Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Германская диктатура не создавала из демократии такого грандиозного шоу, но даже после последних многопартийных выборов в рейхстаг, состоявшихся в марте 1933 года, когда национал-социалисты победили с 44 % голосов, что было наивысшим достижением по сравнению с любой другой партией с момента образования Германии в 1871 году, парламентские мандаты все еще оставались желанными. В период с 1933 по 1938 год немцы ходили к избирательным урнам еще четыре раза – три раза для выборов в рейхстаг, которые проводились в тот же день, что и плебисцит, один раз в августе 1934 года для участия только в плебисците. Как конституция Веймарской республики, так и национальная парламентская система оставались неизменными после 1933 года. Избирательные кампании представлялись как возможность для населения Германии напрямую выразить свою приверженность новой национальной идее, и, так же как и в случае советских выборов, значительно более 90 % населения регистрировали свои голоса для участия в каждой выборной кампании. В период с 1933 по 1934 год сюда включались и фракции, все еще намеревавшиеся продемонстрировать свою оппозицию. После выборов в рейхстаг 12 ноября 1933 года парламент впервые оказался исключительно однопартийным; в тот же день германский народ должен был одобрить выход страны из Лиги Наций. В выборах приняли участие 95 % избирателей, и 89,9 % из числа проголосовавших сказали «да» плебисциту. Несколько меньшее число, 87,7 %, проголосовали за национал-социалистический парламент; более 3 000 000 бюллетеней были признаны недействительными, так как не содержали простого крестика, который требовалось проставить напротив имени кандидата10. Для плебисцита, который должен был состояться через год c целью одобрения решения Гитлера объединить кабинеты канцлера и президента и создать единый кабинет фюрера, правила были ослаблены, чтобы для выражения согласия можно было использовать как бюллетени с крестиком, так и бюллетени, содержавшие написанное слово, выражавшее согласие. На этот раз на избирательные участки пришли лишь 84 % избирателей, из них девять десятых одобрили предложение Гитлера, но суммарное число недействительных бюллетеней и тех, кто проигнорировал выборы, достигло 7,2 миллиона, и это были последние выборы, когда столь значительное число избирателей выразили несогласие или апатию11.

Для двух последующих выборов, состоявшихся 29 марта 1936 года и 10 апреля 1938 года, были изменены правила в отношении испорченных бюллетеней. Так, все бюллетени, оставленные пустыми, в отсутствие других партий должны были рассматриваться как голос в пользу национал-социализма. И только те бюллетени, в которых избиратель не поленился написать «нет» или вычеркнуть имя кандидата, должны были считаться как голоса «против». Выборы 1936 года были первыми, в которых было зафиксировано почти полное единодушие избирателей: «за» проголосовало 98,8 % избирателей, а в некоторых районах было зафиксировано стопроцентное согласие, хотя почти наверняка местные деятели не учитывали все испорченные бюллетени. Для избирательной кампании 1938 года правила были изменены снова. На этих выборах выдавали только один бюллетень для голосования за кандидатов в рейхстаг и для ответа на вопрос плебисцита о присоединении Австрии, совершенном насильственно 12 марта 1938 года. На выборах следовало сказать просто «да» или просто «нет» списку фюрера, во избежание опасности, заключавшейся в том, что поддержка национал-социалистической партии могла оказаться меньшей, чем поддержка, оказанная лично Гитлеру. На бюллетене слово «да» было написано внутри большого круга, а «нет» – в маленьком круге. На одном из избирательных участков голосующих просили пройти в кабину, только если они намеревались проголосовать «против». Местные партийные деятели старались заранее изолировать потенциальных избирателей, голосовавших «против», до того как они могли достичь избирательных участков, чтобы не позволить им голосовать. Даже после этого объявление о том, что «за» проголосовало 99 % избирателей, не совпадало с данными (неопубликованными) числа самих избирателей. Наихудшие результаты были получены в коммуне Визбек, где только 68 % электората проголосовали «за»; в одном районе был достигнут 75 % результат, а в восьми других – «за» проголосовали 87 % голосовавших12. Для верноподданных партии акт участия в выборах и подтверждение своей преданности ей было важнее, чем проявление неподкупности электората. «Наша дорога к избирательным урнам, – отмечал писатель Вернер Боймельбург в очерке о выборах, проходивших в марте 1936 года, – таким образом, является не выбором и не плебисцитом, а это, по сути, радостная, невыразимая декларация судьбы, которой мы верны, и выражение преданности человеку, которому она вверена свыше»13. Это было, по сути, то, что, по общему мнению юристов и политологов, было названо германской демократией и что вполне соответствовало политическому порядку, сложившемуся после 1933 года.

Ни гитлеровская Германия, ни сталинский Советский Союз не соответствовали понятию «демократия» в общепринятом смысле этого слова. И тем не менее оба государства полагали себя истинно демократическими и считали свои демократии более высокой формой по сравнению с западной моделью, которая, по их мнению, не только не могла, в силу своей природы, обеспечить эффективное управление, но и была продуктом эгоистичных классов, действовавших только в своих интересах, и характеризовалась абсолютной неспособностью выражать интересы всего общества. «Но что такое демократия? – задавался вопросом Сталин, когда объявлял о принятии новой советской конституции в ноябре 1936 года. – Демократия в капиталистических странах… как показывают последние исследования, это демократия для сильных, демократия для имущего меньшинства»14. Проблема традиционных парламентских демократий кроется в существовании различных партий и фракций, чьи задачи, как считали Советы, только и состоят в том, чтобы подрывать основы революционного государства и раскалывать общественное мнение или, как в случае с Германией, отторгать или ослаблять нацию, агонизирующую в борьбе за свое возрождение. Советскому народу, продолжал свою речь Сталин, нужна только одна партия, потому что теперь нет разделения общества на «капиталистов и рабочих, помещиков и крестьян»15. Через несколько месяцев, в апреле 1937 года, Гитлер произнес длинную речь перед руководителями местных партийных организаций, посвященную природе демократии, в которой он также давал раъяснения относительно того, почему обществу, объединенному одной волей, нужна только одна партия. «Но для нас больше всего нетерпима оппозиция, потому что она неизбежно ведет к разложению»16. Многопартийные системы рассматривались как отражение социальной неустойчивости и разделения интересов, но никак не возможность свободного политического выбора.