Ненависть - Иван Белов

— О чем вы?

— За передовой немецкой медициной стоят десятки тысяч жертв экспериментов на людях.

— Это невозможно.

— Возможно, к огромному сожалению, — поморщился врач. — Другое дело, если не хочется верить. Вся современная медицина основана на чудовищном преступлении времен последней войны. Науке требуются подопытные животные, а лучшее подопытное животное — человек. Зачем копаться во внутренностях морской свинки, если есть куда более наглядный объект?

— Сюжет для дешевого триллера, — поежился Руди.

— Фильмы блекнут перед реальностью. Созданные во время войны концлагеря дали немецким светилам обильный, расходный материал. Военнопленные, евреи, цыгане, нелюди одним словом. Невиданное ранее поле для деятельности, достаточно забыть про сострадание, мораль и прочие мелкие глупости. Нужна вакцина? Заражаем людей и вскрываем заживо, наблюдая за развитием болезни в реальном времени. Требуется срочно изучить гипотермию? Легко. Замораживаем пару тысяч военнопленных, их все равно никто не считает, смотрим порог замерзания, пробуем реанимировать. Повторяем до полного удовлетворения. Испытывали газы, яды и биологическое оружие. Слышал о программе стерилизации неарийского населения Карла Клауберга, с использованием максимально дешевой технологии, после войны достигшей гигантских размахов? Почитай на досуге, крайне поучительно. Теперь любой дурак знает, что человек на семьдесят восемь процентов состоит из воды. Хочешь расскажу, каким образом это выяснили добрые немецкие доктора?

— Не хочу, — еле слышно прошептал Руди. Этот человек врет, несет полную чушь. — Это немыслимо.

— Одним людям свойственно вытворять немыслимое, а другим свойственно все отрицать, закрывать глаза и затыкать уши, — безжалостно оборвал унтерменш. — Я коснулся вершины айсберга, а тебя уже повело. Вседозволенность открыла простор для изуверского творчества. Людей сшивали, делая искусственных сиамских близнецов. Вживляли несчастным части тела животных и наблюдали. Пытались сделать универсальных солдат незнающих усталости, боли и страха. По слухам, программа действует и поныне. Велись работы по контролю над разумом, посредством гипноза, психотропных препаратов, электричества и операций на мозге. Проводили эксперименты на детях и женщинах. Везде огромные успехи и тысячи жизней.

— Это только слова, у вас нет доказательств, — ухватился Рудольф за банальную фразу, как утопающий хватается за малейший обломок.

— Есть, — парировал Валерий Петрович. — В тысяча девятьсот семьдесят третьем году, Адольф Бутенандт, ближайший помощник Йозефа Менгеле, известного как Ангел Смерти, сбежал в США, прихватив с собой кучу документов, фотографий и несколько часов видео крайне интересного содержания, из которого общественности продемонстрировали лишь самые безобидные отрывки. За это он получил отпущение грехов и вид на жительство. Смог продолжить практику. У Бутенандта не было благородных побуждений рассказать миру правду, он банально проворовался и сбежал, бросив семью. Случился жуткий скандал, Германия все отрицала и объявила доказательства искусной фальшивкой.

— Они и есть еврейская фальшивка! — горячо выкрикнул Руди. — Все мы знаем как в Америке умеют снимать кино! Им нельзя верить.

— Можешь не верить, — устало смежил веки врач. — Просто когда в следующий раз придешь в свою уютненькую, чистенькую больницу, на тебя будут смотреть тысячи зверски замученных мертвецов. Тебе выпишут лекарство, ты будешь здоров, даже не подозревая, что ради тебя, в стерильных подвалах научных центров, в адских мучениях, гибли дети, посмевшие родиться не с голубыми глазами. Когда увидишь очередную передачу о прорыве в немецкой медицине, ты вспомнишь эти слова.

Руди раздавлен, расплющен, смят, вывернут наизнанку. Поток чудовищной информации захлестнул с головой. Не верь, верить нельзя, это всего лишь наглая ложь, продуманная, извращенная, подлая ложь, призванная очернить немецкий народ. Дешевая еврейская пропаганда.

— Но, но…, — слова застряли в горле. — Если и так, эти тысячи жертв спасли миллионы жизней, разве не так?

— Совершенно верно, — неожиданно согласился Валерий Петрович. — Легко рассуждать, пока тебя не коснулось, пока зло далеко, эфемерно и не дышит в затылок. Но когда тебя положат на холодный, операционный стол, начнут вытаскивать органы и раскладывать рядом, запоешь по-другому. Вспомнишь о правах человека, Боге, любви и вселенском прощении.

Доктор поморщился, встал и вновь забренчал инструментами. Руди притих, руководствуясь единственным принципом: «никогда не спорь с человеком, который через минуту залезет тебе в рот заостренной железкой. «.. На душе гадко, мысли сумбурны. Убогая обстановка внушала еще более тошнотворное впечатление. Все должно быть по другому, все должно быть иначе…

За стеной послышались шаги, тихий голос позвал врача по имени.

— Сережа пришел. Сейчас займемся тобой, — пояснил Валерий Петрович. В кабинет просочился человечек похожий на мышку. Маленький, щупленький, глазки как бусинки.

— Это Сергей, мой единственный ассистент.

— Здравствуйте, — на немецком поприветствовал вновь прибывший, посматривая на Рудольфа со странным интересом. Заговорил с врачом, на ходу напяливая белый, не первой свежести халат.

Руди обреченно вздохнул и приготовился к худшему. Дальше наступил ад. Такой испепеляющей боли он никогда не испытывал. Валерий Петрович ковырялся в челюсти почти полчаса, с двумя перерывами на тихий звон стакана за дверью. Кромсал, расшатывал и сшивал с каким-то садистским наслаждением, ковыряя словно не в живом теле, а в куске охлажденного мяса. Все обязанности ассистента свелись к удержанию бьющегося в агонии пациента, подносе необходимых пыточных инструментов и замене круглых, железных тарелок, наполняемых кровью, соплями, бинтами, пеной и розовыми слюнями.

— А ты молодец, — сказал, наконец, врач и отступил, любуясь работой. — Думал не выдержишь.

Руди замычал в ответ неразборчивые проклятия и попытался вцепиться мучителю в горло.

— Хо — хо, полегче, потом отблагодаришь, — беспечно отмахнулся доктор и вытер со лба обильную испарину. — Устал я, пойду отдыхать. Сережа, посиди с больным пару минут, придет в себя, отпускай домой.

Рудольф распластался на кресле. Надо было там, в лесу умереть, чем так мучиться. Перед глазами темнело, хотелось расплакаться, выплеснув накопившееся за последние дни.

Ассистент мучителя воровато огляделся, выудил из банки окурок и прикурил трясущимися руками. Смешался, увидев, как за ним наблюдают и виновато пояснил: