образоваться в зале какому-либо порядку и иерархии кроме той, что обеспечивал помост — но и тот не был владением одного, однако принадлежал и властителю дум, и его, по-видимому, гвардии. Те самые ряды стульев, похоже, отводились преимущественно новичкам, которых, таким образом, брали в плотное кольцо. Вот она, точка невозврата, так что вилку в глаз и ножик в таз было вполне реально выхлопотать — и почти никаких возможностей вывернуться из ситуации. «И будет совсем обидно, если это сделает какая-нибудь истеричная девица», — выдохнул он, услышав донёсшийся откуда-то сзади женский шёпот.

Уже знакомый квартет ковёрных клоунов просил всех собравшихся учесть, что половина здесь находящихся сегодня впервые увидят основателя и узнают суть дальнейшей работы общества — Совета анархитекторов, как они это назвали, — которая отныне изменится, и которая только сейчас позволяет Совету более открыто набирать активистов. Можно предположить, что фундамент уже заложен, техническое обеспечение уже отлажено, стратегия скорректирована, будущие дивиденды распределены между учредителями, осталось только создать спрос и привить интерес в определённых кругах — и получать доход. Какого толка? Сейчас и поведают — лишённой коммерческой подоплёки речью, разумеется. Если, конечно, это не тот редкий случай акта ради акта, искусства ради искусства — и далее в том же роде. А что, плетение заговоров, ставящих благопристойное общество в тупик, — вполне себе искусство.

Тем временем на помост взобрался предводитель. Только как-то странно: взошёл, спустился обратно — что стоявшие ближе всего расценили как особый жест и протянули к нему руки, — а затем уже окончательно занял своё место. Любопытно. Представился как Бэзи или вроде того, Мартин не очень понял. Как это вообще пишется? Когда же лидер начал говорить, слух резанул акцент: грамматику использовал самую простую и доходчивую, «r» он, как мог, картавил — вот только на немецкий манер, «ch» же не шелестел, но чавкал — ну, и многое так, по мелочи, что подчёркивало интернациональность оратора, сопровождавшего приветственный монолог фейерверком взмывающих к небу и в стороны кистей рук — избыточной жестикуляцией, похоже, как раз из той самой книжки. Прелюбопытно. И как люди признают его лидером?

А «увидеть основателя», кажется, означало «увидеть тело и образ основателя». Лицо было прикрыто асимметричной треснувшей маской, но Мартин уже не сомневался, какие бертильонажные черты, ею сокрытые, следовало бы прибавить к доступным глазу. Кажется, наставник начал переходить к сути.

— Я учился у Равашоля! — Вот так, сразу, чтобы никто не сомневался. Им тоже важна линия преемственности? Поразительно. И потом: у его действий или вот прямо у него самого? Сомнительно. В начале десятилетия это имя ещё гремело во Франции, но хоть кто-то в зале способен реально оценить его масштаб? — Каждый из вас произнёс при входе сюда фразу «сочувствующие тенёта». И наверняка ни один из вас не понял его смысл! Но вы поймёте! Ваша привилегия, ваше право — понять первыми! Поймут все, кто в будущем услышит её! О да, вы же сами её и распространите, сами же и проговоритесь! Не обижайтесь. Я знаю натуру вас и себя. Человек не идеален. И потом, более это не пароль — это правда, это мышление, это видение! Мы откроем глаза! Себе и всем!

Мартин и Генри почувствовали, что вот сейчас всё интересное и начинается, невольно придвинулись ближе, чтобы не проронить ни крошки от хлебов, что предстоит вкусить.

— Сочувствующие тенёта. Мы сочувствующие, потому что только вместе можем чувствовать! Со-чувствовать! Мы со-чувствуем одно. И чем больше чувствующих одно и то же, тем больше шанс выкурить и завалить зверя! Он прячется за неведением! Он прячется за разделением! Он прячется за раздроблением! Он прячется за ложной сложностью!

«Так, вот „ложная сложность“ уже выбивается из стилистики, публика может не оценить излишнюю ритмичность и… хм, „эховость“? Всё, мой язык тоже начал огрубляться», — мысленно шлёпнул себя по щеке Мартин и совершенно реально — защипнул кожу.

— Мы выступим единым фронтом! Мы ведаем об оружии зверя! Мы можем со-чувствовать его оружие! Это не дикий зверь с клыками и когтями! Он умеет создавать и ставить ловушки! Его оружие — тенёта! Мы чувствуем его силки! И потому можем их обходить! Мы делимся знанием — и минуем их! Но! Ими ловит своих жертв! Так он загоняет жертв в тупик! Так делает жертв своей добычей! И только своей! И в эти же тенёта его загоним мы! Он сам в них попадётся и запутается! Так мы повалим его! Вот каковы наши действия! Но мало зверя повалить! От него нужно избавиться!

«И в какой степени уголовно наказуемым будет это избавление?»

— Мы могли бы сначала уничтожить тенёта, но тогда зверь просто убежит! Так что мы не уничтожим силки, пока не избавимся от зверя! Нельзя выпускать его обратно! Добить, добить его нужно быстро и решительно! Но до того — помечайте все его ловушки!

«А вот и корзинка в ход пошла. Значит, столовые приборы не средство репрессивных мер в отношении сомневающихся».

— Вы видите? Столовое серебро! Из него мастера отольют новую партию знаков и нитей!

«Новую? Знаков и нитей? Да что вообще…»

— Обвивайте ими ваши земли! Обвивайте, чтобы не звенели колокольчики, на звук которых зверь бежит! Пусть думает, то тенёта пусты! Зверь пользуется незнанием! А мы воспользуемся обманом!

Похоже, только Мартин и Энрико не понимали, что нужно обвивать, и о каких тенётах речь. Мартин, как только выберется отсюда, непременно приступит к порицанию друга за то, что тот узнал пароль, но забыл о некоторых важных вводных. Впрочем, если новички здесь не они одни, то почему остальные сидят — и тем более стоят — с таким понимающим видом? Может, всё дело в том, что он «мистер Вайткроу», человек не из этих мест, а транслируемое сообщение ему ни за что не понять без какого-то локального Понимания, рождающегося в пространстве меж орбит слов и понятий, смыслов и акцентаций?

— Джерримандра!

«Ух! Он уже не стесняется».

— Джерримандра имя тому зверю в политике! Каркаданн — имя тому зверю в мифологии! Носорог — имя тому зверю в биологии! Бегемот имя тому зверю на стыке политики и мифологии — религии! Он многолик!

«Так носорог или бегемот? Или единорог? Похоже, больше никто на эти тонкости внимания не обращает».

— Я читал мудрые восточные мифы! И я знаю, что каркаданн будет унесён и пожран пламенной птицей Рух! Мы будем той птицей! Мы будем той огненной птицей! Мы испепелим зверя! Мы прожжём его огнеупорную шкуру! Мы развеем его прах! Мы удобрим им землю, истерзанную его копытами! Мы разобьём его пирамиду рóга, источающую паутину для тенёт! Город будет свободен от пут! Город вздохнёт вольно без их веса! Больше ничто не придушит его голос и его стихию! — Но самого оратора, поспешившего раствориться за спинами гвардии, обуял страшный взрывной кашель, под стать аплодисментам в зале и ощущению в голове Мартина.

Пришла пора рутины: квартет раздавал задания, выспрашивая у неофитов, в каком округе живут и в каких зданиях работают — не предприятиях, именно зданиях. «Свободных художников» же подряжали на работу наблюдателей и связных, а скучающих рантье, не прибившихся ни к одному из представленных Бальзаком типов — на должность «сеятелей». Это всё имело некую логику, совершенно недоступную Мартину, ловко избежавшего поручений, но явно приведшую в восторг Энрико, подыгрывавшего только так, и даже сознавшегося, что он работает на периодическое издание, а потому ему особенно интересны слова по поводу распространения «сочувствующих тенёт» и, что называется, связей с общественностью: будут ли какие-то манифесты и прокламации, возможны ли интервью, какой уровень открытости установят — потянет на добротный цикл… И вилку с ножиком, а возможно даже, что и на столовую да чайную ложку. Ох, да что там — полный набор для званого ужина с пятикратной сменой блюд. Но квартет, кажется, отнёсся к откровению с позитивным любопытством, обронив фразу о том, что свой человек в прессе понадобится для третьей стадии, иными словами — не сейчас.