Треск Цепей II: Белый Ворон (СИ) - Тихий Даниил

И чужаков не много, раз гончие не посчитали их опасностью.

Прищурившись и глянув на отблески факельного света в лесу, Ирда улыбнулся. Возможно, сегодня ловчие приволокут к кострам путешественников, или крестьянина, который расскажет о новых деревнях. А может, повезет, и они притащат имперку. Местные женщины нравились Ирде, но оставленная в живых рабыня поистрепалась, давно следовало отдать её мастеру боли.

Внезапно что-то произошло. Ирда поперхнулся горячим бульоном и выронил чашу, которая упав — разбилась. Скрипнули ворота соседней избы, из темноты двора появилась низкая фигура. Колдун, один из тех, кого звали мастерами боли, шустро перешёл дорогу.

Увидев на крыльце командира южан, он спросил:

— Твои люди в деревне?

Ирда с удивлением глянул на колдуна и ответил:

— Да, но не все. Собаки вол…

— Кто-то умер рядом. Выясни, что происходит. Я жду у себя.

Колдун развернулся и быстрым шагом вернулся в свой двор. Ворота скрипнули и закрылись.

Ещё не до конца осознав, что происходит, командир южан бросил взгляд в сторону ушедшего в лес отряда ловчих. Там где раньше сквозь тьму пробивался свет шести факелов, теперь царила непроглядная тьма.

И будто подтверждая самые мрачные опасения Ирды, над деревней разнёсся тоскливый, собачий вой…

Гончие не кинулись на меня, хотя имели такую возможность. Окружили с двух сторон продолжая лаять и держась на почтительном расстоянии.

Тренированные, не дадут ударить мечом, ждут хозяев — указывая лаем на добычу. А те уже близко, от света факелов длинные тени пролегли вокруг древесного ствола, за которым я укрывался.

Глядя на псов, я улыбался. Мне всегда нравились животные. Эти к тому же были гораздо красивее уродливых мутопсов из мира-Первоисточника. Гладкая шерсть, поджарые, мускулистые тела. Вытянутые пасти щёлкают зубами, да так, что слюна разлетается в разные стороны.

— Тифлос Ламси!

Звенящим шёпотом с моих губ сорвалось заклинание. Обжигающая вспышка тьмы, уже использованная единожды против хозяина дома Мягкой лапы, накрыла местность чёрным покрывалом.

Из непроницаемой черноты послышался визг, хрип и стоны. Боевое заклятье насыщало воздух едкой чернотой буквально пару мгновений, но эффект был просто ошеломляющий. Один из псов тихонько лежал в снегу покрытый вскипевшей волдырями шкурой. Второй доживал последние мгновенья, зарывшись головой в снег, дрожал и взбрыкивал задними лапами в предсмертной агонии.

С людьми всё обстояло чуть лучше.

Их факелы потухли. Они оказались во тьме, обожженные и ошеломлённые. Лишь двое из шести не пережили вспышку. В момент срабатывания они находились ко мне ближе всех — обходили с двух сторон.

Перешагнув через один из трупов, я увидел убегающую фигуру и бросился следом.

Беглец оказался крепким малым. Спотыкался, падал, врезался в деревья, но убегать не переставал. Я знал, что за моей спиной остались его выжившие товарищи. Слышал ругань на незнакомом языке и стоны. Но интересовал меня в первую очередь именно тот, что мог сбежать.

Я догнал его на краю леса, перед дорогой ведущей в деревню. Он меня услышал, обернулся, достал из ножен кривой кинжал… и умер.

Я бросил длинный меч, словно копьё, метров с трёх — четырёх, и не промазал. Незнакомец упал на спину, захрипел поначалу, но я быстро его добил. Вертикальный удар разрубил переносицу и погрузил остриё клинка в череп, ставя точку в этом забеге.

Выследить остальных, стало делом времени.

Чтобы удар выходил смертельным, я каждый раз разжигал чёрное пламя. Второй выживший едва стоял на ногах, тихонько выл и тащился по лесу, куда глаза глядят. Этот меня даже не заметил, его одежда зияла дыра, сквозь которую было видно розовую плоть. Моё заклятье не убило его лишь чудом, но клинок быстро исправил эту ошибку.

В снег рухнули кости и пепел, а я почувствовал прилив сил. Подобная охота — была мне по нраву.

В живых остались трое, но лишь один из них смог оказать сопротивление. Стрела, выпущенная незнакомцем на звук, едва не впилась в моё лицо, разминувшись с ним на половину ладони и потревожив снег на ветвях дерева.

Я оценил его мастерство в обращении с луком и ответил всплеском сырой силы.

Оторванная нога, кровь изо рта… Удар мечом стал для него милостью. Я не был садистом и их мучения не дарили мне радости. А вот смерть — да, она раскрашивала серый мир красками и заставляла меня улыбаться.

Последнюю пару убивать было жаль. Один тащил на себе другого. Оба обожжены и едва переставляли ноги. Я уважал таких людей. Цепляются за жизнь, борются со смертью вместе, связанные одной волей на двоих. Не бросают друг друга.

Ступая за ними в темноте, я какое-то время наблюдал. Подмечал особенности одежды и внешности. Крючковатые носы, густые брови, серьги в ушах…

Они услышали мои шаги. Точнее скрип снега под подошвами сапог. Тот, что уверенней стоял на ногах обернулся и отпустил своего товарища. Тяжелораненый упал в снег и приподнялся на руке. Оба молчали.

В последний миг один из них пытался обмануть судьбу. Дождался когда я подойду ближе и, увидев меня в лунном свете, неожиданно рванул саблю из ножен, превращая это движение в свистящий удар.

Меч рыцаря защитника разрубил и саблю и самого воина.

Его друг дал слабину, когда увидел во что превращается его напарник. Пополз прочь тихонько воя. Я не винил его за слабость. Картину, когда живая плоть за секунды оборачивается пылью, обнажая кости — не всякий выдержит. Особенно если знает, что через пару мгновений такая же участь постигнет его самого.

— Кто вы? Расскажи мне, и я оставлю тебя в живых.

Сквозь жалобный вой пробились слова на незнакомом языке. Похоже, нам не суждено понять друг друга. Я рубанул его по спине, втянул в себя морозный воздух и бросил взгляд на округу.

Вокруг раскинулась тихая, молчаливая ночь. Снег прекратил сыпаться с неба, ветер успокоился, а я, в пылу охоты, этого даже не заметил.

Деревня продолжала мерцать огнями разведённых костров где-то за деревьями, но я не видел и не слышал новых гостей.

Похоже, на какое-то время, меня оставят в покое.

Глава 16. Мастер боли

— След острого оружия. Меча.

Ирда провёл пальцами по ровному шраму на стволе дерева.

— Ты наблюдателен мой друг. Но я бы не стал трогать это руками.

Колдун сидел на корточках спиной к воину и разглядывал замёрзший собачий труп. Он не мог видеть Ирду, но, тем не менее, угадал. Командир южан отдёрнул пальцы от шрама на коре, будто тот был ядовитой змеёй.

— Кто или что это было? Собаки как будто обгорели без огня, от ловчих остался один пепел, кроме тех двоих, что поднялись и пришли к лагерю.

Ирда говорил про тех воинов, что погибли от заклятья, но не от меча. Ночью они вышли к свету костров, скованные холодом, мычащие и тянущие руки к живым. Слуги Риордана — нежить.

— Собаки тоже должны были подняться.

Колдун протянул руку и аккуратно отстегнул кожаный ошейник. Что-то неслышно прошептал и выдохнул пар прямо на полоску выделанной кожи. На секунду структура ошейника изменилась, под действием пара на нём появилась вязь символов, но почти тут же всё вернулось на круги своя.

Мастер боли улыбнулся своим мыслям и склонив гладко выбритую голову набок, ответил:

— В нашей стране популярно тёмное искусство. Собаки носят на своих шеях амулеты, заговоры не позволяют наслать на них безумие или помутить разум, защищают их разум и души. Захоти их кто-то поднять, он бы это сделал. Но он не хотел.

Колдун вздохнул и откинул ремешок прочь.

— А как же младшие братья? На них тоже были амулеты! — И продолжил тише боясь вызвать недовольство. — Ты сам их делал.

Мастер боли пожал плечами и ответил:

— Мы в империи. Здешние мастера зовут себя кудесниками и самое популярное искусство среди них, оборачивать свой дар стихией. Мои амулеты могли отвести разряд или пламя, но не тьму. Невозможно защитить от всего.