Путь в Царьград - Александр Михайловский

— Это неправда! — воскликнул разъяренный Абдул-Гамид. — Силы Османов огромны, войско сильно, флот могуч, да и наши друзья — англичане и австрийцы — не дадут вам удержать подло захваченную столицу моей великой империи!

— Насчет ваших друзей — это разговор особый, — неприятно усмехнувшись, ответил подполковник, — я думаю, что им скоро будет не до помощи османам. У них появятся новые заботы, в том числе и о том, как уберечь свои территории, и даже свои головы. К ним у нас тоже есть претензии, к тому же немалые. А насчет могущества и силы турецких армии и флота… — говоривший что-то сказал по-русски своему спутнику, и тот на мгновение вышел из каюты, а затем вернулся…

— Сейчас сюда принесут стулья и столик, и вы, эфенди, сможете увидеть много чего интересного и поучительного для вас.

Пока совершенно сбитый с толку султан ломал голову над словами наглого гяура, несколько моряков внесли в каюту три стула, небольшой столик и какой-то плоский ящик, изготовленный из неизвестного султану материала. Майор установил этот ящик на столик. Вежливо предложив султану сесть на стул, майор приподнял крышку ящика, которая оказалась плоской и матово-серой. Потом он нажал на какие-то выступы на ящике, и крышка неожиданно засветилась чудным голубым светом. Потом все исчезло, и султан с изумлением увидел изображение красивого цветка, который был словно живой.

Майор обратился к Абдул-Гамиду:

— Эфенди, этот прибор может сохранять изображение того, что уже произошло. Он называется «ноутбук». Мы хотим сейчас рассказать вам о судьбе вашей Средиземноморской эскадры и о том, как Российский флот оказался под окнами вашего дворца.

Майор еще раз что-то нажал, и на откинутой крышке ящика появилось изображение моря. По этому морю плыли корабли под Андреевским флагом. С удивлением и ужасом султан смотрел, как эти корабли, настоящие порождения Иблиса, расстреливали его броненосцы, гордость султанского флота. Корабли гяуров уничтожили всю эскадру османов буднично и неторопливо, подобно тому, как волк, забравшийся в овчарню, режет смиренных овечек.

Увидел Абдул-Гамид и то, как с помощью своих ужасных кораблей русские захватили остров Лемнос. Страшные ревущие боевые повозки гяуров буквально разметали турецкое войско, и башибузуки, естественно, те, которые уцелели, позавидовали мертвым, оказавшись в руках разъяренных греков.

Потом Абдул-Гамид увидел самое страшное и невероятное — с корабля, огромного, словно скала в море, с грохотом взлетали чудовищные стрекозы и аппараты, которые ревели, словно джинны, и летали по небу подобно огнедышащим ифритам.

С помощью этих стрекоз и изрыгающих смерть аппаратов, русские уничтожили береговые батареи в Дарданеллах, превратив в кучу обломков камней и кирпичей неприступные форты. А потом… А потом Абдул-Гамид увидел то, как был захвачен Стамбул, и как проклятые гяуры по-хозяйски расхаживают по залитым кровью и заваленным трупами аскеров коридорам его дворца.

— Это неправда! — в отчаянии закричал султан. — Это все чары шайтана, который, как в пустынях Счастливой Аравии, показывает несчастным, отступившим от Аллаха, миражи!

— Говорите, миражи? — ухмыльнулся подполковник. — Можете убедиться лично, что все это суровая реальность.

Майор выключил свой ящик и предложил султану встать и следовать за ним. Абдул-Гамид, как завороженный, вышел из каюты. Они шли по освещенным неживым светом коридорам, поднимались по крутым трапам, потом снова шли по бесконечным лабиринтам переходов. Абдул-Гамид уже начал было думать, что его вечно будут водить кругами. Вот открылась еще одна дверь, султан сделал шаг за порог — и зажмурился. Глаза его уже успели отвыкнуть от яркого света утра.

Пахло морем, и противно кричали чайки. Он открыл глаза — и с ужасом отшатнулся. Перед ним расстилался хорошо знакомый ему залив Золотой Рог. Только вместо приземистых броненосных фрегатов и корветов флота Блистательной Порты, залив был забит странными кораблями, покрашенными в темно-серый цвет, с андреевскими флагами, развевающимися на их мачтах. А корабль, на котором находился султан, был такой огромный, словно стамбульская мечеть Сулейманийе. На его палубе стояли те самые огромные железные стрекозы и похожие на наконечник копья аппараты, с крыльями скошенными, словно у ласточки в полете.

Ноги у султана подкосились, и он мешком опустился на палубу. Будто во сне он смотрел на то, как проклятые гяуры перекатывают по палубе корабля-гиганта с помощью самодвижущихся повозок свои летательные аппараты, как какие-то огромные механизмы опускают их вниз, в трюм корабля, а другие стрекозы, похожие на летающих головастиков, взлетают с палубы корабля и кружат над городом, бывшим когда-то столицей его империи.

— Эфенди, вам плохо? — наклонился над ним майор Османов.

— Майор, что это?! — опираясь на чужую руку, Абдул-Гамид неуверенно встал, дрожа, как больной ребенок. — Скажите, откуда вы? Надеюсь, что вы пришли в наш мир не из Саккара, или, как у вас, у неверных, говорят, из преисподней…

— Ну, во-первых, эфенди, — майор поддержал обмякшего экс-султана, — я не неверный, как вы изволили выразиться, а истинный правоверный мусульманин, читающий намаз пять раз в день. К тому же я совершил хадж и имею право носить зеленую чалму… А что касается вашего вопроса, то мы пришли не из Саккара, а из будущего… Мы перенеслись в ваше время из 2012 года… Хотя это еще как посмотреть, что страшнее, ад или то будущее… — майор склонился к уху Абдул-Гамида: — Ответьте нам, эфенди, как правоверный мусульманин, могли бы мы оказаться здесь без воли Всевышнего?

— Хорошо, — с мукой в голосе выкрикнул бывший султан. — Всевышний пожелал нашей гибели, и как говорят попы франков — неисповедимы пути господни, но скажите мне, почему вы, майор, правоверный и хаджи, служите этим гяурам?

— А потому, что сказал Пророк, что самый близкий к тебе из тех, что почитает Книгу — это тот, кто верует в Христа. Или вы, эфенди, готовы опровергнуть меня? — Абдул-Гамид промолчал. — Ваше бывшее величество, за все время, пока мусульмане живут в Российской империи под властью христиан, не было ни одного раза, когда христиане резали мусульман — ни одного!

Блистательная Порта же пролила такие реки крови единоверцев моих друзей, что когда я вспоминаю об этом, мне становится стыдно, что я родился турком и что я мусульманин. Ибо Всевышний определил каждому народу свое правоверие, и что хорошо для турка, не годится для русского, и наоборот. Но мы, турки, утопили нашу веру в крови и грабежах. И я решил, что будет достойно служить властителю России, доброму и милосердному, не делящему своих подданных на христиан и мусульман.

— Я все понял, — обреченно прошептал султан. — Аллах наказал нас, турок, за все зло, что мы сотворили за долгие годы владычества над другими народами…

Он повернулся к своему надзирателю и тихо спросил:

— Майор, как вас зовут? Надеюсь, не Иван или Константин?..

— Нет, эфенди, у меня простое турецкое имя — Мехмед, — улыбнулся тот в густые черные усы.

— Хаджи-Мехмед, проводите меня в мою каюту, — Абдул-Гамид опустил голову и, немного помолчав, продолжил: — Мне хочется немного побыть одному и подумать. Впрочем… Я буду рад, если вы вечером зайдете ко мне.

— Эфенди, обязательно зайду, — кивнул майор Османов. — Я считаю, что нам еще с вами предстоит о многом поговорить.

6 июня (25 мая) 1877 года, 7:45, граница Турции и Ирана, окрестности крепости Баязет.

Подполковник Российской армии Александр Викентьевич Ковалевский.

В ночь на 25 мая новый командующий нашим гарнизоном подполковник Пацевич запланировал провести дальнюю рекогносцировку Байской дороги. Выступили мы глубокой ночью. Было всего три часа, когда я, торопливо попрощавшись с моей ненаглядной супругой, сбежал вниз к своим ставропольцам. По пути забежал к доктору Сивицкому и попросил позаботиться о любимой Сашеньке, если что… Ну, надеюсь, вы понимаете…

Сейчас, когда здесь уже началось лето и стоит ужасная жара, все стараются передвигаться только по ночам. Вот так и мы — в темноте построились и вышли за ворота цитадели. Мы — это сборный отряд из трех рот пехоты Ставропольского полка и одной роты Крымского, а также семь сотен казаков и конного ополчения.

Верста за верстой оставались позади, наши солдаты упорно шагали в гору, поднимая тучи пыли. Против всех правил подполковник Пацевич не выслал кавалерию в дальний дозор на несколько верст вперед, а держал ее в одной линии с пехотой. Я не понимал, почему такой опытный командир пренебрегает элементарными мерами предосторожности. Ведь недалеко и до беды.

Скоро рассвело. На семнадцатой версте нашего многотрудного пути перед нами показались конные разъезды курдов. Казаки вступили с ними в перестрелку, и курды легко отступили дальше по дороге, заманивая наши войска вслед за собой, навстречу опасности. Командующий нами безумец вел отряд прямо в пасть льву, и никто не мог возразить ему.