Анифа. Пленница Севера (СИ) - Деметра Фрост

Но Далия, не услышав голоса своей матери и полностью отдавшись своей ярости, уже выхватила из голенища сапога свой ножичек и бросилась на мальчишку, явно не ожидавшего такой бурной реакции. Он просто случайно порвал рукав ее короткой верхней туники и не увидел в том ничего страшного. Они же просто играли!

Мальчишка ловко ускользнул от выпада Далии, и кто-то рядом испуганно вскрикнул, отшатываясь — девочка едва не попала по случайному зрителю.

— Да что ты творишь?! — в гневе закричала Анифа, бросаясь к дочери, — Далия! Прекрати!

Но, грубо выругавшись, девочка снова бросилась на своего, как ей казалось, врага. И ладно бы она шла в рукопашную! Далия была вооружена и ослеплена своими эмоциями, что в последние дни происходило довольно часто. И если ранее Анифа была терпелива и заботливо переводила ее внимание на что-нибудь другое, тем самым успокаивая, то сейчас, пребывая в невероятном раздражении, она бесстрашно подскочила к дочери и крепко перехватила ее руку с зажатым в ладони ножом. Девочка дернулась, проорала что-то грязное и оскорбительное, и Анифа, не удержавшись, отвесила ей звонкую оплеуху.

В шуме залы, конечно, этот шлепок большинством остался незамеченным. Но те, кто стал свидетелем этой совершенно необычной ситуации, ошарашенно вытаращили свои глаза. Анифа никогда не поднимала руку ни на одного из своих детей. Никогда не повышала голос. И никогда не выглядела столь разъяренной.

Однако Далия тоже оказалась шокирована. Выронив клинок, она прижала свободную ладонь к месту удара и неверяще уставилась на мать. А Анифа, поняв, что совершила, мгновенно побледнела и рассеянно отпустила руку дочери.

— Стерва! — с ненавистью выплюнула девочка за секунду до того, как из ее глаз брызнули мощный поток горьких слез, — Сука! Ненавижу тебя!

Взвыв зверем, девочка бросилась прочь — на выход.

— Далия! — отчаянно вскричала Анифа, кинувшись за ней следом, но ее неожиданно кто-то остановил, — Далия!

Женщина рвалась и брыкалась в сковывающих ее руках, бесконечно множество раз повторяя имя своей дочери, и не заметила, как расплакалась сама.

— Отпустите! Отпустите! — заверещала она, в ужасе замечая, что ее куда-то несут.

Этим “кто-то” оказался Свен.

Извернувшись и опознав его, Анифа с еще большей яростью стала извиваться в его руках и даже несколько раз пнула по ноге. Мужчина зло ругнулся. Но захват не ослабил.

— Отпусти меня, чертово отродье! — с новыми силами завопила Анифа, — Это из-за тебя! Из-за тебя! Это ты подарил ей этот проклятый нож, и она возомнила о себе невесть что!

— Уймись, женщина! — прикрикнул в ярости щурящийся мужчина, тряхнув ее, — Это здесь не при чем!

— Я накричала на Далию! Я ударила собственную дочь! — продолжила вырываться и кричать Анифа. — Из-за тебя!

Очередная встряска ее тела ни к чему не привела, и Свен, швырнув ее на уже знакомые мешки с зерном, прижал ее к ним собственным телом.

Слезы душили женщины, но она все кричала и кричала, не помня себя и совершенно не понимая, что с ней происходит.

Но Свен держал ее и лишь сквозь зубы ругался, когда гибкая женщина все-таки попадала по нему не самым сильными, но все равно вполне ощутимыми ипо его ногам или боку.

И лишь спустя бесконечное, казалось, количество минут она, наконец-то обмякнув в его руках, горько расплакалась. Только тогда мужчина, крепко обняв ее и прижав к своей груди, стал убаюкивать ее и тихонько шептать какие-то бессвязные слова успокоения.

— Далия всего лишь девочка. Маленькая неразумная девочка, которая уже считает себя великой воительницей, не прощающей обиды, даже самые маленькие и незначительные… Успокойся, моя маленькая Анифа… Успокойся, нежное дитя… Твоя дочь простит тебя, как и все остальные, увидевшие вместо трепетной девы яростную валькирию… Дай ей время разобраться в себе и она поймет, что ты не хотела ничего плохого. Анифа… Сладкая моя… Любимая…

… И вот Анифа уже сама вцепилась в мужские плечи над ней. И не отшатнулась, когда горячие, пахнущие алкоголем губы сначала рассеянно, а потом уверенно прикоснулись к ее лицу, покрывая поцелуями лоб, щеки и губы женщины. Она подалась навстречу и ласкам, когда Свен стал гладить и нежить ее все еще подрагивающее после истерики тело. И раздвинула ноги, когда мужчина, взявшись за подол ее платья, поднял его вверх.

С ее стороны это был странный и отчаянный порыв, обусловленный расстроенными чувствами и злостью. Ей было необходимо в этот момент что-то сильное и властное, что-то понятное и глубоко инстинктивное.

И Свен мог дать ей это. Мог своими ласками и движения обратить ее отчаянную тоску во что-то приятное и расслабляющее.

Конечно, потом ей будет стыдно…

Стыдно от того, что снова позволила затянуть себя в порочный омут.

И когда?!

Когда ее дочь, ее плоть и кровь, отрада ее глаз и сердца, где-то, возможно, горько плачет, несправедливо обиженная своей собственной матерью.

А что сама Анифа?! Предается плотским утехам в тесной кладовой! На пыльных мешках с зерном! С мужчиной, который только что беззаботно веселился с двумя легкомысленными девочками!

Стыд действительно пришел. Но позже…

А пока женщина наслаждалась ласками Свена… И находила в них утешение и успокоение…

***

Анифа нашла свою дочь в тот же вечер, оставив, как когда-то, Свена за своей спиной в кладовой. Тот порывался пойти с ней, чтобы помочь, но женщина, неловко клюнув губами в мужскую щеку, попросила его не делать этого.

Это было ее с дочерью дело. Мужчине при этом присутствовать было не обязательно. Да и не кстати.

Но она была благодарна ему за специфическую, но поддержку. Она и так наворотила всего. Но об этом она будет думать потом…

Далия была на окраине крепости — там, где обычно тренировались женщины-воины. Там, встав напротив мишеней, не обращая внимания на холод и наверняка заиндевевшие от холода пальцы, она выпускала пар, стреляя из лука. Не особенно метко — множество стрел не только попали далеко от центра круглых деревяшек, но и усеивали снег вокруг. Далия определенно была расстроена и пребывала в замешательстве.

Несколько минут Анифа просто простояла за ее спиной, с горечью разглядывая свою девочку. Ее сердце сжималось из-за боли, что она причинила той, и чувствовала себя очень виноватой. И, наверное, впервые не могла найти хотя бы каких-нибудь слов, чтобы начать с ней разговор.

Далия же, почувствовав, что уже не одна, резко обернулась, направив очередную, но так что не выпущенную стрелу в сторону матери. И, наклонив голову, прищурилась, будто серьезно прицеливаясь.

— Я повела себя неправильно, — сделав шаг