Кобра - Доминик Сильвен

Жюльен Креспи, руководитель предприятия, занимающегося реанимационным оборудованием, был высокого роста, худой и лысый. Он сидел напротив Брюса, тогда как Левин, по обыкновению, стояла прислонившись спиной к закрытому окну. Жюльен Креспи только что объяснил, что обнаружил тело своей бывшей супруги вчера вечером. Обеспокоившись тем, что она не подходит к телефону, хотя он знал, что она целыми днями сидит дома, он отправился к ней. Вызвал слесаря. Патрисия Креспи лежала на спине, в комнате с закрытыми ставнями, - смерть наступила несколько дней назад. У нее на груди лежала маленькая пластмассовая змейка - кобра, судя по нарисованным на ее овальной головке очкам.

- Тяжело все начинать сначала, - вздохнув, сказал Креспи. - Ваши коллеги с улицы Жиф все соки из меня выжали, я еще не совсем пришел в себя. Я им тысячу раз повторил, что у меня нет запасных ключей от квартиры Патрисии, что, когда я с помощью слесаря вошел в квартиру, ее ключи висели на крючке возле двери, а дверь, как говорит слесарь, была закрыта на два оборота.

- В таком случае я постараюсь вас долго не задерживать. Ваша жена чувствовала какую-либо угрозу?

- Если и чувствовала, то я об этом не догадывался.

- Вы уверены?

- Конечно и… теперь кусаю локти. На самом деле ее хандра заслоняла все остальное.

- Вы ведь подали заявление о разводе?

- Да, но…

- Но?

- Это она была инициатором развода.

Брюс молча ждал. Креспи заложил руки за голову и со страдальческим выражением лица потянулся, сказав, что у него было просто сумасшедшее утро. Что опять все бередить очень трудно. Особенно в такой час.

- Почему она хотела развестись?

- Она изменилась… Мы изменились, она и я. Пошли разными путями, наши интересы разошлись…

- Простите, вы сказали: «она изменилась».

- Да. И что?

- В каком смысле изменилась?

- О, это со всеми случается, я думаю. Появляется усталость, с возрастом ее все трудней переносить.

- Так в чем же она изменилась?

- Ну, например, она очень долго колебалась, соглашаться ли ей занять пост в Комиссариате по атомной энергии. Между тем это работа весьма интересная. Я знаю многих, кто согласился бы не раздумывая.

- Прежде ей не были свойственны колебания - вы это хотите сказать?

- Именно так. В молодости она всегда знала, чего хочет. Моя жена была очень волевым человеком. И очень талантливым.

По его лицу пробежала легкая нежная улыбка. Креспи опять тяжело вздохнул, когда Брюс спросил:

- Вы знаете, почему она в конце концов ушла из «Корониды»?

- Ей не нравилась атмосфера, я думаю.

- Она вам не говорила ничего более конкретного?

- К сожалению, нет. Ваши коллеги расспрашивали меня об этом в течение нескольких часов, и я не мог сказать им ничего существенного. Я не знаю, почему отравили мою жену и что означает эта пластмассовая зверушка. Патрисии ничего не надо было скрывать. Она была женщиной хрупкой, одинокой и… вы мне позволите закурить? Я знаю, в кабинетах курить запрещается, но…

- Курите.

Жюльен Креспи зажег сигарету и с явным облегчением сказал:

- По телефону вы мне говорили, что расследуете еще одно дело об отравлении.

- Стрихнином. Убийца оставил подпись. Слово «Кобра» на паркете.

- А чем написано?

- Кровью жертвы.

- Кто жертва?

- Один ученый, Поль Дарк.

- Дарк? Да это же друг моей жены!

- Она не говорила вам, что его убили?

- О нет! Но они знали друг друга со студенческой скамьи. Потом встретились в Институте Пастера. И еще раз - в «Корониде».

- А вы были знакомы с Полем Дарком?

- Мы виделись однажды.

- Когда это было?

- Когда? Три или четыре года назад, кажется. В Риме.

- Продолжительный уик-энд на вилле Андрованди?

- Да, да, именно так. «Коронида» тогда устроила пышный прием.

- На этом приеме вы ничего особенного не заметили?

- Что вы имеете в виду?

- Ну, между вашей женой и Дарком, например.

- Почему я должен был что-то заметить?

Брюс объяснил, что у Дарка была любовница, но никто не знал, кто она.

- Только не Патрисия, - спокойным голосом заявил Креспи.

- Вы уверены?

- Уверен, иначе она бы мне сказала. Это в ее духе. Про Марко Ферензи я же знал.

- И тем не менее она не говорила вам о смерти Поля Дарка.

- Это не одно и то же.

Она бы мне сказала. Эти слова застряли у Брюса в голове. Еще одна история из разряда тех, которыми мужчины делятся друг с другом и которые остаются между ними до поры, пока не возникает нужда ими воспользоваться. «Она бы мне сказала». Одни женщины говорят мало, чтобы хранить свои секреты, другие много, чтобы еще надежнее хранить свои секреты. Недавно ему показалось, что Мартина хотела еще что-то сказать по поводу того, как танцует змея, будучи глухой. Он прервал ее. Теперь он почему-то жалел об этом.

Надо было отпускать Жюльена Креспи: он явно ничего не знал. К тому же в ночь убийства жены он находился в деловой поездке во Франкфурте, а в день смерти Поля Дарка - в Мангейме. Вид у него действительно усталый. Подавленный. Так выглядит человек, только что узнавший о смерти того, с кем прожил значительную часть своей жизни.

Брюс посмотрел на часы. Опять слишком поздно идти к Виктору.

Виктору Шефферу снился тот же самый кошмарный сон, что и накануне. Совсем как в действительности, он лежал на своей больничной койке, один в палате, ночью. Но в отличие от действительности грезившаяся ему палата, в которой на потолке отсутствовали лампы-ночники, была погружена в темноту и к тому же он мог открыть глаза. Он привык к темноте и различал предметы. И даже очень хорошо различал. Часть кровати, прямоугольник окна, ночной столик, умывальник, два кресла - в палате одновременно могли находиться не более двух посетителей, - приоткрытая дверь. Именно эти предметы он видел, пока его не усыпили.

В снившемся ему кошмаре шум кольцевой автодороги превратился в чье-то дыхание. Шеффер искал, откуда оно могло доноситься. Казалось, дышал человек. Спокойно, размеренно. Шеффер из сна повернул голову к окну в надежде увидеть соседнюю кровать, а на ней другого больного, спящего и мирно дышащего во сне. Но другой кровати не было. Тогда Шеффер повернул голову вправо и увидел, что кто-то сидит на краю его кровати и смотрит на него. Еще одна фантазия, потому что никто не может сесть на эти слишком высокие кровати да еще с заградительными перекладинами. В темноте Шеффер не мог рассмотреть лицо посетителя, но он знал, что это друг.

Одна деталь превращала сон Шеффера в настоящий кошмар: он знал, что этот друг, с приятной, по всей вероятности, внешностью, имел намерение его убить.

24

В отношении Патрисии Креспи ничего не прояснилось. Она бы мне сказала. Ничего она не сказала. Все те, кого так или иначе касалось это дело, кроме Жюстена Лепека, охотно давали показания, однако никто не мог сообщить ничего существенного. Кобра издавала некое шипение, но что оно означало, никто не понимал. Алекс Брюс сидел дома в своем кабинете на улице Оберкампф и не выпускал из рук телефон. Номер на улице Клапейрон не отвечал, и мобильник Мартина отключила. Пришло сообщение: голос Мартины произнес одно только слово: «Вам». Это могло означать «Говорить Вам», подумал Брюс, или «Играть Вам», или же «Я принадлежу Вам». Поэтическая, в сущности, натура, эта Мартина Левин. Но колодец. Всегда колодец. Колодец любви. А любовь не может прекратиться, этот колодец неисчерпаем. Как неисчерпаемы и наши сомнения.

Брюс еще раз позвонил Мартине домой и на мобильник, потом перестал звонить. В любом случае у него нет для нее ничего нового, ничего особенного. Но ему хотелось получить отчет о ее визите в Институт Пастера. Всем известно, что Дарк и Креспи были друзьями на факультете, потом коллегами в Институте Пастера, потом сотрудниками в «Корониде». Это почти все, чем они располагают. Негусто. Мартина могла хотя бы позвонить.

Минут через двадцать позвонила Виктория. Она сейчас в кафе «Шарбон», тут полным-полно народу, приходится кричать, и вообще, чем напрягать слух, с трудом разбирая слова, лучше увидеться. Сегодня вечером. Выпить по бокальчику. Алекс ответил, что у него много срочной работы и он позвонит ей в другой раз.

- Может, в другой раз я буду занята! - прокричала она и повесила трубку.

Было около половины девятого вечера. Мартина Левин, пробираясь на мотоцикле через автомобильные пробки, возвращалась из 15-го округа, с улицы Доктёр-Ру, где находится Институт Пастера и где она встречалась с Рашидом Тара - руководителем отдела психопатологии и в прошлом начальника Поля Дарка и Патрисии Креспи. Дарк и его давняя подруга работали в группе клеточной фармакологии - одном из пяти подразделений психопатологии: Креспи с 1982-го по 1998 год, Дарк с 1981 по 1996-й. Рашид Тара, как и сотрудники «Корониды», не мог сказать по поводу названных лиц ничего особенного. Обходительные, трудолюбивые, работали эффективно. Все это она уже сто раз слышала. Креспи и Дарк. Дарк и Креспи. Два научных работника среди двух тысяч четырехсот с лишним штатных сотрудников ста девяти исследовательских отделов института, не считая сотрудников внештатных. В такой массе людей трудно разглядеть отдельные личности. Левин вспомнила слова Рашида Тара: «Наш институт все-таки один из самых крупных исследовательских центров в мире, занимающихся проблемами здравоохранения». Для очистки совести она завела разговор об охране изобретений, и Тара ее заверил, что в институте за этим бдительно следят. К тому же Патрисия Креспи со своей командой в 1995 году заявила патент на изобретение. Левин решила, что, вернувшись, поищет сайт института в Интернете, чтобы лучше во всем этом разобраться.