Милый дом - Тилли Коул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роум тихо выдохнул позади меня, и от его теплого дыхания волоски на моей шее встали дыбом.
– Дерьмо, детка. Я не думал… Мне очень жаль.
Сила его сострадания позволила мне впервые в жизни поговорить с кем-то о мрачности того времени.
– Я не знала, как справиться с тем, что сделал отец. Я понимаю, что он не мог жить без моей матери, но ведь у него была я. Он был нужен мне. Почему у него не получилось найти в себе силы ради меня? Или ради бабушки? В своем предсмертном письме он написал, что однажды я его пойму, но я по-прежнему не могу представить, как отец может оставить свою дочь совсем одну на белом свете.
Я чувствовала, как во мне нарастает раздражение, горечь сочится от каждого воспоминания.
Роум оставался моей надежной, молчаливой опорой.
– Спасительной благодатью всей этой хреновой ситуации, полагаю, стало то, что я всегда была умной. В семь лет мой преподаватель предложила мне пройти тест в «Менса»[3]. Сдав его, выяснилось, что у меня аномально высокий IQ, поэтому со всем я справлялась единственным доступным мне способом отвлечения – училась и набиралась знаний. Я стала одержимой религией и философией, пытаясь выискать причину смерти моего отца и понять, почему плохие вещи случаются с хорошими людьми. Но ответа на то, что искала, я так и не получила. Потом, когда я уже начинала привыкать к своей жизни, у бабушки обнаружили рак, и в течение трех длинных месяцев я ухаживала за ней. Она слабела день ото дня, и в итоге угасла у меня на руках. Только она и я были в нашем маленьком доме. Так у меня никого не осталось.
Я глубоко вздохнула и стала смотреть, как птицы возвращаются в свои гнезда возле ручья, чтобы устроиться на ночь.
– Что потом? – подстегнул Ромео.
– После ее смерти меня определили в семью. К счастью, опекуны проживали недалеко от моего дома. Они не были особо ласковы и явно взяли меня из корыстных побуждений, но полагаю, хватало и того, что у них было безопасно. Мне было трудно справляться с тяготами жизни, поэтому я дистанцировалась от всех, не желая больше страдать. Мне было одиноко, но я… продолжала двигаться дальше. Опять же меня поддерживала учеба. Я поняла, что это мой билет, чтобы уехать из приемного дома и всех воспоминаний, которые преследовали меня в родном городе. Мне просто хотелось сбежать.
Ромео нежно поцеловал меня в оголенное плечо.
– В семнадцать я досрочно сдала экзамены и поступила в университет. Мне предложили продвинутый курс в Оксфорде. Получив диплом, я приехала сюда. Докторскую степень отправлюсь получать еще куда-нибудь.
– Значит, ты всегда сбегаешь? – резко выдохнул Роум.
Я напряглась и попыталась отодвинуться, чтобы не слышать, как назвали мою жизненную стратегию. Ромео лишь крепче обнял меня.
– Не сопротивляйся. Ответь на вопрос.
– Ты даже не представляешь, какой была моя жизнь! Не тебе судить!
Его голос упал до повелительно низкой октавы.
– Я тебя не осуждаю. Но ведь ты бежишь от своих проблем, так ведь?
– И что с того? У меня нет дома, нет семьи. Почему бы и нет?
– Возможно, так оно и было, но теперь у тебя есть люди, которые заботятся о тебе, по-настоящему заботятся. Я не позволю тебе убегать от меня.
Слезы застилали мои глаза. Слова Ромео настолько утешали, что мне хотелось ему поверить.
– Я не позволю тебе покинуть меня, – сурово повторил он.
Что-то внутри меня надломилось, и я заплакала, зарыдала впервые за много лет, закрыв лицо руками. Ромео гладил меня по волосам, отказываясь выпускать из своих объятий, потому что именно этим он и был – моей безопасностью… моим миром.
Когда все мои слезы были пролиты, он спросил:
– Почему ты бежала из Оксфорда?
Я пораженно вздохнула, решив быть честной.
– Оливер хотел большего. Он остался получать степень доктора философии и хотел продолжить наши отношения. Я – нет… он ничего не знал обо мне. Я никогда ему не рассказывала.
После того как мы переспали, я поняла, что больше не могу. Я думала, что близость с ним поможет нам сродниться, что это разрушит мои стены. Но я ощущала лишь удушающее разочарование. Мне казалось, что я не способна подпустить к себе другого человека. В результате я психанула. И сбежала. Вот так просто. Он проснулся, а меня уже не было. С тех пор связь я с ним не поддерживала.
Темнело. Стрекотание сверчков становилось все громче и громче. На кристально чистом небе начинали мерцать звезды.
– Так было до тебя. Я сблизилась с тобой. Впустила. Может быть, я не так морально надломлена, как думала?
Я услышала, как он громко сглотнул.
– Ты не единственная, кому хочется сбежать в тяжелые времена, детка, но с этого момента я не позволю тебе совершить очередной побег, если только меня не будет рядом.
Я повернулась к нему, и он нежно коснулся моих губ. Когда мы оторвались друг от друга, я обхватила ладонями его щеки и попросила:
– Расскажи мне о себе.
Взгляд Ромео стал холодным, он пожал плечами и отвел глаза. Его застывшее тело кричало о молчаливом отказе.
Внезапно подул прохладный вечерний ветерок, и по моим оголенным рукам и ногам побежали мурашки.
– Нам пора, – заметил Ромео.
Я крепче прижала его к себе.
– Я пока не хочу уезжать. Я хочу узнать что-нибудь о тебе.
От растерянности Ромео наклонил голову.
– Я тоже не хочу расставаться. Но уже поздно, да и тебе холодно. Давай, детка. Надо закругляться.
Роум помог мне подняться и повел за руку обратно к пикапу, никак не комментируя свое прошлое.
Как только мы выехали на автомагистраль, я заметила, что Ромео глубоко задумался. Я потянулась и взяла его свободную руку.
– Ты в порядке? Кажется, что мыслями ты далеко отсюда.
Он нервно сглотнул. Я никогда раньше не видела, чтобы он был настолько не в своей тарелке.
– Ага.
Меня это не убедило.
– Ты уверен? Выглядишь не очень.
Ромео сжал мои пальцы и с неуверенностью на меня взглянул.
– Роум, что происходит? – не отставала я.
Кашлянув, он признался:
– До сегодняшнего вечера я никогда не знал, каково это – быть желанным… таким, какой я есть.
Его слова ударили по моему
