Из мещан - Голо Раймунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодая девушка задрожала.
– Вы правы, задавая мне подобные вопросы! Но мои взгляды давно изменились! – смущенно сказала она.
– Разрешите поблагодарить вас за участие, проявленное вами к бедной Гедвиге!
– Благодарность не нужна тому, кто следовал влечению своего сердца! – грустно заметила Полина. – Не Гедвига искала моей дружбы, а я – ее! За это время она сделалась моим единственным утешением, потому что она поняла меня и делила со мной мое горе! Но разве Гедвига больше не вернется сюда?
– О, непременно! Вот вам письмо от г-жи Блендорф, в котором она сообщает вам, что как только представит нареченных нескольким семействам, Гедвига приедет сюда с женихом и бароном Рихардом.
– Я очень рада этому, потому что мы на зиму останемся здесь!
– Почему?
– Папа серьезно болен! Он упал с лошади на охоте и жизнь его до сих пор еще в опасности! У него повреждены легкие!
– О, тогда, конечно, лучше всего оставаться господину полковнику здесь! Полное выздоровление может начаться лишь с наступлением весны!
Лакей внес лампу, которую поставил на стол и удалился.
– Разрешите откланяться! – поднялся Геллиг. – Я слышал, что вы приказали оставить за мной мое прежнее помещение, и потому воспользуюсь вашей любезностью на несколько дней! Кроме того, я должен принести вам искреннюю благодарность за Дианку, у которой все четыре ноги по-прежнему бегают! – шутливо прибавил он.
– О, Дианка такая прелесть!
– И она не надоедала вам?
– Вы желаете мне напомнить о „той слабости“? – с грустной улыбкой спросила Полина.
– Нет, нет, что вы! – возразил Ганс. – Я только радуюсь вашей доброте!
Поклонившись, Геллиг вышел, пожелав спокойной ночи.
Полина быстро погасила свет и подошла к окну, следя за удаляющимся силуэтом, но Геллиг ни разу не оглянулся на окно, за которым она притаилась с сильно бьющимся сердцем.
Услышав его смех, когда он разговаривал с Антоном во дворе, девушка грустно улыбнулась. Он смеялся, а ей хотелось плакать.
Значит, его боль прошла, зато ее страдания увеличились во много раз. Когда любимый человек манил к себе ее сердце, она покорилась, но только на минуту! Гордость, самолюбие, все злые духи ее мятежной души были попраны, но не уничтожены, и вскоре заговорили с еще большей силой. Победа обратилась в унижение!
Геллиг тогда хотел сорвать еще не созревший плод, а теперь, когда плод был полностью созревшим, он не замечал его!
17.
Полина держала в руках шкатулку с инкрустациями, когда раздался стук в дверь. Она поспешила запрятать шкатулку в денежный шкаф и подошла к двери.
– Фрейлейн Полина, – сказала горничная, – вас просят сойти вниз, приехали барон фон Браатц с фрейлейн Гедвигой и ее женихом!
– Я сейчас приду! – ответила Полина.
Бросив быстрый взгляд в зеркало, молодая девушка спешным шагом проследовала в зал, где находились прибывшие.
Гедвига бросилась к ней на грудь, и они поцеловались.
– О, Полина, как я счастлива! – сияя, воскликнула Гедвига.
– Ты заслужила свое счастье и вполне достойна его, потому что сумела удержать его за собою! – серьезно заметила Полина, еще раз целуя невесту.
Затем она подошла к дяде Рихарду, который стоял рядом с Геллигом.
– Дорогой дядя, теперь у тебя есть прелестное дитя – Гедвига, но не забывай и меня! Ее теперь окружает всеобщая любовь, а у меня только ты один!
Вошел дворецкий и доложил, что кушать подано.
Когда все двинулись в столовую, причем больного полковника вела под руку Полина, барон Рихард тихо произнес, обращаясь к сыну:
– Ты же знаешь, что я люблю Полину, как мое родное дитя, почему же ты не разрешаешь поделиться с нею моим счастьем?
– Нет, нет, отец, потерпите еще немного, – просил Геллиг. – Мне необходимо, чтобы она еще считала меня мещанином!
Барон пожал плечами, но настаивать не стал.
За столом шел оживленный разговор, а после обеда мужчины удалились в комнату Геллига. Только Блендорф предпочел сигаре общество Сусанны, удалившейся с ним в гостиную.
Мужчины, опустившись в кресла, с удовольствием молчали, занятые пусканием колец дыма к потолку.
Альфред вертел на пальце кольцо, которое вдруг соскочило и упало к ногам Геллига.
Ганс нагнулся, поднял кольцо, взглянул на него и побледнел.
– Великий Боже! – простонал он. – Откуда у вас это кольцо? – спросил он Альфреда.
– Это кольцо дала мне Гедвига в обмен на мое! Оно принадлежало ее матери!
И Альфред поспешил рассказать историю кольца.
– Кто же виновник несчастья матери Гедвиги? – запинаясь, спросил барон Рихард.
– Герштейн… – ответил Альфред, помнивший разговор полковника с Гедвигой в доме пастора.
Старый барон в ужасе откинулся на спинку кресла, а Ганс прошептал:
– Вот оно что!… Ну, теперь мне все ясно. Скажи, отец, был Герштейн во время кражи в Диттерсгейме?
– Да! – беззвучно шевеля губами, ответил барон. – Он был в то время близок к разорению, к тому же проиграл значительную сумму в карты!
– Но его не подумали заподозрить? – с горечью спросил Геллиг.
– Нет! – поник головой барон Рихард. – Всем известная ревность твоей матери к Георгине показалась нам достаточным доказательством… Но каким образом попало письмо к Герштейну?
– Вот это я и постараюсь выяснить! – жестко произнес Ганс, вставая.
– Что ты хочешь делать?
– Свести счеты с Герштейном!
– Но разве я потерял право отомстить за поруганную честь своей жены?
Геллиг положил руку на плечо отца.
– Отомщена должна быть не баронесса фон Браатц-Диттерсгейм, а Леонора Геллиг! И это право на месть я не уступлю никому, даже тебе!
Старый барон глубоко вздохнул и молча последовал вместе с Альфредом за сыном. Приказав дворецкому доложить полковнику, мужчины остались в передней.
В это время Полина вместе с Гедвигой тоже вошли в переднюю. Заметив волнение на лицах мужчин, Полина удивленно сказала:
– Боже мой, что случилось?
– Не волнуйся, дитя мое! – поспешил ответить барон Рихард. – Геллигу необходимо серьезно поговорить с твоим отцом!
– Но папа нездоров, и его нельзя тревожить!
– Откладывать нельзя, ни в коем случае.
– В таком случае я пойду вместе с вами! – решительно заявила Полина.
– Нет, вы останетесь здесь! – твердо произнес Геллиг, и глаза его сверкнули! – При нашем разговоре не должно быть женщин!
С этими словами Ганс и барон Рихард ушли, оставив Полину в полном смятении и недоумении.
18.
Послеобеденный сон немного укрепил полковника, и он казался менее бледным. Увидев входивших Рихарда и Геллига, он предложил им сесть.
– Я чувствую себя хорошо и с удовольствием поболтаю с тобой, Рихард! – сказал полковник, стараясь казаться молодцом.
– Сейчас нам не до пустой болтовни, – резко произнес Геллиг. – Я предложу вам один вопрос, на который вы должны ответить, как честный человек!
– Спрашивайте! – гордо ответил полковник, свысока оглядывал молодого человека.
– Мать Гедвиги Мейнерт оставила дневник, из которого видно, что вы были близки, когда она еще была девушкой! Правда это?
Старый селадон самодовольно покрутил усы.
– Конечно, правда!… Девочка была красива, но слишком добродетельна и плаксива, и это надоело мне! Потом я слышал, что она вышла замуж за лесничего!
– Вы обменивались с нею кольцами?
– Ах, вам и это известно! – рассмеялся игриво полковник. – Видите ли, она была так романтична, что заставила меня заказать кольца!
– И оно сохранилось у вас?
– Что вы?… Если бы я хранил все сувениры женщин, так был бы завален ими по уши!
– Это оно? – спросил Геллиг, протягивая руку, на которой лежало кольцо.
– Да! Но как оно к вам попало?
– Оно закатилось между листами старого журнала, лежавшего в конверте, адресованном девице Паттенбург! – отчеканил Ганс.
Полковник пошатнулся, в глазах его выражался неподдельный ужас.
– В конверте, – продолжал неумолимо Геллиг, – было 5 тысяч талеров кредитными билетами, которые не дошли по своему назначению! Скажите, вы взяли деньги?
Полковник молчал…
– Герштейн, дни твои сочтены, так неужели ты и теперь не скажешь правды?… Из-за тебя сошла в преждевременную могилу моя несчастная жена, незаслуженно страдавшая от позора! Ты мог молчать долгие годы, но перед открытой могилой, прошу тебя, не лги.
– Да, деньги взял я… – хрипло пробормотал полковник, и тут же рассказал о том, как все случилось…
„Когда я проиграл большую сумму в карты, я был близок к самоубийству, как вдруг ко мне в комнату вошла горничная Тереза, с которой я сошелся во время пребывания в Дитерсгейме… Когда она вбежала ко мне, на груди ее виднелся пакет, который она прижимала руками. Я, шутя, выдернул этот пакет, на котором с удивлением прочел адрес девицы Паттенбург, с вложением пяти тысяч кредитными билетами.
В это время послышались голоса, и Тереза спряталась, боясь, что отец ее, садовник, разыскивает ее. Я запер Терезу в спальне, а сам стал рассматривать печать на конверте. И тут мне пришла в голову мысль, что эти деньги мне сейчас нужнее, чем девице Паттенбург. Искушение было настолько сильно, что я сломал печать, вытащил деньги, на место которых вложил старый журнал. Затем взял свежий сургуч, которым запечатал точно также: у меня лежал кнут Рихарда, на золотой пуговке которого было вырезано имя его!… Когда все было готово, я выпустил Терезу и отдал ей пакет. Она убежала, даже не взглянув на него…“