И слух ласкает сабель звон - Сергей Зверев

Майор уже успел получить и сведения о болтовне Санина.

Это сообщение порадовать Мольтке никак не могло, поэтому фон Репель поспешил уверить генерала в том, что диверсанты будут обезврежены в самое ближайшее время.

— Будем надеяться, — процедил начштаба. — Однако с этого момента необходимо максимально усилить все меры предосторожности. Все сделать для того, чтобы и мышь не проскочила. Тем более неприятельская, — хмыкнул он.

В ходе обсуждения, естественно, возник и вопрос связи между генштабом и базой цеппелинов, ведь вылет дирижаблей был возможен только при определенных условиях: с учетом направления и силы ветра, уточненных разведкой координат бомбометания и множества других немаловажных деталей. Все понимали, что доверять секретную информацию телефону, телеграфу, в том числе и беспроволочному, крайне опасно.

— Самая надежная связь — это связной-курьер с классическим пакетом, — сказал Мольтке. — Несмотря на развитие техники, этот вариант остается самым верным.

— Есть у меня такой человек, — сообщил Штрассер. — Тот самый ефрейтор. Беззаветно предан Германии, правда, несколько бесноват… Я его отыскал в госпитале профессора Вайса. Помните?

Глаза фон Репеля сузились:

— Дело в том, что профессор подозревается нами в сотрудничестве с британцами. А тут еще русские… Вы уверены в Гитлере?

— Хм… Вот оно что! — задумался капитан. — Дело в том, что профессор вполне мог догадаться о том, какая миссия предстоит ефрейтору. Ведь тогда на банкете у нас и шел об этом разговор. Впрочем, что ж, я всегда могу отыскать другого человека.

— Наверное, не стоит этого делать по той же причине, по которой мы пока не трогаем профессора Вайса вместе с его ассистентом, — улыбнулся фон Репель. — Британцы всецело доверяют информации, полученной от них. Вы можете сделать так, чтобы профессор убедился, что именно Гитлер будет связным-курьером, перевозящим информацию, касающуюся вылетов цеппелинов и целей бомбежек?

— Это несложно, — пообещал капитан, — во время банкета у нас с профессором завязались вполне дружеские отношения. Как-нибудь просто упомяну, куда попал на службу его протеже.

— Кстати, вызвать сюда этого ефрейтора, — приказал Мольтке. — Сейчас я с ним и поговорю.

Появившийся через пять минут Гитлер выглядел потрясенным оказанным ему вниманием. В ходе короткой беседы выяснилось, что Адольф несказанно рад послужить величию родины.

— Теперь вы поступаете в распоряжение генштаба, — объявил о своем решении Мольтке.

— Служу Германии! — Адольф был счастлив.

— Вы свободны, — сухо закончил начальник генштаба.

— Этот ефрейтор — полный идиот, — заключил генерал, закончив совещание и оставшись наедине со Штрассером. — Но это и хорошо. А теперь, капитан, обговорим кое-какие детали.

ГЛАВА 26

— Хорошо идет колясочка, — одобрительно отозвался Кураев, наблюдая за тем, как репортер правит лошадками по проселочной дороге. — Мне это напоминает времена минувшие. Как сейчас вспомню, так сердце просто кровью обливается. Весна четырнадцатого года. Представьте себе, поручик: май месяц… Какая тогда была погода, боже мой! Если бы захотел, нарочно не придумал бы. Подмосковное поместье. Тогда я увлекся одной помещицей. И вот мы на подобной колясочке, только получше, конечно, разъезжаем перед обедом. Она от меня не отлипает, боится потерять…

Голицын же, покусывая травинку, рассуждал о дальнейших ходах в этой игре, становившейся все более сложной и запутанной. Несмотря на вторую половину осени, погода была теплой. В такую погоду думать о войне не хотелось, но ничего другого не оставалось.

Санин молчал, также погруженный в раздумья. От всех перенесенных волнений и переживаний ему иногда казалось, что все происходящее — какой-то сон.

Наконец Голицын прервал свое задумчивое молчание:

— Ну что же, пора нам положить конец путешествию на этом удобном, но сейчас уже ненужном средстве передвижения. Тем более что мы уже неподалеку от Кельна.

— Вы думаете? — спросил ротмистр, понимая, что тот имеет в виду.

— Естественно.

— Остановите, Санин.

— Это почему? — нервно дернул головой репортер, поворачиваясь назад. — Что-то я вас не понимаю, поручик. Зачем нам бросать такой удобный экипаж, ведь за нами нет никакой погони? Это же неразумно. Да мы за короткое время сможем добраться до Кельна, а там уже можно все сделать, как мы захотим.

— Все очень просто, — пояснил Голицын. — Если вы это не понимаете, то я вам объясню. Дальше ехать опасно, наверняка уже ищут людей, разъезжающих в таком вот экипаже. Нет, может быть, вы желаете снова оказаться в руках немцев, тогда пожалуйста. — Говоря это, он хлестнул лошадей, и коляска тронулась, на этот раз без седоков.

Репортер, вспомнив свое недавнее пребывание в этих самых «руках», тяжело вздохнул и поплелся за удаляющимися офицерами, поминутно оглядываясь на оставленный и опустевший экипаж, удалявшийся по дороге. Вскоре лошади с коляской исчезли из поля зрения.

— Ну, хорошо, а куда же мы пойдем? — продолжал ныть Санин. — У вас хоть есть какой-то план?

— Вот туда мы и направляемся, — указал Голицын на черепичные крыши зданий фермы, выглядывающие из-за холма.

— А какого черта мы должны таскать с собой этого нытика? — пробурчал Кураев. — У меня нет никакого желания иметь при себе балласт. Я предлагаю его вообще оставить здесь, пускай сам выбирается. Тем более, поручик, у нас задание. Мы не можем рисковать — он же в любой момент утопит нас. Освободили его — и хватит, от него одни неприятности. Он меня вообще раздражает до крайности. Хлипкий человечек.

— Может, не стоит? — Голицын был настроен более великодушно. — Все-таки наш соотечественник, как-то некрасиво отдавать его на растерзание тевтонам. Мы ведь русские офицеры, ротмистр. Давайте будем снисходительны.

— Тоже мне, соотечественник, — проворчал Кураев. — У меня от него голова болит.

Шедший позади репортер периодически отставал, но снова забегал вперед, пытаясь приноровиться к широким шагам офицеров.

— А кто потом будет живописать о ваших подвигах? — подлизываясь, вставил он.

— Эх, Санин! Если бы все было так просто, как это пишется в ваших газетенках. Подвиги еще надо совершить. Пока мы только спасаем свои жизни, — заметил Голицын.

— Нет, ну я ведь вижу, что это на самом деле…

— Заткнись! — посоветовал Кураев. — И без тебя тошно.

«Трио шпионов» не пошло прямой дорожкой, а направилось окольным путем к ферме. До нее оставалось метров пятьдесят, и русские залегли на вершине огромного стога. В отличие от офицеров неуклюжий Санин никак не мог взобраться на такую верхотуру и все время сползал вниз, вызывая раздраженные нарекания по поводу своей неуклюжести. Особенно усердствовал в язвительности Кураев. Нет, по натуре ротмистр не был злым человеком, но душу отвести ему хотелось. В конце концов бедолагу втянули на стог.

— Отличный наблюдательный пункт, — заключил Голицын, лежа на душистом сене.

— Это да! — поддержал Кураев. — Если была бы возможность, вздремнул бы я часов этак десять.

— Разве вы не выспались в коляске?

— Где же там выспишься, о чем вы говорите! — махнул рукой собеседник. — Санин, ты как там, не провалился? — повернулся он к репортеру. — За тобой, Аркадий, глаз да глаз нужен.

— Ну что же, — шумно вздохнул поручик, — давайте спокойно обдумаем сложившуюся ситуацию.

— Давно пора, — встрял журналист, но тут же умолк под острым взглядом Кураева.

— Сейчас больше всего мы нуждаемся в гражданской одежде. Так идти дальше — глупость. Да и подкрепиться не помешает, — продолжал поручик. — Соответственно, надо приложить все усилия, чтобы здесь это все добыть.

— А почему именно здесь? — спросил Санин.

— Если ты будешь и дальше нас изводить своими идиотскими вопросами, я тебя навечно в этом стогу оставлю! — прошипел Кураев. — А что, на другой ферме лучше будет? Сомневаюсь.

Трио продолжало наблюдать за фермой, которая отсюда смотрелась как на ладони. К сожалению, подобраться незаметно никак не получалось — надо было пройти открытое пространство. Тем более в доме на кухне крутилась девушка из прислуги — это хорошо было видно в окно.

— Что ж делать-то? — нервничал, кусая ногти, журналист.

— А девчонка-то кровь с молоком, — заметил, прикрякнув, Кураев. — Хоть я не очень-то падок на немок, но эта цыпочка мне по вкусу. Идеальный вариант такой, знаете ли, поселянки. Веселая, здоровая, резвая… Однако дело прежде всего. Предлагаю ворваться в дом, связать ее и тогда там поглядеть, что можно подобрать.

— А если там еще кто-то есть? — иронически спросил Голицын.

— Ничего страшного. Если что — разберемся и с остальными. Да мне кажется, что больше никого. Ведь за час, пока мы тут лежим, никто не показался ни в доме, ни во дворе.