Генерал его величества - Андрей Величко

Тем временем из дома вышел Георгий, ласково придерживающий за вывернутую руку согнувшегося в три погибели верзилу. Сдав свой груз, он оглядел место действия и грозным голосом заорал, обращаясь к зрителям:

— Чего столпились? Разойдись с дороги, Его Величество ранен, нужна срочная медицинская помощь!

Взревели моторы, и две «Оки» помчались в сторону Георгиевска. На противоположной стороне улицы мелко крестилась ошалевшая от увиденного бабка.

— Сподобилась, наконец, царя-то нашего батюшку увидеть, — бормотала она, — всё как говорили, красавец собой и тихий такой, вежливый… как он этого рыжего, без единого ведь слова грубого…

Николай Второй купался в лучах славы. Причем восхищение собравшейся в Большом зале Приемного парка народа доставляло ему искреннее удовольствие, что мне, например, было решительно непонятно. Ладно, абстрагируемся от того, что приписываемых ему подвигов он не совершал даже во сне — но ведь он видел собравшихся впервые в жизни. Откуда он знает, что это за люди? Мало ли, вдруг наоборот именно их восхищения стыдиться нужно…

Хотя и такие характеры бывают, подумал я. Мне, например, было дорого хорошее мнение о себе — во-первых, меня, а во-вторых, узкого круга людей, которых я хорошо знал и уважал. Что думают все остальные — как-то оно меня не интересовало, это их дело, если в драку не лезут… А бывают и такие, которым нужно восхищение всех. Что же, еще один штришок в портрет пациента…

Как только Николай узнал — на него было покушение, его двойник ранен — он даже слегка спал с лица, видимо, представил себе, что было бы, не подготовь мы весь этот спектакль. Но быстро очухался, безропотно дал перевязать себе голову и вышел к своей свите.

Та была в полном обалдении. Подмена Николая на вокзале произошла, когда он был чуть в стороне, а потом Николай-Василий сразу пошел к машине, так что, похоже, лицедейство прошло незамеченным — если у кого и были подозрения, то вслух их никто не высказывал.

— Ваше величество, как же вы так?! — воскликнул плешивый флигель-адъютант.

— Надо же было что-то делать, — вполне резонно ответило величество.

— Вы ранены?

— Не страшно, это царапина, — отмахнулся Николай, — и мне уже оказана врачебная помощь.

Надо сказать, что повязка а-ля Щорс, с красным пятном у виска, ему очень шла.

— Господа, Его Величество должен немного отдохнуть, дорога оказалась несколько утомительной, — заявил Гоша и взял Николая под руку. — Пойдем, Ники, я покажу тебе твои комнаты.

Беседа со Старцем была намечена на завтра, а пока предстоял обед, за ним — встреча со сливками серпуховского общества.

Пока Гоша развлекал брата (то есть они оба знакомились с подробностями своих подвигов), я послушал доклад о происходящем в Серпухове — там со скоростью цунами распространялись слухи, по дороге непрерывно обрастая дополнительными деталями. Число нападавших уже перевалило за десяток, но тенденция к росту явно не была этим исчерпана. Дом, правда, еще стоял, но до разнесения его по бревнышку было недалеко — в одном из вариантов Николай вышел на улицу через стену, разбив ее головой подвернувшегося под руку супостата. Как и положено, инцидент почти сразу обрел название — «битва у моста».

Трое присутствовавших при покушении журналистов уже отправили первые телеграммы, но там пока обходилось без особых преувеличений. Правда, в одной из телеграмм император шел в бой с криком «за Русь святую!»

К встрече с общественностью Ники то ли успел подготовиться по, так сказать, вновь открывшимся обстоятельствам, то ли он к такому был всегда готов, но образ скромного героя у него получился безукоризненно.

— Господа, что тут особенного — с невинным лицом вопрошал он. — Эти люди сами вывели себя за рамки законов божеских и человеческих, и мой долг, как дворянина, указал мне, что делать… Я уверен, что на моем месте так поступил бы каждый из присутствующих.

После чего Николай сообщил народу, что намерен обдумать указ об ответственности за террористическую деятельность (перед собранием я успел подкинуть ему идею — выделить терроризм в отдельный вид преступлений).

— Стреляли в меня, но могли пострадать и вовсе посторонние люди, такое не должно оставаться безнаказанным! — с пафосом восклицал император.

Поздним вечером я снова тренировался в управлении изображением старца — теперь у меня уже был опыт, позволяющий мгновенно подключать нужную из более чем пятидесяти мизансцен, создавая полную иллюзию диалога. В мои планы не входило прямо завтра грозно возопить Николаю «отрекайся, презренный!», но зародить некоторые сомнения в правильности понимания им своего предназначения было бы неплохо. А вообще я чувствовал, что скоро мне придется вплотную изучать такие дисциплины, как нейролингвистическое программирование и прочие невербальные воздействия… он, кажется, продукцией нашей киностудии заинтересовался? Замечательно, срочно дарим ему домашний кинотеатр с парой механиков, двадцать пятый кадр — вещь очень полезная для царственного организма.

Через день августейший гость покинул Георгиевск. Отъезд, в отличие от прибытия, был безо всякой помпы — просто утром сначала через Георгиевск, а потом Серпухов пронеслись четыре автомобиля.

— Благодарю вас, Георгий Андреевич, — сказал мне Николай уже в вагоне, при прощании, — за те теплые слова, что сказали обо мне Старцу. И ему тоже передайте мою огромную благодарность — вроде он не высказал мне ничего комплиментарного, скорее наоборот, но после беседы с ним как-то даже на душе посветлело. Да, и простите мою забывчивость, это надо было сделать сразу…. Николай достал из кармана массивный золотой портсигар.

— Передайте это, пожалуйста, господину Акимову от меня, вместе с пожеланиями дальнейших успехов в его нелегком труде! А вас, значит, мы с Аликс ждем через неделю?

Глава 18

Стихли последние аккорды, затем эхо от финального «шоу маст гоу он» Меркьюри, и наступила тишина. Гоша потрясенно молчал.

— Я же слышал эту песню и раньше, но почему она тогда не произвела на меня никакого впечатления? — неуверенно спросил Гоша.

— Да потому, что есть музыка, которую можно исполнять хоть на одной струне балалайки, и она от этого только выиграет, — усмехнулся я, — а вот вспомни звучание Баха на Машином синтезаторе и сравни с тем, что дает настоящий орган. Тут то же самое, ты слышал Меркьюри в наушниках, а вот как он должен звучать на самом деле, если использовать по-настоящему качественную аппаратуру.

Опытный человек действительно сразу определил бы, что эта аппаратура далеко не ширпотребная, а колонки еще и доработаны. Впрочем, уж в этом-то Гоша не разбирался совершенно…

— Фантастика, — встряхнул головой Гоша, — так, значит, я зря неодобрительно относился к музыке твоего мира, а на самом деле все обстоит как в анекдоте про кошек?

— Да, вот именно, тут главное — уметь готовить, — кивнул я, закуривая. На лице у Гоши появилось странное выражение.

— Что-то мне тоже захотелось, — смущенно признался он, — угостишь сигаретой?

— Стоп, — резко сказал я, сгреб со стола пачку и убрал ее в карман, потом затушил свою сигарету и выбросил бычок в окно. — А теперь сосредоточься и подумай, откуда у тебя взялось это идиотское желание?

— Не знаю, — растерялся Гоша, — наверное, почему-то музыкой навеяло…

— Будь так добр, еще раз эту же песню послушай, — предложил я и перебросил несколько тумблеров на микшере.

— Ну, а теперь не навеяло? — поинтересовался я.

— Н-нет, даже как-то наоборот…

— Вот именно. Помнишь, ты просил меня популярно рассказать о методиках скрытого внушения, а я ответил, что чуть попозже? Вот сейчас это самое «попозже» и наступило.

— Так это ты мне внушил, — догадался Гоша, — но как?

— Довольно просто. На самом деле ты кроме действительно незаурядной песни в первый раз слушал еще и вот что, — я перекинул пару тумблеров, и мягкий баритон начал вкрадчиво повторять — «эх, закурить бы… эх, закурить бы…». Эта фонограмма была замедлена в тридцать раз и наложена на песню. Результат ты только что прочувствовал на своей шкуре.

— И так можно внушить что угодно?!

— Держи карман шире. Только то, что не вызывает у объекта внутреннего отторжения.

— То есть заставить человека застрелиться так не получится, — с каким-то даже облегчением сказал Гоша.

— Не получится, если только у клиента нет склонности к суициду и заряженного пистолета под рукой, — согласился я. — Но если сначала долго внушать ему, что он с детства хотел летать как птица, потом — что это в принципе возможно, ну а под конец — что на самом деле он это может, надо только забраться на колокольню повыше и прыгнуть… вот тут уже есть шансы на успех.

— Ясно, — сказал Гоша, — если цель внушения недостижима за один присест, можно идти к ней постепенно, и наверняка уже есть методики этого процесса.