И слух ласкает сабель звон - Сергей Зверев

— Мы сюда прибыли не для того, чтобы воевать с женщинами.

— А как же мы одежду-то раздобудем? А поесть, а выпить? — хмыкнул Кураев. — Запрем ее в кладовке, и всего-то.

— Я тоже хотел бы заметить, что голод не тетка, — поддержал ротмистра Санин. — У меня уже кишки к позвоночнику прилипли.

— Ну, вот видите, поручик, наш спутник так долго не протянет.

— У меня есть план, — с улыбкой ответил Голицын и принялся шептаться с ротмистром.

Журналист озадаченно поглядывал то на них, то на ферму. На физиономии ротмистра, выслушивающего план поручика, появилась кривая ухмылка, а в глазах заскакали чертики.

— Поручик, должен признать, это лучший план, какой мне доводилось слышать! — восторженно провозгласил он. — Но и я должен иметь шанс. Давайте тянуть жребий.

В качестве арбитра был, конечно, избран Санин, которому поручили зажать в кулаке две соломинки. Первым тянул Кураев.

— Черт побери! — воскликнул он, вытащив короткую. — Ваша взяла.

— Ну, вот видите, ротмистр, вы свой шанс использовали. Судьба!

Войдя в дом, поручик завел разговор со служанкой, воспринявшей его, конечно, как германского офицера Иоганна Хоппера — так представился Голицын. Поручик рассказал, что через пару часов на дороге его должна подобрать машина, вот он в ожидании транспорта и зашел выпить воды. Попутно выяснил, что хозяева уехали к родственникам в Кельн и вернутся лишь через неделю. Служанка оказалась весьма миловидной разбитной девахой, скучавшей в глуши без мужского внимания. Исстрадавшийся без женской ласки поручик тоже не дремал.

— Марта, — представилась девушка.

— Какое прекрасное имя, — понижая голос, произнес поручик. — И не страшно вам тут одной?

— А чего бояться? Я хоть и девушка хрупкая, но постоять за себя умею, — ответила Марта, поджав полные губы. Насчет хрупкости служанка явно поскромничала — фигура у нее была что надо и заводила с пол-оборота любого.

— Неужели нет того, кто бы мчался к вам откуда-то издалека?

— Никого нет, — с сожалением протянула девушка. — В том-то и дело…

— К любимой женщине, например, я бы спешил не раздумывая.

Служанка посмотрела на поручика с нескрываемым интересом:

— А что, у вас уже есть такая?

— Теперь, возможно, есть, — Голицын перевел глаза на внушительный бюст новой знакомой, обтянутый белой тканью и нескромно подпрыгивающий при движениях. Разговаривая, та успевала управляться с делами по кухне. Марта перехватила взгляд и улыбнулась.

— А вы на всех так смотрите, Иоганн?

— Не на всех, — уверил офицер, гипнотизируя девушку серыми глазами. — Только на тех, кто особенно понравился. А то, что мы незнакомы, легко исправить.

Его взгляд произвел на служанку большое впечатление — что-то внутри екнуло, зажглось, и по венам будто огонек побежал. Изголодавшаяся по мужчинам деваха глядела на офицера с вожделением.

Дальнейший разговор только усиливал волнение девушки и напор Голицына. Его тоже пленили пышные формы и томные взгляды. Комплименты офицера заставляли грудь Марты часто вздыматься и томно закатывать глаза.

— А какие у вас красивые руки, — продолжал поручик. — Изящные, тонкие, словно у берлинской аристократки.

— Ой, ну что вы, господин офицер… — наигранно смутилась девушка, поворачиваясь туда-сюда своими привлекательными формами. Полные крепкие бедра и высокая грудь могли соблазнить кого угодно.

— Наверное, все мужчины в округе желают с вами познакомиться?

— Ну, не знаю, — девушка хихикнула, бросая на поручика быстрый взгляд.

Голицын заглянул в ее зеленые глаза:

— Зато я в этом не сомневаюсь…

— Вы меня совсем смутили, — щечки Марты все розовели.

— А хорошо здесь у вас! — прошелся по кухне офицер. — Тишина, свежий воздух…

— Ну, что вы! Скука! — Девушка принялась составлять посуду. — Ни выйти некуда, ни развлечься. Одна работа. Вот только есть у меня подружка на соседней ферме, так иногда то я к ней, то она ко мне в гости ходим, а то ведь иначе волком завыть можно.

— Что вы говорите? — протянул поручик, любуясь не столько руками собеседницы, сколько просвечивающими сквозь тонкую ткань блузки округлостями. — Наверное, вам одиноко? — Он накрыл своей ладонью ее пальцы.

— Да, очень, — согласилась Марта, вонзив в поручика призывный взгляд. Служанка качнула головой, и тяжелый узел белокурых локонов рассыпался по ее плечам. Девушка чуть подалась вперед и прикрыла веки, часто и взволнованно дыша.

Возбуждение Голицына сменилось бешеным желанием обладать этой красоткой, притягивающей его, как магнит. Уже не владея собой, он заключил ее в объятия и впился в горячий сладкий рот своим поцелуем.

Тарелка, зазвенев, вывалилась на пол. Девушка прижалась к поручику и принялась легонько покусывать ему шею.

— Нет, не здесь! — жарко прошептала Марта. — Туда… на конюшню.

— Пора, — объявил ротмистр, проводив глазами объятую страстью пару, удалившуюся на конюшню, и подтолкнул репортера. — Двигай ступнями, работник пера.

— Я вас не понимаю, — пожал плечами Санин. — Куда это мы с вами пойдем?

— В дом! — начал сердиться Кураев. — С тобой, как с малым дитем! Эх, если бы не поручик, расстались бы мы еще в корзине!

— А если вдруг кто-то войдет в дом? — все еще сомневался репортер. — И вообще, как это все выглядит?

— Пошли, говорю я тебе!

Увлекаемый могучей рукой офицера, писака первым оказался на земле. Пригнувшись, они побежали к дому.

Войдя внутрь, ротмистр огляделся.

— Так, слева кухня и прочие помещения хозяйственного типа, а жилая часть, насколько я понимаю, находится на втором этаже, — быстро сориентировался Кураев, пройдясь по дому. — Да не дрожи ты, никого здесь нет, я точно чувствую. Стой здесь и смотри за дверями. Если что — свистнешь.

Ротмистр, топоча сапогами, поднялся по узкой лестнице наверх.

Пройдясь по комнатам второго этажа, ротмистр бесцеремонно, словно заправский взломщик, открывал шкафчики, ящики и полочки. Мурлыча под нос мотивчик какой-то песенки, он добрался до спальни.

— Ну вот, это я понимаю! — провозгласил Кураев, отворяя дверь шкафа. — Здесь-то мы точно подберем себе вещи по вкусу.

Довольный какой-то своей выдумкой, он хрюкнул от смеха.

После основательной ревизии комната хозяев стала напоминать поле боя. Костюмы, платья, рубашки — все это валялось повсюду в совершеннейшем беспорядке…

— Ну что, Санин, ты еще не умер от страха? — спустившись, «ободрил» Кураев репортера, дежурившего у дверей. — Все спокойно?

— Пока все тихо, — отрапортовал тот. — Хотя знаете, ротмистр, как-то не по себе.

— Ничего, бывает. С одеждой я вопрос решил, а теперь подумаем о желудках. Вперед, на кухню!

Визит оказался чрезвычайно успешным. Одежда, провизия, вино — все это не могло не радовать и не придавать уверенности в будущем. Кураев и Санин, нагруженные припасами, вернулись на прежнюю позицию.

— Сколько еще можно его ждать? — нервничал ротмистр, поглядывая на часы.

— Вот они! — радостно прошептал корреспондент.

Из конюшни показались Голицын и раскрасневшаяся служанка. Поручик держал девушку за талию и что-то шептал ей на ухо. Та игриво смеялась.

— Вижу, не слепой. Вот ведь гусар — окрутил девчонку! — покачал головой ротмистр. — Эх, жаль, меня там не было!

Мечтательно прикрыв глаза, Кураев представил себе такой вариант.

— Мне так стыдно, — хихикнула Марта, открывая дверь в дом и игриво поглядывая на Голицына. — Ведь мы с вами только встретились, а уже так хорошо… познакомились.

— Я потерял голову сразу же, как только тебя увидел, — произнес поручик, понижая голос и проводя ладонью ей по спине. Рука, словно сама, упрямо стремилась ниже.

— Заходите, Иоганн. Мы выпьем кофе, — в глазах Марты играли огоньки. — Сейчас я все приготовлю. Ой… что это? А?

Служанка с все усиливающимися криками заметалась по покоям, находившимся в беспорядке. Ее башмаки затопали вверх по лестнице. Голицын знал, что там она явно не успокоится.

Так и случилось — со второго этажа через полминуты донеслись истошные вопли.

«Ну, разве стоит так уж убиваться? — философски размышлял поручик, покуривая сигарету. — Ведь все осталось в целости и сохранности… за небольшим, может быть, исключением».

— Господин офицер, дом обокрали! — вернувшись из верхних комнат, бросилась на шею поручика Марта.

— Неужели? — продолжал «удивляться» офицер. — Как же такое может быть?

— Он же прибьет меня! — рыдала деваха.

— Кто?

— Хозяин, когда вернется! Что же мне делать? — заливалась слезами служанка.

Женские слезы всегда вызывали у поручика чувство крайней жалости. Недолго поразмыслив, Голицын благородно предложил компенсировать пропажу деньгами: