Кукловод - Андрей Некин

— А что ты тут делаешь, сын императора? Машешь палочкой, представляя себя великим воином? Ха-ха. И тогда в тот самый момент Стормо Торрия прорвало. Он был не кем-нибудь, а рыцарем в конце концов. Кровь древнего Императора забурлила в нем:

— Не ваше дело, леди, — спокойно воткнул он фламберг в землю, поправляя очки, — и может мы и бедны. Но моя семья победила в столетней войне континентов! Мой отец — победитель северных орков!

Еще одно слово о роде Торрий — и я разобью вам нос, Миледи!

— Победитель северных орков? Ха-ха, да его там для красоты на коня посадили! Всю работу сделала гибургская артиллерия моего родителя, глупый оборва… Наследник сэр Стормо Торрий, посвященный рыцарь, палладин и единственный верный подданный своего отца развернулся на носках и маршировал к выходу из сада, четко шагая на негнущихся ногах, как умеет только самый опытный легионер. За собою он оставил жалко расплакавшуюся миледи с разбитым носом… Тот случай с госпожой будущим ректором был видно последней каплей.

Казна полностью перешла под контроль магистрата. «Тихая революция» прошла еще при императоре Роко, и теперь закономерно подошла к своему логическому завершению: Император самой могущественной страны на континенте сидит в потертом, штопаном камзоле на троне и думает к кому бы напроситься на ужин. Подперев голову локтем на своем троне, с которого давно облетела всякая позолота, он прекрасно понимает, что давешние события в саду — единственная стоящая победа монархии Тулурка за последние полтора столетия. И не побеждал его отец никогда северных орков. Мягким он был человеком, как его дед и как его прадед. И подаренное оружие — детская игрушка. Блестящий сувенир, что ковался исключительно для ярких парадов, а не для поля брани. И очки, черт бы их побрал, совсем не делают его похожим на сурового главнокомандующего многотысячных легионов. А еще дурацкий шарф, ведь юный король исключительно болезненный человек.

— Поднимите ноги, мой Император, я протру пыль. То был дворецкий Мориус, старик, служивший еще при Роко Злосчастном. Нынешний же император послушно задрал ноги. Замок пребывал в жутком состоянии. Царство пыли и паутины вместо тронного зала, старинные латы вдоль стен — единственные его жители. Роскошное когда-то убранство поблекло и рассыпалось на куски, противно скрипел выстеленный красным дубом пол, птицы свободно летали где-то в вышине потолка. Грядет осенний сезон дождей, а крыша протекает так, будто крыши и нет вовсе. Исчез из стен замка звон золота, и расползлись слуги в другие дома, а по углам валяются ворохи опавших листьев. И это за какие-то пять лет с момента смерти «победителя северных орков». Стормо печально вздохнул.

— Не волнуйтесь, мой Император, советник Тигль Римус поймал с утра карпа. Нас ждет вкуснейшая уха! — утешил дворецкий, чуя, что настроение господина совсем никуда не годится. Советник Тигль тоже достался императору по наследству от родителя.

Опытный кстати рыцарь, что развлекал его вечерним спаррингом на мечах. Император еще ни разу не проиграл изрядно поседевшему в последнее время Тиглю, и поэтому развлечение потеряло свою приятную остроту несколько лун назад.

— Не хотите ли пройтись для аппетита, милорд? Здешний пыльный воздух совсем не идет на пользу вашему здоровью. Император болезненно чихнул. Начнись война, и, как спрашивается, он поведет легионы в поход, ночуя на холодной земле и в снегу? О нет, такого Стормо Торрий вынести не может. Да и понадобится ли…

Легионы влачат еще более жалкое существование, нежели их повелитель.

«Война на мечах? Какой дикий архаизм!»— считалось в магистрате, мол победу все равно одерживает артиллерия и новый полк ружейников при Механическом Гибурге. Пехотные легионеры и кавалеристы сидят в цитаделях у самых границ, ничего не делая и проедая государственное жалование. Того гляди, и вовсе распустят, и тогда его, Императора, положение станет более чем жалко. Милорд грустно поднялся с облезлого трона. И столь же грустно поплелся по длинной дорожке тронного зала. Потом по трехъярусной лестнице, потом по коридору, еще раз — по лестнице поменьше. О, как велик императорский замок! Через залу аудиенций, столовую, кухню, еще один коридор к черному входу (тяжелые двери парадного некому было открывать). И, наконец, сад — единственное, что сохранило свой прошлый блеск в полном великолепии… ну или хотя бы частично. Дубы величественно высятся, занеся ветви над деревьями поменьше, как мечи древних титанов. Узловатые корни так сильно прорываются в землю, что в камне крыльца, да что там — в гостевой зале замка рушатся и трескаются полы под их напором, древа выпирают прямо из плит, того и гляди разорвут все на части. Хотя есть в том и свой плюс. Затопленные подвалы замка осушаются, будто воду цедят не замшелые дубы, а всасывают песчаные слоны крепкими хоботами, чье стадо может опустошить целое озеро. В такт настроению Императора скрипят давно сломанные качели, махая унылым ржавым остовом на ветру. Под ними немалые лужи, и даже приди Стормо Торрию мысль вспомнить детство, навряд ли бы он полез туда — не мешало только испачкать последние добротно скроенные по фигуре штаны. Посреди сада расположился угрюмый почти уродливый мемориал. Кто бы знал, зачем он там? Сад хоть и не ухожен, но сочетает в себе свои компоненты идеальным образом. Они все подогнаны друг к другу, как детали хорошего доспеха. Будто натюрморт: опрятные тарелочки с яблоками, бокалы игристого вина, гроздья ягод и фруктов, золотой кубок, пошитые серебром скатерти и… гротескный мемориал, словно песчаный слон прямо на этом столе наложил вонючую кучу. Слева от кубка, прямо на яблоки… Непереносимая дисгармония. Лицо императора искривилось. Тяжелый вид у этого древнего памятника. Чугунная чужка. Круг и колонны, уходящие далеко вверх. Полностью железный, отвратительно заржавевший памятник. Но он был посвящен Богу Света. Мастеру Света, Плачущему Гобо. И сносить его ни в коем случае не полагалось. Император подошел и с удовольствием пнул, вызвав металлический звон на весь сад и окрестности. Эхо заметалось меж железных колонн и ушло дальше к небу. Стормо Торрий присел на алтарь Мастера, тем самым, кстати, сильно оскорбив того. В руках его пронеслась искра, и он блаженно задымил курительной палочкой, осторожно отводя дым от одежды. Не мешало еще, чтоб дворецкий или Тигль Римус учуяли запах. Привычка простолюдинов не одобрялась при дворе. Он выдохнул последний синий дым и тогда-то с последней затяжкой нашел это. Блестящий кусок пергамента, что завалился меж колонн… Хотя разве пергамент бывает блестящим? И настолько ровным и гладким? Да и как он мог пролежать столько времени незамеченным? Стормо Торрий смял его. Но он разогнулся, как будто ничего и не произошло. Стормо Торрий попытался разорвать его. Но казавшейся хрупкой, бумага не порвалась, как он не силился. Заинтересованный, он зажег кремниевое огниво. Квадратный лист удивительного пергамента не только не сгорел. Он даже не нагрелся. Внешне ничем не примечательный за исключением одного: на полотне его были изображены символы на языке древних. Затейливые закорючки, идущие ровными строчками, такими ровными, что кажется, ни один человек не может так искусно владеть пером, чтобы повторить подобное. Даже каллиграфы Гибурга, которые копируют и пишут книги лучшими перьями. Такая машинопись была замечена лишь в книгах эпохи восхода человечества. Говаривали, так умеет писать лишь специальный механический автомат. Но, к сожалению, Император не умел читать на этой тарабарщине. Любопытную вещицу он рефлекторно сунул в карман. Правда, сразу же забыв о ней… Почему? Потому как еще от ворот, сильно запыхавшийся от быстрого бега, главный императорский советник, сир Тигль Римус кричал, что было мочи: