Московский лабиринт - Олег Кулагин
- Категория: Фантастика и фэнтези / Боевая фантастика
- Название: Московский лабиринт
- Автор: Олег Кулагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег КУЛАГИН
МОСКОВСКИЙ ЛАБИРИНТ
ПОКА ЖИВУ – НАДЕЮСЬ
(Вместо предисловия)Ещё два десятка лет назад антиутопий в нашей фантастике не существовало. Точнее, они имелись, но описывали события, происходящие не у нас, а где-то далеко-далеко, на другом континенте, а ещё лучше на иной планете в соседней галактике. Страшное могло произойти, но только не с нами, писатели-фантасты изучали его взглядом сторонних наблюдателей, находящихся но ту сторону стекла, в чистой и светлой лаборатории…
Лет пятнадцать назад всё очень круто изменилось. На какое-то время антиутопия вышла в лидеры, романы, повести и рассказы-предупреждения начали кропать даже те, кто в иное время фантастикой брезговал, считая её литературой второго сорта. Разного рода «невозвращенцы» заполонили страницы журнальной-газетной периодики, время от времени броской обложкой выплёскиваясь на книжные лотки. Имена их авторов возникали из небытия и спустя пару лет точно так же исчезали в никуда – когда выяснялось, что одними предсказаниями бед неисчислимых, мора и глада следа в литературе не оставишь.
Впрочем, сюжеты этих антиутопий были удивительно однообразны, различаясь только в деталях. Основных сценариев было два: военный переворот и грядущая жестокая диктатура или же «парад суверенитетов» ad infinitum,[1] выливающийся в полную дезинтеграцию страны. Даже традиционное для западной фантастики описание будущего после катастрофы (ядерной, экологической либо какой-то другой) не было у нас настолько популярно, как два этих сюжета – вместе или по отдельности.
Характерно, что утопий в те же времена появилось гораздо меньше. Почему-то писателей совершенно не интересовали картины процветания и благоденствия новой, рыночной России. В лучшем случае авторы могли касаться «злобы дня» – описывать успешное избавление России от готовящегося переворота и уготованной стране участи, как это сделал Эдуард Тополь в романе «Завтра в России».
Зато в публицистике утопия процветала. С газетных и журнальных страниц, из теле- и радиопередач потоком хлынули велеречивые рассуждения опытных экономистов о благотворности свободного рынка, о грядущем процветании. Притом ничего для этого делать не требовалось – следовало лишь ненадолго затянуть пояса, закрыть глаза и расслабиться в предвкушении удовольствия. И вот тогда всё пойдёт предначертанным путём, Россия вернётся в общемировую колею, войдёт в лоно рыночной экономики, а там нас уже будут ждать молочные реки и кисельные берега…
Но сладкий дурман ожиданий рассеялся, а утратившая иллюзии страна, возмечтавшая о столбовом дворянстве, подобно пушкинской старухе, оказалась у разбитого корыта. Похоже, своеобразным рубежом стал кризис 1998 года, когда люди вдруг почувствовали, что антиутопия уже наступила – и, следовательно, худшее осталось позади.
Примерно в это время в «футурологической» фантастике начались два разнонаправленных, но в то же время связанных между собой процесса. С одной стороны, началась разработка более или менее «оптимистических» (по крайней мере не деструктивных) вариантов развития страны (Долгое время единственным претендентом на роль подобной утопии был роман Вячеслава Рыбакова «Гравилёт «Цесаревич» (1994). В 1999 году одновременно появились «Сверхдержава» Андрея Плеханова и «Выбраковка» Олега Дипова, рисующие пусть и неоднозначные, но всё же конструктивные варианты будущего России, не сводимые к дихотомии демократия/диктатура. Напротив, в более раннем романе Сергея Абрамова «Тихий ангел пролетел» подобная дихотомия сохранялась, лишь со сменой знака – грядущая диктатура объявлялась благом для России). А с другой – в «чистых» антиутопиях, то есть произведениях, описывающих дальнейший развал страны и дезинтеграцию социума, причины подобных явлений из внутренних стали превращаться во внешние. Проще говоря, авторы перестали искать внутренних врагов и обратились к врагам внешним.
Первой ласточкой нового направления стала небольшая повесть Ника Перумова «Выпарь железо из крови» (1997) – яркое и прочувствованное описание будущего России под сапогом оккупанта. Международные миротворческие силы под флагом ООН оккупируют Россию и уничтожают её как самостоятельное государство. Противостоять агрессору не готов никто, кроме маленькой кучки героической молодёжи. И не только потому, что страна растеряла союзников и утратила волю к сопротивлению, но и потому, что для большинства её граждан любая альтернатива ситуации середины 90-х выглядела бы хуже, чем текущая реальность.
Перумову удалось добиться потрясающей реалистичности в описании обыденного ужаса и ощущения безнадёжности борьбы, ибо оккупанты действительно навели в стране порядок, добившись лояльности большинства населения (позднее тема лояльности оккупантам была развита автором в дилогии «Череп на рукаве» и «Череп в облаках»). Подобную же картину можно встретить и в статье Андрея Столярова «Оккупация»: бороться с оккупантами бесполезно, потому что они сумеют управлять Россией лучше нас.
Однако события последних лет – операция НАТО в Косове, свержение талибов в Афганистане, война в Ираке – показали, что Америке вполне под силу разгромить практически любого противника, но вот с наведением порядка на оккупированных территориях она справляется плоховато. Нет никакой гарантии, что так же не произойдёт и в России. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Как известно, у нас все стройные, продуманные и идеально выверенные планы имеют обыкновение идти вкривь и вкось из-за разного рода непредвиденных случайностей и неустранимых деталей. И вряд ли самый лучший западный план имеет шанс избежать общей участи. Как говаривал незабвенный российский премьер, «хотели как лучше, а вышло как всегда».
Роман Олега Кулагина рисует нам завершающий акт этой трагедии. Четвёртая мировая война проиграна, даже не начавшись. Соединённые Штаты и послушная им Европа захватывают Россию, свергают её правительство, подавляют слабые попытки сопротивления и делят страну на несколько самостоятельных государств, во главе которых оказываются вполне узнаваемые фигуры политических деятелей «ельцинской когорты».
Ни о каком процветании речь даже не идёт, кругом царят нищета, коррупция и беззаконие. Отчаянные попытки населения сопротивляться оккупантам (даже не из патриотических соображений, просто от голода и тотальной безысходности) топятся в крови наёмными «национальными» армиями – сами американцы отнюдь не горят желанием проливать кровь своих солдат и бросают их в бой лишь в самых крайних случаях.
Но повстанческое движение всё же существует – в буквальном смысле загнанное в подполье, в подземные катакомбы и сети метро умирающей Москвы. Трусость и безразличие тех, кому есть что терять, – и отчаянное сопротивление людей, которым терять уже нечего. Партизанские отряды, неотличимые от уличных банд, и бандиты, как две капли воды похожие на преуспевающих политиков, одинаково ловко обделывающие свой бизнес как наверху, так и внизу. И все они завязаны в тугой клубок, выпутаться из которого почти невозможно…
Фантастика? Увы, описанные автором страсти-мордасти слишком хорошо подтверждаются опытом и тактикой всех партизанских войн. Ибо такая война – самая страшная из войн. И не только потому, что на ней никогда нельзя твёрдо знать, кто друг, а кто враг, приходится постоянно ждать удара в спину, а каждый сделанный шаг может стать последним. Дело в другом. Партизанская война является тотальной в прямом смысле этого слова, она касается всех людей, находящихся на затронутой ей территории, – без различия пола, возраста, моральных качеств или политических убеждений. Жестокость здесь превращается из отдельных «эксцессов исполнителей» в естественную и неизбежную тактику обеих противоборствующих сторон. Ведь полем действия такой войны становится не местность с её рельефом, дорогами и мостами, а люди, население этой местности, от поддержки или противодействия которого в итоге зависит итог борьбы. А самым простым и надёжным орудием в этих условиях становится террор.
Однако террор – оружие обоюдоострое. С его помощью можно запугать людей и заставить их отказаться от поддержки повстанцев, но с таким же успехом можно восстановить население против себя, добившись лишь усиления такой поддержки. Поэтому террор может иметь самый разный характер и различную степень интенсивности. Уничтожать целые селения или даже местности за поддержку повстанцев – метод надёжный, но хлопотный, требующий привлечения больших сил и средств. Кроме того, скрыть столь масштабную акцию крайне трудно, а современное международное законодательство относится к подобным способам ведения войны весьма негативно. А главное – такой способ войны можно применить к отдельной местности, но не ко всей территории, которую требуется взять под полный контроль.