Мы из ЧК - Абдиманап Тлеулиев

Джашпар Тныштыкбаев и Ветров собрали неопровержимые улики против братьев Ромодановых и, получив санкцию прокурора, арестовали их вместе с соучастниками.

На допросах братья вели себя нагло, высокомерно. Умар выкрикивал: «Подождите, еще не то будет. Всех чекистов и большевиков перевешаем!» Мурзахмет на одном из допросов проговорился о действиях шайки Масжана Каргалиева, который жил во втором ауле.

Много тревожных минут пережили Джашпар и его товарищи, прежде чем однажды ночью, а это было уже в конце января, настигли шайку Каргалиева далеко в степи, в затерянной юрте старого кочевника. Был сильный буран и бандиты не оказали организованного сопротивления.

На следующий день, так и не отдохнув, Джашпар вел допрос задержанных. В это время поступил новый сигнал: бывший волостной правитель Арыстанбек Ондыбаев активизировал свои действия. Брат известного на всю округу бая Ондыбая, Арыстанбек был близким другом Султанбека и раньше слыл ярым врагом новой власти.

Арыстанбека арестовали в его собственном доме. Он встретил чекистов с наигранным недоумением, затем махнул рукой: ничего, мол, у вас не выйдет. Когда зашел в соседнюю комнату переодеться, что-то шепнул жене. Джашпар уловил всего одно слово: «Султаке». «Это Султанбек из двенадцатого аула, — решил Джашпар. — Они друзья с Ондыбаевым и, возможно, что-то замышляли вместе. Надо разобраться».

Хотя была глубокая полночь, Тныштыкбаев сел за стол. Все тело ныло от усталости и перенапряжения. Покрасневшие от бессонницы веки смыкались. Сполоснув лицо холодной водой, Джашпар стал перелистывать страницы «Ромодановского дела». Тусклый свет керосиновой лампы падал на неровные строчки протоколов, то ярко освещая их, то погружая в полумрак: давал себя знать ветер, проникавший сквозь щели оконной рамы в комнату. На улице, как и вчера, бесновалась и завывала метель, обычная в конце января для здешних мест.

Как ни силился Тныштыкбаев пересилить себя, напряжение последних дней взяло верх. Чекист уронил голову на руки и уснул. Не заметил, как в комнату вошел одетый в шубу Ветров. Он, как и договорились с Абрамуком, должен был на рассвете уехать к себе в Туркестан.

— Ну, что ж, дорогой товарищ, — сказал Тныштыкбаев. — Большой тебе рахмет за помощь, советы. Буду очень рад, если еще приедешь, подучишь. Опыта у меня еще маловато.

Выйдя вместе с Ветровым на улицу, Джашпар помог ему сесть на лошадь, крепко пожал на прощание руку, пожелал счастливого пути. Потом долго стоял у калитки, вглядываясь в густую крутоверть, в которой пропал всадник, думал: «А может, напрасно отпустил его в такую метель. Заблудиться недолго». Тныштыкбаев вернулся в кабинет, чтобы снова сесть за «Ромодановское дело». Но тут в коридоре раздался топот сапог. Дверь отворилась, и в комнату вошел… Ветров.

— Ты что, вернулся из-за-погоды? — спросил Джашпар.

— Да нет, за аулом встретился с Акберды. Сейчас зайдет. Говорит — много интересного узнал. Вот и вернулся, чтобы послушать.

Вошел Акберды. Завязалась непринужденная беседа. Ранний гость рассказал, что Султанбек сколотил вокруг себя недовольных Советской властью людей, организовал повстанческие группы, которые возглавили баи и их родственники, те, что были высланы в другие районы, а теперь тайно вернулись в аулы. У Султанбека побывал афган-табиб Асадулла. В конце беседы Акберды сказал:

— Пусть аллах проклянет меня, но чувствую, черное зло готовят баи. Действовать надо, тамыр. Действовать немедленно!

Проводив Ветрова и Акберды до окраины Сузака, Тныштыкбаев пошел в районный комитет партии. Секретарь Кудербек Джунисбеков, человек уравновешенный, спокойный, тепло встретил чекиста. Он уважал Джашпара за неугомонность и страсть в работе, за высокую партийную ответственность при исполнении своих служебных обязанностей. Заметив омраченное лицо Джашпара, Кудербек спросил:

— Что случилось, товарищ начальник? Садись, выкладывай.

Тныштыкбаев доложил секретарю райкома и вошедшему председателю райисполкома Дауэну Канлыбаеву обо всем, что рассказал Акберды, о своих соображениях. Сказал, что нужно съездить в Туркестан для согласования дальнейших действий. Возможно, потребуется помощь.

— Обязательно нужна помощь, — заметил Джунисбеков. — Ехать в Туркестан надо немедленно. Не следовало отпускать Ветрова. Как смотришь, Дауке?

— Только так, — согласился Канлыбаев. — Сейчас я дам команду Оспану Джакупову, чтобы подготовил коня, дал двух сопровождающих. В дороге все может быть…

Было за полдень, когда Джашпар и сопровождающие выехали из Сузака. Через сутки он, пошатываясь от усталости, не сбросив с себя затвердевшую на морозе старенькую шинель, подошел к столу, за которым сидел уполномоченный ОГПУ по Туркестанскому и Сузакскому районам Петр Николаевич Абрамук. Он очень удивился, так как не ждал Тныштыкбаева: Ветров еще утром доложил ему обстановку в Сузаке. Приезд Джашпара, смертельно уставшего, промерзшего до костей, насторожил опытного чекиста. Абрамук тотчас вышел из-за стола, помог Джашпару стащить с себя шинель, усадил его около жарко натопленной печки, предложил чаю и только тогда сказал:

— Ну что там у вас, рассказывай?

— Плохо, Петр Николаевич. Очень плохо. Вот тут все написано.

Тныштыкбаев положил на стол записку. Быстро прочитав ее, Абрамук, как бы про себя, заметил:

— Да-а, дела. А что мы еще имеем по этому… Султанбеку, по организованным им группам?

— Султанбек, — прервал Абрамука Джашпар, — сын известного на всю округу, но давно умершего бая Шанака. От отца он получил не только огромное состояние, но и унаследовал жгучую ненависть к трудовому люду. В штыки, как говорится, встретил Советскую власть, но некоторое время заигрывал с партийными и советскими работниками. Потом показал зубы. Арестованные нами главари бандитских шаек, как показало расследование, были тесно связаны с Султанбеком. Ондыбаев, Каргалиев, братья Ромодановы знают о том, что Султанбек занимается подготовкой крупного антисоветского выступления. Мне также удалось узнать, что большое количество пороха и дроби, завозимых в райпотребсоюз для охотников, под разными предлогами скупили люди из аула, где живет Султанбек. К нему доставляются оружие, боеприпасы, припрятанные в свое время басмачами. Все это делается скрытно: Султанбек и знахарь Асадулла, под угрозой смерти, предупредили приближенных к ним людей, их родственников о сохранении тайны.

— Что нового узнали о Сафе-хане и Асадулле? — спросил Абрамук.

— Сам Сафа-хан больше не появлялся в Сузакском районе. Но в октябре приезжал его сын. Кочевники как раз возвращались к местам зимовки, гнали отары вдоль реки Чу в степи Муюнкумов. Сюда-то и пожаловал сын шпана в сопровождении мюрида ишана Макан-софи. Они побывали у Султанбека, других баев. Как и весной, когда приезжал сам Сафа-хан, в честь его сына и мюрида Макан-софи устраивались торжества.

— Из материалов, — продолжал Джашпар, — собранных мной и Ветровым, можно сделать вывод: ишан Сафа-хан и знахарь Асадулла действуют сообща. Замечено, что ишан, на людях не делающий предпочтения знахарю, на самом деле преклоняется перед ним, прислушивается к каждому его слову.

Афган-табиб Асадулла очень осторожный человек, нам долгое время не удавалось подобрать к нему ключи. Но недавно стало известно, что в действительности он является Ибрагимовым Сафар-Али Асадуллой, уроженцем города Бадахшан, в Афганистане. Выдает себя за афганца, отсюда и кличка — Афган. Имеет духовное образование. Никто в степях Сузака не может похвастаться этим. В Коканде появился незадолго до создания в 1918 году буржуазными националистами Кокандского автономного контрреволюционного националистического «правительства», которое стремилось отторгнуть от Советской России Среднюю Азию и превратить ее в колонию английского империализма. В годы гражданской войны, когда банды басмачей свирепствовали во многих уездах Южного Казахстана, Асадулла, выдавая себя за знахаря, бывал в аулах, временно захваченных басмачами, в местах, где басмачей никогда не было. В Сузакском районе появлялся периодически начиная с девятнадцатого года. Прижился здесь, даже советское гражданство принял.

Абрамук закурил, встал из-за стола, подошел к окну, за которым уже давно стояла темная ночь. Он старался представить себе всю картину событий, наметить пути дальнейших действий. Джашпар Тныштыкбаев продолжал свой рассказ:

— С той поры, с девятнадцатого года, Асадуллу знают у нас как лекаря. Мы не знаем, образованный ли он доктор. Но авторитетом в аулах пользуется. Здесь немаловажную роль играет и то, что Асадулла выдает себя за очень религиозного человека, близкого к духовенству. Семейный, имеет двух жен: обе казашки. По два, а то и три раза в году бывает в Ташкенте, мотивируя это необходимостью приобрести лекарственные травы, медикаменты. Иногда выезжает вместе с больными. По пути гостит у ишана Сафы-хана в Коканде. Его очень часто видят в кругу местной родовой знати, баев. Без него не обходятся религиозные праздники, отправления разных обрядов. Так что крепкий орешек, этот Асадулла. Расколоть его будет нелегко.