Зеркальный вор - Мартин Сэй

– Извините за беспокойство, – говорит Стэнли, приблизившись к охраннику, – я приехал, чтобы повидаться с Эдрианом Уэллсом.

Охранник – плосконосый, с резкими морщинами на лице – закрывает роман Германа Вука, используя в качестве закладки вынутый из-за уха карандаш, и смотрит на Стэнли и Клаудио. Взгляд голубых глаз внимателен, но лишен всякого выражения.

– Эдриан Уэллс… – повторяет он.

– Верно.

– Не припоминаю такого, – говорит охранник. – Где находится его офис?

– Он здесь монтирует фильм. Он сценарист. И режиссер.

Охранник качает головой.

– Этот не из наших, – говорит он. – Может, он просто арендует здесь одну из монтажных?

– Может, и так.

– Что ж, первым делом вам надо выяснить, в каком корпусе он находится, затем он должен позвонить сюда, чтобы я занес вас в список визитеров, и тогда я вас пропущу.

До этого момента Стэнли мучительно пытался придумать ответ на ожидаемое: «У вас назначена встреча?», но этот вопрос так и не прозвучал. «По виду человека всегда можно определить, был ли он на войне», – говаривал его отец, не вдаваясь в подробные пояснения. И вот сейчас, глядя на этого человека, Стэнли отчетливо понимает, что он побывал на войне.

– Я не хочу доставлять людям лишние хлопоты, – говорит Стэнли. – Если вы просто пропустите меня и моего друга внутрь, мы найдем его сами, я в этом уверен.

Страж кривит губы в улыбочке.

– А вот я в этом совсем не уверен, – говорит он. – У меня за спиной больше двух сотен акров студийной собственности. И я не хочу разыскивать вас там, когда вы потеряетесь.

Стэнли понимающе кивает и смотрит на асфальт у себя под ногами. Волоски, приставшие к воротнику после стрижки, неприятно колют шею. Он вновь поднимает голову.

– Послушайте, – говорит он, – я проделал долгий путь, чтобы встретиться с этим человеком. И я не собираюсь вас дурачить. Я знаю, что ваша работа заключается как раз в том, чтобы не пускать внутрь посторонних вроде меня. Но я даю вам слово: если вы нас впустите, мы не создадим вам никаких проблем. О’кей?

Эта речь не производит впечатления на охранника.

– В любом случае этот ваш человек должен скоро уже закруглиться с работой, – говорит он. – Может, вам стоит его дождаться и потом побеседовать где-нибудь на стороне, пропустить по стаканчику… – Он еще раз оглядывает Стэнли и Клаудио. – Или по молочному коктейлю.

– Спасибо за то, что уделили нам время, – говорит Стэнли, и они идут прочь от будки.

В нескольких сотнях ярдов на юг вдоль Голливудской трассы начинается подъем на западный склон Кауэнги. Преодолевая его, они проходят через эвкалиптовую рощу и попадают в сонно-безлюдный поселок с узкими улицами и далеко отстоящими друг от друга домами. Ближе к концу подъема, на заросшей лужайке перед одним из домов, валяются пачки газет за три последних дня. Стэнли сворачивает на выложенную плитняком дорожку и открывает деревянные ворота.

На заднем дворе полно изжеванных теннисных мячиков и кучек засохшего собачьего дерма, но никаких собак не видно. В ограде есть лаз – две раздвинутые доски с клочками черной шерсти на щербинах, – которым пользуется Стэнли, тогда как Клаудио берет препятствие прыжком. Немного погодя, продравшись через густую высокую траву, они оказываются на краю клиновидного утеса над пересохшим ручьем. С этой позиции открывается вид на заходящее за горы солнце, на реку Лос-Анджелес в бетонном русле и на обширный комплекс строений «Юниверсала» прямо под ними. Из зарослей сумаха шумно взмывают синицы и, перекликаясь, уносятся вниз по склону. Ласточки стремительно рассекают воздух и возвращаются в свои гнезда на откосах вдоль трассы. Вдали, среди полыни и вечнозеленых дубков, можно разглядеть проволочную ограду, которая бледной полосой тянется примерно на четверть мили к северо-востоку, а потом загибается и исчезает из виду. Осматривая улочки между студийными павильонами и офисными зданиями, Стэнли не замечает там никакого движения.

Какое-то время они сидят на утесе и жуют вялые прошлогодние яблоки, а когда до них добирается тень от гор, бросают огрызки в сухое русло и начинают спуск.

Следующие полчаса они проводят в кустах перед оградой, сквозь сетку наблюдая за территорией студии. Небо становится темно-синим, на улочках загораются фонари, но не видно никаких признаков жизни; лишь однажды по дальнему зданию проскальзывает свет фар. Пора действовать. Стэнли и Клаудио снимают свои куртки, и Стэнли вставляет их одну в другую, просовывая рукава Клаудио внутрь своих. При этом из карманов сыпется песок, попавший туда во время их ночевок на пляже, побуждая его на секунду задуматься о множестве посещенных им мест и огромности расстояний, которые ему довелось преодолеть.

Затем он вручает куртки Клаудио и, примерившись, с разбега бросается на один из столбов ограждения. В последний момент Клаудио подхватывает ногу Стэнли и толкает его вверх. Удар выворачивает из рыхлого грунта бетонную чушку в основании столба, и тот клонится назад вместе с повисшим на нем Стэнли. А тот уже зацепился за верхнюю перекладину, над которой натянуты четыре ряда колючей проволоки. Клаудио подает ему куртки, Стэнли накрывает ими колючку и переваливается на ту сторону. Поднявшись с земли после неловкого падения и отряхивая с себя пыль, он обнаруживает Клаудио уже здесь, на внутренней стороне ограды, – тот подпрыгивает, дюйм за дюймом стягивая их одежду с проволоки.

Они минуют импозантный фасад здания суда (само здание за фасадом отсутствует) и обходят ложе искусственного озера, вода из которого спущена, а береговые скаты облеплены черной ряской. Ветерок, дующий с перевала Кауэнга, шевелит кроны деревьев, просеивая сквозь листву свет немногочисленных фонарей. Двигаясь в западном направлении, они обнаруживают все новые бутафорские постройки, включая соломенные хижины среди пальм, замызганный горняцкий поселок и типичную мексиканскую деревушку. Тут и там разбросанные окурки и корявые граффити дают понять, что они далеко не первые незваные гости, перебравшиеся через ограду. В отдалении возникают и плывут в их сторону лучи фар; они замирают у стены, пережидая их неторопливое двойное касание.

Постоянно слышится глухой шум – то ли падающей воды, то ли каких-то невидимых механизмов, то ли просто ветра, понять невозможно. Они ускоряют шаг, продираются через живую изгородь и видят новые декорации, на сей раз более изощренные: корпус огромного паровоза, зубчатые стены средневекового замка, отрезок старомодно-экстравагантной улицы.

– Это, случайно, не Париж? – спрашивает Стэнли, шагая по булыжной мостовой. – Как по-твоему?

– Да, – говорит Клаудио, озираясь. – Это Европа. Должно быть, Париж.

– А ты бывал в Париже?

– Никогда.

– Тогда с чего ты взял, что это Париж? Здесь нет Эйфелевой башни и всего прочего, что там есть у них.

Клаудио глядит мимо него.

– Ты первый упомянул Париж, – говорит он. – Я только повторил за тобой.

– Может, мы считаем это Парижем только потому, что он похож на тот Париж, каким его показывают в фильмах? А что, если настоящий Париж не имеет ничего общего с киношным? Может, настоящий Париж больше похож на Китай. Откуда нам знать?

Впереди появляется круглый фонтан, украшенный четырьмя крылатыми львами; его высохшая чаша заполнена шарами перекати-поля, занесенными из ближайшего псевдогородка Дикого Запада. Ветер слабеет и меняет направление, принося запах гари, от которого у Стэнли щиплет в носу.

– Да тут вообще запустение, – говорит он.

– А здесь никто и не жил. Это все ненастоящее.

– Сам понимаю, не такой уж я тупой. Я хотел сказать, что все эти штуковины давно никто не использует. Похоже, лавочка закрылась.

Клаудио заметно нервничает.

– Теперь съемки чаще проходят на натуре, – говорит он. – Так оно правдоподобнее… Ты чувствуешь, пахнет горелым?

Повернув за угол, они натыкаются на гору обугленного гипсокартона и покореженных ферм: декорации городского квартала, недавно уничтоженные пожаром. Мостовая и сточные канавы покрыты толстым слоем сажи и пепла, которые с шорохом струятся по их лодыжкам при порывах ветра. Смрад такой, что становится трудно дышать. Стэнли осматривает уцелевшие сооружения по соседству, дабы понять, что здесь находилось – то есть подразумевалось – прежде. Видит фасады универмагов и театров, нижние этажи небоскребов в гранитной облицовке. Это Нью-Йорк.

Они спешат удалиться от пожарища. Следующий квартал состоит из солидных особняков с черными балюстрадами и решетчатыми окнами, а вдоль тротуаров выстроились изогнутые крючком фонари. Бруклин как под копирку. И хотя в действительности здесь нет ничего общего с городом, в котором он вырос, Стэнли знает, что на киноэкране он принял бы это за реальный Нью-Йорк, ничуточки не усомнившись. Он вспоминает ранее виденные фильмы с изображением хорошо знакомых улиц. Некоторые из них вполне могли быть сняты в этих самых декорациях. Сейчас, уже задним числом, он вспоминает, что подобные сцены всякий раз казались ему какими-то неестественными, но до сей минуты и в голову не приходило, что даже дома и улицы там могли быть подделкой. И он чувствует себя одураченным.