Тайный узел - Евгений Евгеньевич Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весной прошлого года, во время допроса одного из членов «банды разведчика», а именно Константина Степановича Жихарева, известного в банде под кличкой Костян, на Гринделя было совершено настоящее нападение. Жихарев был самый молодой из бандитов, совсем мальчишка, поэтому Валдис Давидович допрашивал его без охраны. Поначалу Жихарев вел себя смирно, казался подавленным признанием главаря шайки Жорки Долгого, о чем с удовольствием сообщил ему следователь прокуратуры Гриндель. Но после того как Валдис Давидович предложил Костяну поведать всю правду про преступную деятельность банды («Уж коли главарь ваш дал признательные показания, то вам, Константин, совсем нет никакого резона запираться», — примерно такими словами попытался вразумить преступника Гриндель), тот словно взорвался. Показав следователю неприличный жест, Костян плюнул ему в лицо, после чего с кулаками бросился через стол на Гринделя. От неожиданности Валдис Давидович пропустил сильный удар в лицо. Синяк под глазом не сходил без малого две недели, меняя цвет от ярко-синего до желтого. Самое неприятное в этой истории было то, что ему постоянно приходилось объяснять, где он получил такой качественный синяк. Конечно, Гриндель немедленно позвал дежурившего за дверью конвойного, и тот, ворвавшись в допросную, тотчас утихомирил молодого преступника.
— Выбирайте выражения, гражданин Силин, — начальническим тоном заметил Валдис Давидович. — Вы находитесь в республиканской прокуратуре и не по собственной воле. Вы — подследственный.
— И что с того? — с той же опасной искоркой в глазах возразил Анатолий. — Это дает вам право разную хреновину высказывать? А потом эту хреновину выдавать за правду и подкреплять советскими законами? Ваше право арестовывать ни в чем не повинных людей? Это у вас называется проведением следственных действий? А вы сами не боитесь серьезных последствий из-за своего произвола?
Сказанные Силиным слова были произнесены твердо, безо всякого колебания.
Валдис Давидович едва сдержался, чтобы не разразиться праведным гневом и не поставить зарвавшегося молодого человека на место. Так вести себя с республиканским прокурором мог или конченый идиот, или… тот, кто имеет за собой крепкие тылы.
Валдис Давидович нахмурился: «Слишком много воли в последние годы дали фронтовикам. Ничего не боятся! Нужно дать ему понять, что разговор в прокуратуре — это не танковая атака, в силовых ведомствах так себя не ведут!»
А может, этот Силин и в самом деле контуженый — среди фронтовиков таких немало, — вот и не отдает себе отчет, что говорит.
Прошла долгая минута, прежде чем Валдис Давидович сумел овладеть собой. Следовало вести себя хладнокровнее, не придавать сказанному значения, именно так поступают грамотные и опытные следователи.
— И как мне расценивать ваши слова? Вызовом республиканской прокуратуре?
— А вы свои слова с республиканской прокуратурой не путайте, — столь же уверенно произнес Анатолий Силин. — Или вы думаете, я дрогну под вашим строгим взглядом, прощения просить буду? Я фрицев не боялся, а уж таких, как вы, тем более не стану.
— Я говорю только то, на что имею веские основания, — строгим тоном произнес Валдис Давидович. — В том числе имеются серьезные основания для подозрения вас в убийстве гражданина Печорского.
— Да какой, скажите на милость, у меня был интерес его убивать? — с язвительной интонацией обратился Силин к старшему следователю.
— Вы имеете в виду, какой у вас имелся мотив? — подсказал допрашиваемому Гриндель.
— Да, так вроде это называется, — хмыкнул Силин.
— Пожалуйста, я вам охотно растолкую. Мотив у вас имелся, и весьма весомый, — тоном, не допускающим сомнения, произнес Гриндель. — Вы давно влюблены в молодую женщину, красивую, желанную, — последнее слово Валдис Давидович произнес не без труда. Вспомнив из своей жизни нечто личное, что до сих пор саднило душу. — Эту женщину зовут Нина Печорская. Поначалу она вас попросту не замечала, ведь вы были моложе ее, а девушки обычно не воспринимают серьезно парней, которые моложе их. Вы любили ее на расстоянии, не смея признаться в своих чувствах. Потом грянула война, впереди вас ожидала долгая разлука. И когда вы снова встретились после войны, она — ваша любовь — принадлежала уже другому мужчине, на много лет старше ее. Когда вы стали с ней встречаться, Печорский, вероятно, узнал об этом, несмотря на все меры конспирации, предпринимаемые ею и вами. И его отношение к супруге коренным образом изменилось. Он сделался раздражительным, скупым, без оснований придирался к жене. Однако у него не хватало духа, чтобы вычеркнуть Нину Александровну, которую он продолжал любить, из своей жизни. Он даже не намекал ей на развод. Вскоре вы осознали, что Модест Печорский сделался единственной вашей преградой к обладанию желанной женщиной. И еще имеется одно важное обстоятельство, — со значением промолвил Гриндель, — Печорский являлся отнюдь не мелким коммерсантом. Он имел два продуктовых магазина и приносивший немалую прибыль ресторан при гостинице и получал от своих заведений приличный доход. При устранении Печорского все эти предприятия могли стать собственностью Нины Александровны. А значит, и вашей тоже, ведь вы наверняка были намерены жениться на ней. Вот вам и мотив, — подытожил Гриндель и с интересом посмотрел на Силина. — Эту единственную преграду — Модеста Печорского, — стоящую между вами и Ниной Александровной, вы решили устранить тридцать первого декабря прошлого года. С этой целью Нина Печорская пригласила вас к себе домой, где вечером все и произошло. Вы сначала задушили несчастного Печорского бельевой веревкой, накинувшись на него сзади, а затем на этой же веревке и повесили его на двери, имитируя самоубийство. Для пущей убедительности добровольного ухода из жизни Печорского, — строго свел брови к переносице старший следователь, — вы написали предсмертную записку, имитируя почерк жертвы, после чего покинули квартиру. А Нина Александровна, дождавшись обговоренного вами с ней времени, подняла крик на весь подъезд. Якобы она очень перепугалась, когда, вернувшись домой, обнаружила в квартире труп мужа, уже начавший коченеть. — Валдис Давидович немного помолчал. — С этим эпизодом убийства мне все ясно. Меня волнует другой вопрос… Кто был инициатором состоявшегося убийства, произошедшего тридцать первого декабря примерно в семь часов вечера, — вы или все-таки ваша любовница? Я все более склоняюсь к тому, что это была она…
— Вы большой сказочник… товарищ прокурор. Забыл вашу фамилию. Помню, что какая-то корявая и трудно произносимая. Как же мне надоело слушать ваш бред, вы не
