Треск Цепей II: Белый Ворон (СИ) - Тихий Даниил

Я чувствовал, как опухает распоротая ледяной шрапнелью щека. Как горит огнём бровь, ноет колено и пульсирует отбитый локоть. Во рту поселился медный привкус крови, и она же, схватилась коркой на щеке и воротнике.

Моя куртка была покрыта инеем с левой стороны. Там где очень близко прошла стужа, брошенная в меня ледяным големом. Но, слава богу, обошлось без обморожения. Возможно, перстень подаренный мне Малишей, защитил меня от ледяной магии.

Я шёл около часа вдоль реки, стараясь уйти подальше от блуждающих по округе тварей. Но продолжать поход в таком побитом состоянии не мог, и был вынужден остановиться.

Пробовать на самом себе извращённую жреческую магию я не хотел. А медицинского геля или переносного хирургического набора — у меня не было. Щеку следовало зашить, но в этом деле я оказался беспомощен. У меня не было ни зеркала, ни даже банальной нитки с иголкой.

Смешно, но когда дело касается убийства или разрушения я чувствую себя уверенным в себе. Воином, убийцей… но стоит столкнуться с какой-то банальностью…

Разведя костёр, я растопил снега и промыл рану, используя для омовения чистый кусок ткани из рюкзака. Стёр кровавые следы с одежды и призадумался. Иммунитет у меня — десятка, прогноз ИскИна благоприятный, но судя по картинке из биологического атласа, который располагался в интерфейсе, шрам будет здоровенный. И то только в том случае если инфекция какая-нибудь не попадет, и я не откину коньки от жара или иных последствий.

Болеть, шляясь в одиночку по ледяным и безлюдным местам — себе дороже. Даже если ты заключил сделку с могущественным демоном.

За неимением других решений пришлось ограничиться косой повязкой идущей через лицо. Рана была расположена таким образом, что ткань пришлось пустить поверх глаза. Но после наложения повязки я сделал аккуратный надрез ножом и раздвинул её в стороны, чтобы не мешала смотреть.

Разрезанная ледяным осколком кожа кровила, хоть и терпимо. По крайней мере, теперь я мог сказать самому себе, что сделал всё что мог.

Потратив половину часа на бытовые дела, я продолжил путь. Застёжка на лямке рюкзака лопнула во время битвы с ледяной напастью, но я это исправил, отрезав кусок прочной ткани от полотна, что тащил с собой. И затянув им края, создал грубый узел.

Дорога снова ложилась под мои стопы. Затерянная в лесах деревня приближалась с каждым шагом.

Глава 15. Дичь и охотники

Обугленный ритуальный столб всё так же стоял посреди разрушенной деревни.

Разрушенной… но не заброшенной.

Свет пробивался сквозь закрытые ставни и освещал пространство дворов разведёнными кострами. Источников огня было много, света — тоже. Пробраться незамеченным (решись я вдруг на подобную глупость) было невозможно.

Наметив конечную точку своего путешествия, я двигался тем же путем, каким не так давно мы прошли с Соней. Планировал заночевать в одной из покрытых снегом изб в безымянном посёлке, который когда-то стал логовом монстра-дубликата. И уж чего я точно не ожидал — так это встретить здесь отряд чужаков.

И теперь, сидя за поваленным деревом на вершине холма, я следил за снующими в центре посёлка фигурами.

Мои глаза видели оружие, деревянные, очень маленькие щиты, загнутые мечи-сабли и широкие тряпичные пояса, нетипичные для горцев. Головные уборы незнакомцев походили на восточные тюрбаны — тряпки во много слоёв повязанные на голове.

Искин насчитал тринадцать человек, но это не беря в расчёт тех, что наверняка ютились в домах.

Незнакомцы заняли центр посёлка, на перекрёстках горели костры, и как минимум на двух крышах я приметил лучников. Ветер дул в мою сторону, доносил вкусный запах дыма и пищи.

Пока я вёл наблюдение, на заснеженный лес и крыши домов стремительно опускалась темнота. Но она не мешала собирать информацию. Приглушённое ржание… лай собак… незнакомцы создавали впечатление хорошо организованного отряда. Ощупывая взглядом дворы, я нашёл широкие сани с находящейся там же упряжью.

Некоторые люди в посёлке напоминали горцев, выделялись крупными фигурами и мехами в одежде. Но расстояние было слишком велико чтобы я мог убедиться наверняка.

Ветер набирал обороты, а с наступлением ночи, с неба посыпалась снежная крупа. Я не мог развести костер, не выдав себя при этом, и решил уйти.

Лишние схватки мне были не к чему, а в благие намеренья незнакомых людей я не верил.

Надеясь, что снегопад за ночь скроет мои следы, я двинулся в обход посёлка. Но кое-чего не учёл — ветер сменился, а нюх у собак оказался что надо.

Сначала я не придал лаю значения. Псы и раньше лаяли, но я шаг за шагом разрывал расстояние, а лай приближался. Оглянувшись, я увидел огни факелов среди деревьев и припустил вперёд.

Следовало найти место для схватки.

Вместе с лаем доносились гортанные голоса, незнакомцы натолкнулись на мои следы и не жалея сил быстро нагоняли. Я же к этому моменту порядком утомился, ноги были загружены и требовали отдыха.

В какой-то миг я понял, что бежать нет смысла. Их много, в темноте они не видят, не зря же прихватили факелы. Ночь это моё время, просто они об этом ещё не знают.

Раньше я бы непременно постарался выяснить, что им нужно. Не атаковал бы сразу, опасаясь допустить ошибку и погубить людей. Но то раньше, а сейчас мне было на них плевать, они пошли за мной и поэтому умрут.

Сняв с себя рюкзак, я бросил его в снег у корней массивного дерева и рубанул по коре клинком, оставляя приметный след. Лишний вес в ближайшее время мне не понадобится. Туда же, отправились снегоступы.

Прижавшись спиной к древесному стволу, я упёр меч в землю, опустил обе руки на навершие и, прикрыв глаза, стал ждать.

Шаткие ступени прогнившего и промороженного крыльца даже не пискнули под легконогим Хасаки. Стук раздался неожиданно и заставил сидящего за столом южанина нахмуриться. Вздрогнула рабыня в тени. Тихонько, чтобы не вызвать недовольства забилась поглубже в угол.

Кроме них двоих в избе был только телохранитель, один из бездушных. Он не повёл даже бровью, сидел напротив печи загипнотизированный горящим за решёткой пламенем. Пламя искрило, отражалось на его лице бликами и высвечивая рунную татуировку на щеке.

— Кто?!

Вопрос был задан для порядка. Чужаков за дверью нет, иначе бы бездушный не сидел сиднем. Человек за столом с хрустом выломал из сустава ногу запечённой лесной птицы, и принялся её объедать, не обращая внимания на стекающий по пальцам жир.

— Хасаки, старший брат!

Ответ более чем удовлетворил южанина, и он буркнул в ответ:

— Заходи.

Хасаки услышал.

Скрипнула тяжёлая, покрытая инеем дверь. Холод рванулся в помещение. Словно ласковый кот потёрся об ноги людей, шевельнул волосы рабыни и исчез, стоило дверям закрыться.

Псарь замер перешагнув порог, и проговорил:

— Собаки волнуются брат.

— И что с того? Они вечно волнуются.

Тот, кого псарь называл «старшим братом» носил имя Ирда. Он был сильным и жестоким человеком. Обеспечивал сопровождение одному из мастеров боли. Все люди в этом отряде служили его семье, а та в свою очередь — песчаному трону.

Хасаки ответил с осторожностью, зная нрав своего «брата»:

— Это так, но в этот раз они заволновались со сменой ветра.

Ирда сделал вид, что происходящее его мало волнует. Облизал жир с пальцев и сказал:

— Если ловчим, не сидится в тепле, пусть берут беспокойных собак и топчут снег, мне не жалко.

Псарь Хасаки поклонился и вышел вон. На улице его ждали.

Через несколько минут шестеро южан взяв с собой пару гончих псов, покинули лагерь. Ирда вышел на высокое крыльцо с чашей горячего наваристого бульона и, прихлёбывая его, следил за огнями, что удалялись от посёлка.

Гончие не волнуются просто так. Этих собак специально выводят ради охоты и загона беглых рабов. Если бы они почуяли нелюдя, то подняли бы больше шума. Когда чуют опасность, скулят и трутся об сапоги. Но в этот раз они чуяли людей, а это значит, что рядом появились чужаки.