Врачеватель. Олигархическая сказка - Андрей Войновский

– Боюсь тебя расстроить, но он никак не поживает. Через полторы недели был обнаружен на квартире своей первой жены в городе Самаре. Причина смерти – сердечная недостаточность. Вот уж никогда не думала, что Митрофаныч был у нас таким заядлым сердечником.

– Нина, а что с пакетом?

– Потом, Паша. Об остальном при встрече. За бутылочкой текилы. Ты лучше поезжай быстрей к Сереже. Я с ним общалась два часа назад.

– А где он сейчас?

– После Ларисы поедет на Котельническую и будет там до вечера. Я так понимаю, насчет своей жены ты тоже уже в курсе.

– Да, я знаю.

– И вот еще. К тебе тут каждый день ходит какой-то врач из семнадцатой больницы. Уверяет, что ты его знаешь и ему обязательно нужно лично с тобою встретиться. Паша, – он уловил в голосе своего секретаря романтические нотки, – если он еще раз заявится, клянусь, у нас начнутся отношения. Хочу тебе сказать, весьма импозантный «мундзчина».

– Ладно, радость моя, спасибо за все и до скорого. Люблю тебя! А доктору, если есть телефон, прямо сейчас дозвонись и скажи, что я обязательно с ним встречусь.

– О, я это непременно сделаю. И прямо сейчас. Да с превеликим удовольствием.

– Ну тогда все. Целую.

– И ты береги себя, сокол.

Как истинный джентльмен Пал Палыч все-таки дождался, когда Нина Сергеевна первая повесит трубку. Затем, повернувшись к Эльвире и отдав ей телефон, сказал:

– Благодарю вас, мадам Касперчак. Надеюсь, я не выговорил все ваши деньги?

– Паша, я нехорошо сказала, но и ты тоже не ерничай. Мне эти деньги даром не достаются, я же их не печатаю.

– Это точно, мы их с тобой куем. А скажи, Эльвира Тарасовна, на какой машине мы нынче ездим?

– На той же. «Саньонг-Муссо», а что?

– «Саньонг-Муссо»? Ух ты! Джип? И стекла у тебя там, скорее всего, тонированные?

– Да, но не все. Только задние.

– А больше и не надо. Вот в багажнике ты меня и вывезешь.

– Ой, как романтично! А зачем?

– Затем, что не могу я ждать до вечера, пока меня выпишут отсюда. И то я сильно сомневаюсь, что это произойдет сегодня. Слышала? Мой сын приехал! А я тут торчу, как идиот. Отсыпаюсь.

В этот момент в дверь тихо постучались.

– Эльвира! – взмолился Пал Палыч. – Только не пугайся! Это свои в доску.

В сквозняке открывшейся двери появилось лицо охранника Николая.

– Пал Палыч, это я. Не помешаю?

– Давай, заходи быстрей. Ну что? Костя где?

– Он контролирует коридор, – ответил Николай. – А план у нас таков, Пал Палыч… – он с некоторой подозрительностью посмотрел на Эльвиру.

– Все нормально. Коля. Это наш друг, как говорил турецкий подданный.

– Тогда так, через час Гриша… Это ваш водитель…

– Я помню, Коля. Дальше.

– Понял. Он будет ждать в двухстах метрах от ворот больницы на той стороне, что по направлению к Москве. Через десять минут дежурный обход. Пал Палыч, придется еще немного поспать. А иголочку, – Николай мимоходом взглянул на капельницу, – я вам аккуратненько на прежнее место. Не волнуйтесь, я умею. Ну а дальше, как говорится: «Бог не выдаст, свинья не съест». Костя попробует вас вывезти на своей машине. Пропуск на выезд имеется.

– А зачем нам Костя, если это сделаю я? – вмешалась в разговор Эльвира Тарасовна.

– Боюсь, это уже невозможно. Простите, как ваше имя-отчество? – тактично спросил Николай.

– Можно просто Эльвира.

– Эльвира, ваша помощь потребуется здесь.

– Зачем?

– Вы, наверное, обратили внимание, что врачи и сестры имеют обыкновение время от времени заглядывать в палату и спрашивать: «Как дела?» Чаще всего просто так, для порядка. Заглянут, спросят, у вас же, и дальше по своим делам…

– Я все поняла, – перебила она Николая с завидной решимостью в голосе. – Мужики, я готова. Можете всецело мною располагать. Паша, – обратилась она к Остроголову, – и забери ты этот дурацкий телефон! Он тебе сейчас нужнее.

Пал Палыч подошел к Эльвире и обнял ее.

– Эльвира Тарасовна, ты – супер! И я тебя люблю. Только в тебе есть один существенный недостаток, который, впрочем, легко можно исправить.

– Это какой, Паша? – в ее взгляде отразился некий симбиоз откровенного недоумения и неподдельной заинтересованности.

– Замуж тебе пора. Чем скорее, тем лучше. И не надо бояться повторных браков. Они, как правило, счастливее первых.

Возникшую паузу первым нарушил Николай.

– Пал Палыч…

– Да, Коля.

– После обхода, если не возражаете, я вместо вас на коечке полежу. Благо, что кроватка удобно стоит. Со стороны двери как раз только затылок и видно.

– Коля, а как быть с пижамой? – спрашивая об этом, Пал Палыч уже твердо знал, что в этой палате тапки для него не предусмотрены.

– Одежду Гриша привезет из Жуковки. Женя вам подберет. Свой отпуск она уже отгуляла и просила передать вам огромный привет.

– Спасибо!

– Кстати, скоро замуж выходит. Мечтает, чтобы вы, извините, конечно, были у нее на свадьбе свидетелем. Хорошая девчонка.

– Я – свидетелем?! – размахивая руками, Пал Палыч в своей шелковой пижаме широкой поступью отмерял углы палаты. – Да, конечно, буду! Ты ей передай, что это я мечтаю быть свидетелем на ее свадьбе. Вот видишь, Эльвира, – сказал он ей, – все нормальные женщины обязательно должны побывать замужем. А некоторые даже по нескольку раз.

– Пал Палыч, – скромно вмешался Николай, – извините, время. Пора баиньки.

Своими перемещениями Пал Палыч и охранник Костя напоминали партизан из соединения Ковпака времен Великой Отечественной, скрытно пробираясь по коридорам Центральной клинической больницы. Два взрослых человека с мальчишеским задором целеустремленно шли к своей цели – добраться до машины, соблюдая максимальные меры предосторожности. Все было рассчитано до метра. Один страховал другого. Там, где необходимо было использовать короткие перебежки, – использовали короткие перебежки; где надо было бездыханно замереть, – замирали. А если бы потребовалось залечь на пол и притвориться убитыми – сделали бы это, не задумываясь. Все шло по плану. Когда они оказались на улице и до заветного багажника Костиной машины оставалось пробежать по тенистой хвойной аллее каких-нибудь пятьдесят метров, Остроголов лицом к лицу встретился со стройной красоткой, шедшей ему навстречу.

Если бы Пал Палыч ее не узнал – все равно бы невольно остановился или, по крайней мере, замедлил шаг. Повстречавшаяся на аллее женщина относилась к той категории представительниц слабого пола, на которых не обратить внимание нормальному мужчине не представляется возможным. Это была баронесса!

– Боже! Баронесса! – невольно вырвалось из уст Пал Палыча.

Да, это была именно она. Он узнал бы ее из тысячи.

Пройдя мимо, женщина, остановившись, обернулась.

– Мужчина, чегой-то вы меня так обзываете? Я вам что, что-нибудь не это? Наглость какая!

Широко улыбаясь, Пал Палыч смотрел на баронессу и чувствовал себя очень счастливым, что видит сейчас перед собой это удивительное создание. Он ощущал искреннюю радость и необыкновенную легкость на душе. Ему стало ужасно смешно от созерцания маски плохо скрываемого негодования, которая не может быть у коренной москвички, а может быть только у провинциалки, приехавшей завоевывать столицу.

– Ну как знаешь, баронесса, – весело ей подмигнув, отправился он своим путем.

– Пал Палыч, подождите, – окликнула она его.

Он остановился, продолжая улыбаться.

– Баронесса, а посмотрите, какая замечательная лавочка. Может, присядем, поговорим. Меня, дорогая моя, не покидает ощущение, что мы с вами встретились не случайно. Вы, как пить дать, знали, что именно сегодня я вновь обрету способность говорить.

– Да, знала, – с несвойственным для нее смущением ответила она. – Но это издержки прошлой жизни. Теперь все по-другому. А лавочка, действительно, замечательная, и нам с вами, пожалуй, следует присесть и немного пообщаться.

Со стороны взирая на происходящее, совершенно обоснованно Константин всем своим видом начал выказывать обеспокоенность.

– Не переживайте вы так, Костя, – успокоила она его. – Ничего такого, что помешало бы вам добраться до Григория, который подъедет не раньше, чем через пятнадцать минут, вам с Пал Палычем не грозит. Вы спокойно можете расслабиться на соседней лавочке.

В это время проходящая мимо внушительная группа медиков не обратила на них ровным счетом никакого внимания.

– Костя, верь ей, – заметил Пал Палыч, – эта женщина знает, что говорит!

Уверенность, с которой произнес последнюю фразу недавно проснувшийся олигарх, позволила Константину, недолго думая, присесть на рядом стоявшую лавочку и даже закурить сигарету, чего раньше он никогда себе не позволял на службе. Чудеса, да и только! Он вдруг почувствовал такое внутреннее спокойствие и умиротворение, которые, наверное, не смог бы пережить одержимый океанолог, наконец-то достигший дна Марианской впадины, опустившись в своем батискафе на глубину одиннадцати тысяч метров.