Ненависть - Иван Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не то, — фыркнул Рудольф. — Жалкая пародия. Тебе надо увидеть немецкие города.
— Думаешь? — опасливо уточнила Екатерина. — Наверно было бы неплохо.
— Неплохо? — рассмеялся Штольке. — Стоит тебе приехать и ты влюбишься навсегда! Представь магазины с платьями, косметикой и украшениями, оденешься как королева, сходишь в кино, а потом наешься мороженого. Любишь мороженое?
— Очень люблю, — призналась девочка. — Вкуснотища, я всегда по четыре порции съедаю, однажды даже ангину подхватила, мама ругалась и папу ругала, а он смеялся. Я бы тоже смеялась, но у меня температура под сорок подскочила, думали Богу душу отдам. Пришел Валерий Петрович, сделал укол, таблеток горсть насыпал горчущих, а маме велел не ругаться, потому как ангины от мороженного не бывает, и вообще, мороженое при ангине полезно. Мама сказала, его папка подговорил.
— Ну вот видишь, значит тебе у нас очень понравится, — закинул удочку Руди.
— Папа говорит, я буду жить в немецком городе, — последовал неожиданный ответ.
— Как это?
— Немцев прогоним и вселимся! — звонко рассмеялась чертовка.
Руди поперхнулся. Развесил уши олух, забыл с кем имеешь дело. Она просто смеется. Надо бы поставить девчонку на место.
— Не боишься меня? Ночь, кругом ни души, а я все же немец.
— Вроде не очень боюсь, — прислушалась к себе Катерина. — Нет, не боюсь, ты нестрашный совсем.
Рудольф поморщился, прекрасно зная, что ничего ей не сделает. Немцы не воюют с детьми. Рыцарский дух и врожденное благородство. Именно поэтому, по всей Европе стоят памятники с немецким солдатом, держащим на руках спасенного мальчика. Поднять руку на ребенка способны лишь унтерменши, именно отношение к детям и старикам, отличает высшую расу от нелюдей.
— Как брат? — поспешил он перевести разговор. — Не вернулся?
— Нет, он у бабушки прячется. На отца обижается.
— Из-за меня?
— Да, непримиримым себя возомнил.
— Непримиримым?
— Так называют тех, кто поклялся бороться с немцами до последнего вздоха, — пояснила Катя.
— Как твой отец?
— Нет конечно. Ты тому лучшее доказательство. Поэтому Васька к бабушке Нюре и убежал, не ждал от папы подобного фокуса. Есть такая примета: немец в доме к беде, — Катька заливисто рассмеялась. Вот сучка мелкая.
Дальше шли молча, наслаждаясь ночной прохладой и порывами легкого ветерка, пропитанного запахами рыбы иотсыревшего дерева. С реки, что ли тянет? Девочка попала в полосу лунного света и Руди увидел у нее в руке книгу.
— Любишь читать?
— Люблю. В книгах все подругому.
— Про любовь книжка? — поддел Рудольф.
— Пфф, — фыркнула девочка рассерженной кошкой. — Про любовь для сопливеньких барышень. Сейчас взялась за «Преступление и наказание», хоть папа и не советовал, говорит рано еще, не пойму. Не читал?
— Впервые слышу, — с книгами у Руди не сложилось, занятие больно нудное и нагоняющее тоску. В школе заставляли силой, и это лишь подтвердило догадки. В приюте был один парень, Йозеф, вот тот любил почитать. Ночью умудрялся залезть с фонариком под одеяло, а на уроках потом засыпал. Сидит, сидит, держится, потом бабах, лбом о парту, класс смеется, учитель в недоумении. — Кто автор?
— Достоевский Федор Михайлович.
— Унтерменш?
— Великий русский писатель, — поправила Катерина. — Классик девятнадцатого века.
— Не знаю такого, — признался Рудольф. — О чем книга?
— О том, что любое зло в этом мире, рано или поздно будет наказано, — чуть подумав, отозвалась Катя. — О людях, ставящих себя выше других, о извращенной идеологии, позволяющей одним убивать других по собственной прихоти. Как делят людей на имеющих право жить и всех остальных. О том как за преступлением, неотвратимо следует наказание. Главный герой убил человека, думал это сделает его выше других, а в итоге его сглодала до костей собственная совесть. Он ищет оправдание делу своих рук, ищет тех кто хуже его, думая, что это принесет облегчение. Но находит только собственное, чудовищное отражение. Книга о том как нужно оставаться человеком.
— Интересный сюжет, — задумчиво согласился Рудольф. От автора — унтерменша ожидал совершенно иного. Унылой, банальной истории о тупом, очень сильном и везучем герое, попадающем в постоянные переделки и выходящим сухим из воды, с до блевоты слащавым, счастливым концом. А тут другое. Могут ли быть у недочеловека настолько глубокие мысли? Сплагиатил у немца или француза? Вольный перевод на варварский язык. Скорее всего, втерся в доверие к молодому, подающему надежды немецкому автору, убил его и завладел книгой. Да, так оно и было.
— Очень интересный, правда читается тяжело, — подтвердила Катенька, и остановилась. За беседой они совершенно незаметно подошли к дому, смутно чернеющему в кромешной, ночной темноте. — Жаль все придумано. Папа сказал, такое бывает только в заумных книжках. В жизни подонки процветают, здравствуют и совесть их крепко спит. Поэтому, кому-то, приходится их убивать.
Рудольф замер. Эта девочка, которой нет и пятнадцати, совершенно права. Она жестока и прямолинейна, умна и как богу верит отцу. Не лицемерит, не лебезит, не прячется за красивыми и пустыми словами. Говорит то, что думает, а это так ценно по нынешним временам.
Послышались приглушенные голоса. Судя по всему, Стрелок с супругой общается. Причем он говорил убеждающе, а жена возражала, упрашивала. Тон не повышен, но гроза в воздухе так и витала.
— Чего это они? — удивилась Катенька. — Ругаются? Это у нас редко бывает.
Разговор в доме оборвался, хлопнула дверь, на крыльце появился Стрелок, подсвечивая себе маленьким фонариком. Луч скользнул по земле и уперся Рудольфу в грудь.
— А, это вы. Любезничаете?
— Не без этого пап, — Катя мелодично рассмеялась. — Не успеешь оглянуться, хвостом закручу и сбегу с женихом.
— Спать иди, вертихвостка, выпорю, мигом забудешь, — суровость в голосе Стрелка напускная, в дочке души не чает.
— Ну пап.
— Никаких пап, быстро в кровать, времени первый час.
— Ну и фу, — Катя убежала в дом, нарочно громко топая каблучками.
— Подлатал тебя наш коновал? — устало поинтересовался Стрелок.
— Еще как, — Руди потрогал развороченную челюсть. — Сервис не по высшему разряду.
— Обслуживание не наша лучшая сторона, — хмыкнул терр. — Не успели переориентироваться на растущие туристические потоки.
Руди, сам того не желая, расплылся в улыбке, и тут же заскулил от режущей боли. Этот человек имеет странное обаяние, его хочется слушать, ловить каждое слово. Портить настроение не хотелось, но все же спросил: