Грех и чувствительность - Сюзанна Энок

Маркиз пожал плечами.

— Я делал то, что должен был делать. А теперь я делаю то, что хочу.

— Итак, сегодняшнее игнорирование тобой правил — это твое собственное восстание, точно также как Себастьян говорит, что я…

— Это не восстание, — категорично заявил Валентин, резко останавливая экипаж.

— Деверилл, что…

Он сделал знак своему груму подойти к лошадям и спрыгнул на землю.

— Прогуляйся со мной.

— Но…

Валентин обошел вокруг экипажа, подойдя к ней, пока Элинор пыталась сообразить, что он замышляет. Этот мужчина знал правила, но маркиз Деверилл регулярно игнорировал их. А если она еще и рассердила его…

Он протянул ей руку.

— Я собираюсь пройтись. Ты можешь остаться здесь, если пожелаешь.

Элинор не сомневалась, что он оставит ее сидеть здесь, пока сам пойдет прочь, чтобы встретиться с той или иной женщиной. Элинор встала и положила свои руки на его предплечья. В один быстрый, сбивший дыхание миг, Валентин положил руки ей на талию и спустил на землю.

Позади них Хелен начала менее грациозно спускаться вниз, но Деверилл ткнул в нее пальцем.

— Ты подождешь здесь.

Хелен снова уселась на свое место.

Все очень быстро и непредсказуемо начало выходить из-под контроля. Элинор положила руки на бедра.

— Не приказывай моей горничной.

Маркиз наклонился ближе, сложив руки на груди.

— Ты беспокоишься из-за приличий или из-за скандала?

— Из-за скандала, — быстро ответила она.

— Тогда не беспокойся, — пренебрежительно произнес Деверилл, предложив ей свою руку. — Мы вернемся через мгновение, просто совершим короткую прогулку по очень людному парку.

Они направились к близлежащему пруду, повернув, чтобы пойти по дорожке, которая тянулась параллельно заросшему тростником берегу. Некоторое время Элинор молча шла рядом с маркизом, пытаясь понять выражение его лица. Если он пытался напомнить ей о том, как… беспомощно она чувствовала себя в компании Стивена, то он добился умеренного успеха. Валентин не держал ее здесь против воли, и не опаивал ее, и не увозил ее туда, откуда она не сможет найти дорогу домой, но, тем не менее, Элинор была практически наедине с мужчиной, который изо всех сил постарался, чтобы заслужить свою дурную репутацию. И к тому же он уже знал один ее секрет.

— Ты же знаешь, я не боюсь тебя, — выпалила она.

Валентин бросил на нее косой взгляд.

— Я не пытаюсь напугать тебя.

— Я имела в виду, если ты пытаешься запугать меня тем, что не сообщаешь, куда мы идем, или что планируешь, то это не сработает. Рот Деверилла изогнулся в быстрой улыбке.

— Я могу изменить твое мнение за одно мгновение, — прошептал он.

О Господи! Замечательно, теперь она провоцирует распутника сделать что-то, о чем без сомнения пожалеет.

— Я…

— Нам с тобой нужно поговорить, Элинор. Без верных слуг или кого-то еще, кто может подслушать.

Она сглотнула.

— Я слушаю.

— Чего ты хочешь? На самом деле хочешь? И будь добра, скажи мне правду.

Так он догадался. Он осознал, что все, о чем она догадывалась в ту ночь, когда писала свою декларацию, непременно изменится. Что именно ей было нужно и как этого достичь, у нее не было ни малейшего понятия.

— Обещай, что ты не станешь смеяться.

Он покачал головой.

— Я не даю обещаний.

— Отлично, — девушка убрала руку и зашагала вперед по дорожке. — Я не знаю.

— Я так не думаю.

— Но именно поэтому я попросила тебя о помощи, Деверилл. У тебя по сравнению со мной, значительно больше опыта в… во всем.

Он догнал ее, но не предложил свою руку снова.

— Ты не можешь желать перестроить свою жизнь по схеме моей жизни, так что я не могу догадаться, что именно ты от меня хочешь.

— Но я хочу построить свою жизнь по примеру твоей. Во всяком случае, часть жизни.

Деверилл фыркнул.

— Какую именно часть? Тот раздел, в котором я завожу романы с замужними женщинами, потому что у них есть та степень опыта и непостоянства, которыми я наслаждаюсь? Или тот кусочек, где я не являюсь на встречи с друзьями, когда что-то более занимательное встречается на моем пути? Или заключение пари? Или попойки?

Она несколько мгновений смотрела на него в изумленном молчании.

— Это не то, что ты есть.

— Но, это так.

Элинор остановилась, проводя рукой по стене тростника и отчаянно желая, чтобы она достаточно хорошо знала настоящего Валентина Корбетта, чтобы ее слова прозвучали более уверенно.

— Ну, возможно, но это не все, что есть в тебе.

Он прищурил глаза, остановившись в нескольких футах от нее.

— В самом деле? Тогда, пожалуйста, расскажи мне о моем характере, видимо, я ввожу себя в заблуждение.

— Не забывай, что ты спас меня той ночью. И ты очень разозлился из-за поведения Стивена. Мои воспоминания могут быть немного смутными, но это я помню. И ты доставил меня домой в целости и сохранности, и не попытался воспользоваться преимуществом.

— Моя дорогая, одно доброе дело за всю жизнь не делает из меня героя. Но речь идет не о моих дурных привычках, а о том, что ты собираешься выработать эти привычки у себя.

— Я не хочу иметь никаких дурных привычек.

— Тогда скажи, умоляю тебя, что я делаю здесь? — спросил он более громким голосом.

Как Элинор могла объяснить, что тот человек, каким он описал себя, был не обязательно тем человеком, которого она видела? Да, у него были отвратительные наклонности, и он первым признавал это. Но у Валентина было и несколько замечательных качеств, помимо очевидного остроумия и интеллекта. И честности. Она никогда не слышала, чтобы он лгал, даже для того, чтобы защитить свои собственные интересы. Это случалось только тогда, когда он защищал ее.

— Ты мне нравишься, — ответила она.

Деверилл моргнул.

— Прошу прощения?

— Ты сказал, что я тебе нравлюсь, а ты нравишься мне. Мне нравится, что ты не пытаешься поставить себя выше всех, потому что у тебя есть титул и древнее, уважаемое имя. Ты тот, кто ты есть. Ты не меняешь свой внешний вид ради чьего-то удовольствия или комфорта, но, тем не менее, ты можешь быть очаровательным и добрым, если этого захочешь.

— Рискну показаться сентиментальным, но мне кажется, что ты описываешь себя. Если это то, что ты ищешь, то ты это уже нашла.

— Нет, — ответила Элинор, пытаясь не отвлекаться на неожиданный комплимент, — это то, что мне нравится в тебе. Чего я хочу, так это того, как ты живешь.

— Как…

— Не так, как ты описал это, но эту… свободу. Тебе не нужно разговаривать о погоде, или танцевать с кем-то, потому что он богат и титулован, и не нуждается в тебе, или не танцевать — и даже не беседовать — с теми, у кого нет титула, и кто нуждается в тебе. Тебе не нужно взвешивать каждое свое слово даже когда разговариваешь с друзьями, из опасения, что ты можешь нанести ущерб восьмисотлетнему превосходству и высокомерию Гриффинов. — Она сделала вдох, от разочарования ее голос звучал выше обычного. — Мне нужно все это, и остальное, что в промежутках между ними.