Бог в поисках человека - Венделин Кнох

Ветхий Завет свидетельствует к тому же о «некоей особой истории Божественного откровения»[300], открывающей для всех людей волю Божию, направленную к спасению человечества, которое в конце времен соединится в единый народ Божий. А именно, после грехопадения Бог не только хранит завет, заключенный с Ноем, как непреходящий знак спасения для всех народов[301]; он также дарует, начиная Авраамом и Патриархами, разным людям в разные времена и в разных местах особое призвание. «Вместе с собиранием народа Израилева и освобождения его из Египетского плена (особое откровение) вступает в новую фазу. Через пророков Израиль еще глубже познает Бога и приуготовляется к окончательному откровению Божию в Иисусе Христе»[302]. Пророки укрепили надежду на спасение; через пророков «Бог выращивает свой народ […] в ожидании грядущего нового, вечного завета, который уготован всем людям и будет вписан в сердца их. Пророки возвещают радикальное освобождение Божьего народа, очищение его от всех прегрешений, спасение, которое объемлет все народы»[303].

Обозревая особую историю откровения, как о ней повествует Ветхий Завет, мы можем сказать, подводя итог: Бог открывает «в слове и деле […] Себя Самого и Свою волю ко спасению людей»[304]. II Ватиканский собор добавляет, имея в виду Новый Завет: «Но явленная в этом Откровении глубокая истина и о Боге, и о спасении человека сияет нам через это Откровение во Христе»[305]. Откровение есть нечто бесконечно большее, чем «сообщение истин и заповедей, которые человек не может познать своими собственными {123} силами»[306]. Его вершина и завершение – Иисус Христос. Ибо Он есть «сердцевина и исполнение всего откровения»[307].

Откровение, таким образом, христологически центрировано. Это удается продемонстрировать, во-первых, обращаясь к прошлому опыту Божьего возвещения о Себе в ходе истории, как о нем свидетельствует Св. Писание: «Бог многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни говорил нам в Сыне» (Евр 1, 1–2). Этот христоцентризм претендует, во-вторых, на особую значимость для опыта верующих как общины свидетелей живого присутствия Христа в настоящем: «О том, что было от начала, что слышали, что видели своими очами, что рассматривали, что осязали руки наши, о Слове жизни, – ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, – о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами; а наше общение – с Отцем и Сыном Его Иисусом Христом» (1 Ин 1, 1–3). – Этот христоцентризм имеет силу, в-третьих, в отношении будущего. Об этом напоминает II Ватиканский Собор, говоря: «Итак, христианское домостроительство, поскольку оно – новый и окончательный завет, никогда не прейдет, и уже нельзя ожидать нового всеобщего Откровения до явления во славе Господа нашего Иисуса Христа»[308]. Случившиеся после того «личные откровения» только подчеркивают окончательную значимость откровения, исполнившегося в Иисусе Христе, поскольку они должны помогать жить, опираясь на эти откровения, в определенную эпоху[309]. Невозможно ни превосхождение, ни исправление откровения, данного во Христе Иисусе. «Но когда пришла полнота времен, Бог послал Сына Своего (Единородного)» (Гал 4, 4).

Поскольку это послание совершилось «в Духе Святом», как это исповедует Символ Веры, откровение основано тринитарно в Боге как триедином таинстве – «mysterium stricte dictum». Здесь не только следует напомнить о тринитарном толковании истории посредством таинства, которое, начав век Отца сотворением мира, век Сына – Боговоплощением, завершает историю веком Духа – эпохой Церкви. Событие откровения – самовозвещение Бога – заставляет нас включить тринитарное измерение {124} в сам смысл этого события. При помощи отношения «я-ты-мы» это измерение описывается только в смысле аналогии, а поэтому в высшей степени неадекватно. Mysterium trinitatis стоит позади того, что называется откровением в христианском понимании, и это составляет его фундаментальное отличие от откровений в прочих, нехристианских, религиях. Христологическая центрированность откровения обоснована тринитарно: Бог Отец с непревзойденной полнотой открывает себя в Иисусе Христе – в Святом Духе.

Такое возвещение о Себе совершается не в силу слепой случайности: оно происходит ради человека – в творении и освобождении. Откровение – это спасение в человеческой истории. Поэтому в своей структуре оно учитывает то, что присуще человеку как личности в единстве тела, души и духа, обращается к человеку и как пленнику мира, и в то же время обладателю безграничного духа. Если Иисус Христос – это священный знак (изначальное таинство) того, что Бог с самого начала избрал человека в качестве адресата Своего откровения (Быт 1, 26) и тем самым призвал его в общение с Собой, то эта изначальная связь [Бога и человека] находит в Иисусе Христе свое завершение, поскольку она теперь осознается как любовь. Слова Божественного откровения: «Я есмь тот, кто есмь (Я есмь Сущий)» (Исх 3, 14), в которых Бог открывает себя как присносущий Владыка мира, как Бог творения и спасения, желающий вести Свой избранный народ, – эти слова в свете явления Христа можно перевести в Иоанново «Бог есть любовь». Завет, заключенный на Синае, достигает своего завершения в Новом Завете как причастие Божественной любви; святость была дарована в ниспослании Святого Духа. Поскольку в Иисусе Христе открывающий Себя Бог переживается как троичный и единый, откровение совершается как приоткрывающее завесу знамение, выявляющее достоинство человека: «Нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую Вам» (Ин 15, 13ff.). Тем самым, откровение ведет к богатой содержанием антропологии. Ее связующий центр также располагается в христологии. Обращенное к человеку откровение всегда совершается в словах и знамениях. И поскольку человек по своей сути способен видеть и слышать, и в этом выходит далеко за пределы области просто чувственного, он учится в свете откровения понимать самого себя. Одновременно мир превращается в близкий человеку окружающий мир, и человек узнает свое Я в ответе, исходящем от Ты. И в своем ответном поступке он привносит в мир силу Святого Духа. Поскольку Слово стало плотью (Ин 1, 14), а означаемое присутствует в знаке, вместе с Иисусом Христом и сам человек становится знаком спасительного присутствия Бога. Так {125} человек обновился в Иисусе Христе; человека нельзя больше описывать в его существе так, как если бы не состоялось обретение Божественным Словом человеческой плоти. Посланное единожды знамение спасения остается значимым во все времена. В Иисусе Христе человек переживает триединого Бога как действительность саму по себе.

Тем самым, историю должно принимать в расчет как пространство, в котором событие откровения сплачивает людей в исповедании Бога. И здесь Церкви с необходимостью отводится подобающее место. Отныне в отношении откровения она берет на себя роль апологетического размежевания, которое ограничивает себя фиксацией (сверхъестественных) истин, верификация которых совершается Самим Богом как Творцом и Владыкой мира – что включает в себя исполнение обязанностей веры «в полном послушании рассудка и знания» (DH 3008) – истин, чье возвещения в равной мере подкреплено Божественным авторитетом, чьим знанием человек обязан исключительно высказанному Богом свидетельству. Поэтому верно также следующее: поскольку Иисус Христос есть «вечное Слово вечного Отца», а Церковь своим основанием в качестве института, исполняющего определенные функции, обязана исключительно воле и наставническому авторитету Иисуса Христа, что также лежит в основе особого характера ее деятельности, только Католическая Церковь может быть истинной Церковью Иисуса Христа. Школьное богословие дополняет это положение следующей констатацией: «Вместе с удостоверением факта откровения и его непогрешимого источника посредством Католической Церкви закладывается также основание богословия»[310]. Это инструктивно-теоретическое понимание откровения преодолевается в посвященной ему Догматической Конституции II Ватиканского Собора признанием и исповеданием того обстоятельства, что откровение есть событие самораскрытия Бога. Тем самым истины спасения постигаются в их глубине и с точки зрения «личностной сердцевины», неразрывно связанной с Иисусом Христом, Его Личностью, Его словами и делами. Спасение, избавление от греха, Царство Божие и Церковь, жизнь во Святом Духе, воскресение, суд и исполнение времен суть «Его» истины. К этому примыкают и субъективные истины, которыми в то же время эстетика обосновывает «теорию восприятия созерцания» (H.U. v. Balthasar). В Иисусе Христе возвещение субъективных истин связывается с притязанием на универсальность. То, что ограничивает понимание истины человеком, преодолевается Иисусом Христом. Здесь становится заметно, что в Иисусе Христе человеческая история может быть засвидетельствована как история, в которой участвует Бог, – Бог открывает себя не как-то помимо человека и его истории, {126} но в ней и посредством нее – и таким образом здесь приоткрывается тайна вечного спасения человека. Mysterium iniquitatis эсхатологически разоблачается как преодолеваемое самим Богом через Иисуса Христа «нет» твари по отношению к Божественной любви.