Богема с Невского проспекта - Ирина Дудина

Вот все говорят — кризис, кризис! Рыночный сегмент «Торговля телом» в нашем городе, судя по всему, в кризис впадать не желает, ищет и находит новые формы рекламы. Не только Снегурочки и Деды Морозы в рождественские каникулы зарабатывают на год вперёд… Тираж у ежемесячного журнала, зарегистрированного Управлением Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия по Северо-Западному округу, — 30 000. Кстати, в журнальчике чёрным по белому было написано: «Реклама сексуальных услуг не публикуется». Если это так, то я дурак. Если это так, то все эти «нежные и развратные» с телефонами — для чего они? Для охраны культурного наследия Северо-Западного округа? Тогда давайте все сойдём с ума, и под продуктами в продовольственных магазинах будем писать «не для еды».

Я являюсь основателем общества блокадников. В 1986 во время демонстрации в честь дня Победы на Невском проспекте я впервые развернул плакат на ватмане — там белым по чёрному было написано «Общество блокадников». Когда я развернул свой транспарант, то на меня ветераны набросились: «Нет такого общества!», а у Литейного меня забрали в милицию. Потом я обратился к Невзорову в передачу «600 секунд» с инициативой — чтобы 6 сентября, в день начала блокады, в день поминовения этой трагедии, флаги над горисполкомом приспускать. А в 1989 году «Общество блокадников» получило официальный статус. 5 июня 1989 года «Общество блокадников» было зарегистрировано, в газете «Панорама» есть эта информация.

Моя семья, дочка и внучка, мы живём в доме на Невском проспекте. В нашем дворе находится единственный частный дом Ленинграда. Его построил во дворе в 30–е годы ветеран гражданской войны и там так и жил… За последние 10 лет дом несколько раз перепродавали, сейчас к нему надстроили мансарды. Этот ветеран был самым колоритным стариком Невского проспекта, ему было 90 лет, он был высоченного роста и глухой, со слуховым аппаратом. Он дружил с нашим соседом, тоже высоченным 90-летним, почти немым после болезни стариком. Надо было видеть, как эти старики встречались на Невском и радостно общались, один глухой, другой шипящий как гусь.

Наш дом, безусловно, населён барабашками. По ночам что-то стучит в перекрытиях. Резо Габриадзе, друг нашей семьи, всегда ночует у нас с опаской, он тоже слышал всякие странные звуки неземного происхождения. Но страшнее домовых оказались люди.

Несколько лет назад друг семьи, сумасшедший деятель из мира модельного бизнеса, пришёл к нам и привёл с собой двух друзей. Они оказались бандитами, один из них возглавлял банду лохотронщиков на Невском. В это время в доме шёл ремонт, дом был опоясан лесами. Лохотронщики повадились лазать в нашу квартиру через окна и украли множество милых вещей Андрея Битова — библию, двухтомник Гнедича, картины знакомых художников… Два месяца продолжался этот террор лохотронщиков. Когда мы возвращались с дачи, то нередко обнаруживали на наших диванах спящих бандитов, иногда по 10 штук сразу. Милиция ничего не делала, так как лохотронщики ссылались на нашего сумасшедшего друга из мира модельного бизнеса, якобы мы все друзья, и они у нас гостят. Мы думали, что живыми не останемся. Но кошмар как-то кончился, лохотронщики уехали в Москву и другие города России.

Этот 2009 год мы опять встречали вместе — я, Андрей Битов, наша дочь Анна и внучка Полина, студентка психологического факультета…

Однажды я решил снять свой «Сайгон». Пристроился у окна, на подоконнике, хотел снимать «системную молодёжь» так, чтобы не привлекать к себе внимание. Но у меня это не получилось, все стали подходить ко мне, давать советы… Тут ко мне подошла старушка с улицы, её звали Любовь Ивановна. Она рассказала мне о своём сыне, который лежит в дурдоме, и которого она только что навестила. Я вдруг понял сущность «Сайгона». Эта старушка всем надоела в своём доме, в своём дворе. В Сайгон она приходила, чтобы найти новых собеседников, чтобы им излить свою душу — и находила людей, которые с сочувствием выслушивали её. Когда я это понял, то как-то по-новому увидел культурное пространство «Сайгона», его значение для города в то время…

Первый раз в жизни в новогоднюю ночь я решил на своей машине съездить в центр города, погулять по Невскому проспекту и дворцовой площади. Я припарковался, вышел из машины и был изумлён. Русских на Невском почти не было, наверное, только я один. Кругом толпами и группками по 10–20 человек бродили молодые южане из бывших республик СССР, сплошь мужчины, а также китайцы. Южане ходили чистенькими, приодетыми, абсолютно трезвыми, что было удивительно в новогоднюю ночь. На Дворцовой площади зажигали Дед Мороз и Снегурочка. Южане с напряжённым изумлением смотрели на персонажей русского новогоднего пантеона, было видно, что они не очень понимают, что это за бай в роскошном халате с небритой седой бородой, и что это за байская младшая жена, тоже в хорошем халате, с привычной восточной косой. Потом вдруг заиграла музыка слегка восточном стиле, с ритмичным звуком барабанов. Тут напряжённые гастарбайтеры встрепенулись, глаз у них оживлённо заблестел, они типа что-то родное поняли. Они выстроились в хороводы и стали плясать то ли лезгинку, то ли какой-то другой восточный танец, положив руки на плечи друг другу и выделывая какие-то кренделя ногами. Тут рядом припарковался средних размеров джип, и из него высыпалось 15 китайцев. Я так удивился, что сел в машину и уехал домой.

Ещё я подумал, что власти на новогоднее увеселение петербуржцев потратили 50 миллиардов рублей. Также огромные суммы выделяются на толерантность. Так денежки то бюджетные надо экономить! Новогодние деньги это и есть воспитывающие толерантность, так что не надо две статьи расходов, можно обойтись одной!

Для меня человек подземного Невского проспекта — это поэт-фрик Миша Денисов. Он там работает. Его в метрополитене, преимущественно в подземке на «Площади Восстания» можно встретить едва ли не каждый день. Он уже много лет продаёт журнал «Путь домой», деньги от которого идут на ночлежки и помощь бомжам. Сам Миша вовсе не бомж, он питерский человек. Хотя вид у него принципиально такой же, как у тех, на кого он работает. Наверное, поэт так и должен жить — на самом дне, чтобы лучше видеть звёзды. Только на дне самого глубокого колодца можно видеть звёздное небо даже днём. Миша продаёт журнальчик, а заодно свои стихи, распечатанные на ксероксовых листках. Иногда он так входит в роль униженного и обездоленного, что начинает нести что-то совсем несусветное.

Как-то я издалека в вагоне метро услышала его голос: «Граждане! Покупайте журнал бездомных! Я поэт, у меня трое детей, покупая журнал, вы помогаете бедным людям!». Я удивилась, что вот недавно у Миши никого не было, а тут уже трое детей! Через месяц я опять услышала в метро голос Миши: «Граждане! Покупайте журнал! Я поэт, у меня 5 детей, мне нечем их кормить, кроме как своими стихами!». Когда Миша сквозь толпу продирался мимо, я пыталась поймать его за полу и спросить, как это у него за месяц появилось ещё двое детей… Хотя с поэтами это бывает. Не знаю, сколько у Миши детей, может, он и сам этого не знает, но он настоящий поэт, и некоторые его стихи поражают неувядающей правдой, например его знаменитое стихотворение, которое он с жаром читал ещё в годы Перестройки на митингах с колоннады Казанского Собора: «Откройтесь, границы! Смешайтесь, народы! Мы — люди! Мы — птицы! Мы — дети природы!». Только настоящий поэт мог предугадать то, что начало с такой мощью реализовываться 20 лет спустя.

Все знают, что лютеранская церковь, построенная в 1837 году на Невском проспекте по проекту Александра Брюллова, в 1940–1950 годы была превращена в склад, а в 1962 году из неё вообще сделали бассейн. В 60-е годы в Ленинграде было очень мало бассейнов, в центре города — всего два — на улице Правды и в Петрекирхе. Приобрести абонемент в бассейн было очень сложно, абонементы в основном через профсоюз, и то, если подарить коробку дефицитных конфет кому надо. Мне удалось в 70-е годы получить абонемент в бассейн Лютеранской церкви, но я была потрясена царившими тут порядками, людей загоняли в воду свистками и грубыми окриками, опоздать даже на минуту было нельзя, удовольствие купания было заменено каким-то хождением строем и вытяжкой по стойке «смирно».

В 1992 году бассейн был закрыт, и Петрекирхе переоборудована для служб Лютеранской церкви и работы Немецкого культурного центра. В подвале стены и балки были расписаны художником. Американский мультимиллионер Мэт Лэм сделал деньги на похоронном бизнесе, а потом ему был голос, что он умрёт через месяц, если не прекратит заниматься бизнесом и если не начнёт рисовать. Вот Мэт Лэм и стал рисовать, и разрисовал весёлыми рыбами и цветами подвал Лютеранской церкви. А ещё несколько стен разрисовал русский немец Адам Шмидт. На них представлена трагедия советских немцев, сцены ареста, высылки, работы на лесоповале и тайных встреч лютеран в годы Советской власти. Фрески, написанные в наивном стиле, производят мощнейшее впечатление.