Воры в доме - Владимир Киселев

на коже тела, и если волосы на язве

изменились в белые, и язва окажется

углубленною в кожу тела его, то это

язва проказы; священник, осмотрев

его, объявит его нечистым... У

прокаженного, на котором эта язва,

должна быть разодрана одежда, и

голова его должна быть не покрыта, и

до уст он должен быть закрыт и

кричать: "Нечист! нечист!"

Б и б л и я, "Л е в и т" XIII

Ведин не верил в удачу. Он много раз слышал, что бывают случаи, когда агент иностранной разведки попадается на какой-нибудь чепухе. Ну, например, на том, что начинает убегать от милиционера, который хотел указать ему, что он не там перешел улицу. Или что карманный воришка вытащил у резидента бумажник с шифрами и тому подобными аксессуарами шпионских романов и передал этот бумажник органам государственной безопасности.

Шарипов любил распевать одну песенку с разухабистой мелодией на эту тему. Как к жулику подошел "подозрительный граждан" и предложил ему "деньги-франки", чтобы он для него добыл военный план. Жулик взял у него "деньги-франки" и даже отнял чемодан, после чего передал властям НКВД, "с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде. Меня ласкали власти, жал руку прокурор, а после посадили под усиленный надзор...".

В песенке все это выглядело смешно и приятно. Но в жизни он к удачам такого рода относился подозрительно, с недоверием, считая, что, если только случайность могла выявить и задержать агента, значит в нормальных условиях, без нее, он мог бы продолжать свою деятельность, из чего следовало, что чекисты плохо справляются с порученным им делом. Случайности, интуиция - все это, конечно, очень хорошо. Но главное постоянная, настойчивая, неутомимая работа. В конечном итоге серьезные результаты может дать только она.

Даже в игре на бильярде... Конечно, Шарипов может дать подставку, может промазать шар, считающийся верным даже не у такого классного игрока, как Шарипов. Но рассчитывать приходится не на это. Рассчитывать приходится на другое. Нужно как можно лучше прицелиться, как можно точнее ударить, а если смазал, постараться понять причину и не повторять ошибки. В этом и состояли правила игры.

Конь звонко и весело постукивал подковами по каменистой дороге, и ему нравилось вот так ехать одному в горах, потому что поездка тоже была работой - частью нужного, осмысленного дела, а в горах хорошо дышалось и думалось.

Глубокая, выбитая поколениями лошадей и ишаков горная дорога вилась по самой вершине горного хребта. Горы - издали серо-коричневые, со снежными, словно прозрачными вершинами - вблизи были разного цвета: местами красными от глины, изрезанной сверху вниз глубокими замысловатыми промоинами, местами бурыми: камни, рассыпавшиеся под воздействием солнца и ветра на прямоугольные, словно обрубленные куски разных размеров - от песчинки до скалы. Прямо среди камней бегали, перекликаясь, горные куропатки - кеклики.

На склонах - заросли фисташки, кое-где корявая смолистая арча древовидный можжевельник - темно-зеленая и низкая. Внезапно вблизи, в зарослях арчи грохнул выстрел, настолько гулкий, что по звуку напомнил противотанковое ружье. Конь, гнедой, энглизированный текинец, дернулся, сбился с аллюра и запрядал ушами. Ведин свернул с тропы к зарослям.

Старик в гиджуванском, толстом, мелкой стежки старом халате, с полами, подоткнутыми за пояс, перезаряжал мультык - старинное ружье с двумя деревянными сошками, которые при стрельбе упирались в землю.

- Салам алейкум! - Мир вам! - поздоровался Ведин. - Куда это вы стреляли?

- Алейкум ас-салам! - И вам мир! - с любопытством поглядывая на Ведина, ответил старик. - Кеклики...

Ведин увидел неподалеку в траве куропатку. Старик не спешил ее подобрать. Наблюдая за тем, с какой скоростью и сноровкой охотник перезаряжает свое оружие, Ведин впервые понял, что это старинное ружье действительно применялось и на войне.

А перезарядить его было совсем непросто. Для этого нужно было пересыпать из висевшей на поясе роговой пороховницы немного пороха в жестяной наперсток - мерку. Высыпать порох в ствол поставленного вертикально ружья. Вырвать из полы халата клок ваты и забить ее в ствол деревянным, толстым, как трость, шомполом. Вынуть из кожаной сумочки, тоже подвешенной к поясу, круглую свинцовую пулю, оторвать от висевшей на поясе тряпки небольшой кусочек, поплевать на тряпку, обмотать ею пулю и забить ее шомполом в ствол. Вытряхнуть из бутылочки из-под лекарства пистон и надеть его на коротенькую брандтрубку. И лишь после этого двумя руками взвести курок... И все-таки все это не заняло и минуты.

- Покажите мне ваше ружье, - спешиваясь, попросил Ведин старика. Тот неохотно подал ему свой мультык.

Приклад, грубый и тяжелый, был сделан, очевидно, значительно позже, чем ствол. Но ствол был таким, что ружье не хотелось выпускать из рук, из великолепной стали, с золотой насечкой арабской, стилизованной вязью. Судя по виду, ковали его в Сулеймании - столице курдов в Ираке, славившейся в старину своими ружьями.

- Давно оно у вас? - спросил Ведин.

- Очень давно. Я его приобрел в год тигра.

- А сколько тигров?

- Не помню, или три, или четыре.

Старинный таджикский календарь состоял из двенадцати лет: мышь, бык, тигр, заяц, рыба, змея, лошадь, баран, обезьяна, курица, собака, свинья. 1961 год выпадал на год быка, и Ведин высчитал, что ружье у старика не то сорок один, а не то и все пятьдесят пять лет.

- А почему вы не купите себе нового ружья?

- Привык, - ответил охотник. - Хорошее ружье. К вашему ружью нужны патроны, а мое заряжается просто так.

- Послушайте, - предложил Ведин, - давайте меняться...

Он снял с плеча и протянул старику свою дорогую ижевскую бескурковку шестнадцатого калибра.

Старик внимательно осмотрел ружье Ведина.

- Вы собираетесь сдать мой мультык в дом, где хранятся старинные предметы?

- Нет, я просто сам люблю старое оружие.

- Что ж, тогда поменяемся.

Ведин отдал охотнику еще и патронташ с патронами, а старик ему свои припасы. Прощаясь, охотник провел обеими ладонями по лицу сверху вниз как это делают в знак особого почтения.

"Этот древний мультык мне еще очень пригодится. Он мне уже пригодился, - думал Ведин, снова выезжая на тропу. - Но об этом я потом... А сейчас в лепрозорий".

Ему было чуждо особое любопытство, побуждающее иных людей посещать лечебницы для душевнобольных, морги или операционные. И, несмотря на то, что он еще прежде слыхал о расположенном в горах, на берегу реки лепрозории, он заинтересовался тем, что же представляет собой это необычное учреждение, только теперь, когда это было связано с интересами его службы.

Собираясь в лепрозорий, Ведин сумел подавить в себе чувство брезгливости и страха перед проказой. Он мог бы, правда, направить сюда кого-нибудь из подчиненных ему сотрудников отдела, но разобраться сначала самому, составить сначала собственное впечатление и, наконец, выполнить самому то, что ему казалось самым трудным и неприятным, было его давним принципом.

Главный врач лепрозория, толстый, мрачный грек, по фамилии Маскараки, и не скрывал того, как он недоволен и озабочен приездом Ведина.

- Я не могу разрешить вам это свидание, - сказал он, глядя в угол. Человек очень болен. Это запрещено нашими правилами. Эта встреча не поможет, а только повредит больному.

- Судя по тому, что вы говорили перед этим, - возразил Ведин, - ему уже ничто не может особенно повредить. Но увидеться с ним мне необходимо. И при этом наедине.

- Ну, как хотите, - решил Маскараки. - Но я снимаю с себя всякую ответственность.

- Да, вот еще что, - нерешительно сказал Ведин. - Я не очень разбираюсь в этой штуке... Так как мне?.. На каком расстоянии надо держаться? И можно ли здороваться за руку?

Маскараки дико посмотрел на Ведина, со свистом втянул в себя воздух и выпучил глаза.

- Ну, знаете, - сказал он наконец. - Вам известно, как распространяется проказа?

- Нет, - ответил Ведин.

- И мне не известно. Хотя я занимаюсь этой болезнью тридцать лет и имею научные труды. Ни в коем случае не здороваться за руку. Ни в коем случае не допускать непосредственного контакта.

- А разговаривать на каком расстоянии?

- Что значит - на каком расстоянии? На обычном, как мы с вами говорим. Или вы считаете, что раз хотите поговорить по секрету, так должны шептать ему на ухо?

- Нет, - сказал Ведин спокойно. - Я так не считаю.

- Его приведут сюда, в мой кабинет. А я уйду из своего кабинета... Вас это устроит?

- Я могу пойти к нему... - сказал Ведин.

- Нет, это не нужно. Он придет сюда.

- Товарищ Седых? - спросил Ведин, протягивая руку вошедшему. - Майор Ведин.

Он так растерялся, что силился и не мог улыбнуться. Перед ним был человек в сером фланелевом халате со странным и страшным лицом, напоминавшим морду льва.

- Я не здороваюсь за руку... Боюсь заразиться гриппом, - ответил Седых ненатуральным, сиплым и лающим голосом, который уже не удивил Ведина, так как такой или похожий голос и должен был быть у такого человека.