Второй шанс - Юрий Иванович

Глава 19

Забористое лекарство

Домой ехали каждый на своём транспорте. Причём помолодевшая Прасковья позволяла себе лихачить, несясь вдоль шоссе на кроссовом мотоцикле далеко впереди напарника. А на лесном участке дороги всё норовила оторваться. Только Кох сразу предупредил, что заблудится на запутанных тропинках и быстро там мчаться не собирается. Пришлось местной жительнице тащиться медленно, часто оглядываясь, а то и останавливаясь после пяти-шести поворотов тропы.

Когда они уже оказались возле дома, высказала всё, что у неё накипело:

– Тебе только ишаком управлять! Но обязательно в шлеме – чтобы не разбился!

Академик тоже не стал молчать:

– А я жутко теперь жалею, что согласился на покупку этого гоночного костолома. Зачем, спрашивается, я тебя омолаживал, если ты не сегодня так завтра себе голову свернёшь? Ведёшь себя как глупая взбалмошная девчонка двенадцати лет!

– На себя посмотри… пацан!

Тем не менее оба первым делом уставились на дорогу из села к усадьбе. За день их отсутствия она радикально изменилась. На ней и вокруг интенсивно поработали скрепером, бульдозером и даже экскаватором. Старые отводные каналы были расчищены, как положено углублены, и привычных луж не осталось. Сам профиль дороги оказался выведен как полагается, и почва на полотне укатана и утрамбована. Если завтра поверх насыплют песочку да гравия, то дорогой можно будет пользоваться ближайшие полтора десятка лет без капитального ремонта.

Это сильно озадачило Александра.

– Кажется, ты перестаралась с воздействием на участкового. Не верю, что он до такой степени возжелал сыра по старинным семейным рецептам.

Цаглиман, вышедший к воротам на шум моторов, тоже пожаловался:

– Раз десять этот неугомонный Горбушин заглядывал, работать мне мешал. Видимо, старый хрыч совсем берега попутал, всё какую-то Ляльку выспрашивал… И вообще, надо нам срочно пару собак сторожевых заводить, потому что вскоре здесь проходной двор будет, а не тупиковая непролазная улица.

Сама Прасковья смотрела на подправленную дорогу с большим сомнением.

– В самом деле, теперь к лесу все кому не лень попрутся. И ведь шлагбаум не поставишь!.. Начнут со сбора хвороста, а там и за деревья примутся…

– Ничего, – с грустным видом утешал академик напарницу. – Ты теперь не старая клюшка, да и бегать к участковому не придётся, телефон имеешь. Достаточно одного звонка, и облава на вертолётах всех дровосеков распугает.

Костя-Боря же оказался самым переживающим о работе.

– Хватит вам на новую дорогу пялиться, как овцы на синее море! Уже почти стемнело, скоро народ повалит с вечерним молоком, а я и так весь день не присел ни разу.

Цаглиман вроде напрямую и не требовал, но явно намекал на помощь. Пришлось пошевеливаться.

Вначале в сарай определили стальных коней, потом покупки разобрали и по полкам разложили. Тогда и выяснилось, кто на что учился, потому что Кох распорядился жёстко и однозначно:

– Ляля, помогай Константину! А мне придётся повозиться с лекарствами. Если освобожусь раньше, подойду.

Он подался в оборудованный в малой комнатке кабинет. Цаглиман не обиделся, а вот Козырева не удержалась от ворчания вслед ушедшему:

– Тоже мне… директор главка! – но сама послушно двинулась в сторону производственного сарая. – Рабовладелец! Все соки из нас готов выдавить ради прибыли!

– Ой, Лялька! – многозначительно заулыбался парень. – Сама бы помалкивала по поводу вытянутых соков.

– Че-го-о?! Что-то не нравится?!

В небольшой каморке при сарае она стала переодеваться в рабочую одежду.

– Так я тебе устрою!..

– Устрой! – тут же прижался к ней сзади Борис. – Здесь! И немедленно! А то я весь день сам не свой хожу…

При этом он бурно и страстно обнимал женщину, попутно срывая с неё остатки одежды. Прасковья сделала вялую попытку остановить партнёра, но всё естество преобразованной нимфоманки заглушило здравые рассуждения отложить удовольствие на потом. Тем более что время до прихода поставщиков молока ещё имелось. А что к тому моменту не будут освобождены котлы… Так то ничего, даст бог и потом успеется.

Александр Свиридович как раз и работал над устранением этой проблемы. Не то чтобы он устал после первых дней бурного и частого секса или его что-то не устраивало в создавшейся компании. Наоборот, ему это нравилось, сильно хотелось, и аналитический склад ума истинного учёного только приветствовал подобные развлечения для молодого организма. Только вот нимфомания у женщины – это всё-таки болезнь, которую надо если не излечивать полностью, то хотя бы научиться её контролировать большую часть суток. Тот же участковый позволит себе поплотней прижать Прасковью, и всё! Она сама с него не слезет, пока он ещё сможет двигаться. А когда не сможет, то это уже в его возрасте – инфаркт или инсульт. Или, иначе говоря, карачун полный.

О других мужчинах, которые встретятся на пути Ларисы Фёдоровны, тоже лучше не упоминать. Несмотря на её полную уверенность в манипулировании любым самцом, кое-кто может на момент поддаться инстинктивному порыву, и тогда секс состоится вне зависимости от места, далеко не уединённого. Да и репутация в глазах нового партнёра может претерпеть кардинальные изменения. После этого осложнения для Козыревой, а также её ближайшего окружения – гарантированы.

Благо, что как геронтолог и врач с очень широкими познаниями в медицине академик мог собрать нужное лекарство из разных составляющих буквально «на коленке». Не прошло и полутора часов, как у него уже имелись разные препараты в разных дозах. После чего, не откладывая в долгий ящик, приступил к испытаниям лекарства на самом себе. Тем более что к тому моменту стремление к сексу и у него казалось почти непреодолимым. Омоложение в репродуктивную особь постоянно давало о себе знать.

Принял, засек время, всё записал в журнале исследований и приступил к наблюдениям. Острое желание стало мягким уже через десять минут. Затем и оно стало подменяться просто жгучей необходимостью что-то делать, активно двигаться, а то и просто мчаться куда угодно, не разбирая дороги.

«Однако! – размышлял ученый с некоторым недоумением. – Что это у меня за успокоительное такое получилось? Или оно просто преобразует одно желание в другое? Или, что скорее всего, виновато омолодившееся тело? Тем более уже два… нет, даже три раза подвергшееся воздействию дарканы! Как бы мне с этими омоложениями да встречной корреляцией возраста в монстра не превратиться…»

Опасения имели под собой все основания. Потому что тело вдруг стало ощущаться чужим и непослушным. Ведущиеся записи в тетради стали корявыми, рваными, почти нечитаемыми. В голове стали раздаваться какие-то шумы и даже голоса. Перед глазами мелькать начали какие-то образы, лица и видения.

«Эко меня припекло! – всё больше переживал академик, стараясь записать каждое новое ощущение или галлюцинацию. – И напарники не в курсе… а мой почерк вряд ли разберут… Надо бы их предупредить… А как? Препарат будет действовать ещё не меньше шести часов…»

Глянул на часы: уже больше часа его колбасит. Значит, ещё пять осталось. А состояние приближалось к полному обмороку. Если его найдут в таком виде, могут, не заглядывая в записи, затеять переполох, позвонить в «Скорую», вызвать участкового с машиной, а то отвезти в больницу. Они-то ведь не в курсе, что это временная реакция организма на принятый препарат.

Так что, когда наступило частичное просветление, Александр на вырванном листке написал крупными буквами: «Меня не кантовать! Просто уложить и оставить в покое на сутки!» Затем зажал лист в руке и на полусогнутых ногах рванул к производственному сараю. Даже добежал и сообразить успел, что носильщики молока недавно разошлись, а соратники в поте лица работают на сыродельне.

Ещё попытался что-то крикнуть, но не получилось. Прохрипел нечто нечленораздельное да и рухнул на пол. Хорошо хоть руку с бумажкой не разжал, вытягивая перед собой. Зато галлюцинации захлестнули полностью, ввергая сознание в совсем иную среду.

Естественно, Прасковья и Борис переполошились. Прибежал весь красный, упал да ещё и дергался в судорогах, словно эпилептик. Хорошо хоть лист, им адресованный, сразу увидали и прочли, но даже тогда сильно сомневались, не позвать ли на помощь. Однако всё-таки взяли себя в руки, оттащили Коха на кровать, раздели, одеялом накрыли и часа два после этого по очереди наблюдали. Убедившись, что он дышит нормально, температуры нет, судороги не наблюдаются, успокоились. Доделали все свои дела и легли спать.

А утром, ни свет ни заря, вновь нависли над Александром. Тот, словно ждал этого момента, открыл глаза и выглядел при этом удивлённым.

– Мм?!. Я где?.. Это вы? – узнав и осмотревшись, облегчённо выдохнул: – Вот это меня шибануло!

– Что за гадость ты себе сотворил? – сразу приступила Козырева к расспросам.