Светлолесье - Анастасия Родзевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разбойник, за которого во всех царствах по тысяче златых отстегивали? – оживился Минт. – Да про него глухой разве что не слышал.
– А куда он делся, знаешь?
Фед шевельнулся и высунул мордочку: почуял, должно быть, зачин для истории. Минт пожал плечами.
– Арзу был ловким, безжалостным и лихим разбойником и награбил целые горы богатств. Свои сокровища спрятал в Туманных горах. – Милош улыбнулся, обнажив неполный ряд зубов. – Слухи о сокровищнице до сих пор не дают покоя охотникам за златом. А ведь Арзу жил давно, во времена войны Полуночи!
– Так ведь на севере колдуны жили, – едко сказал Минт.
– Арзу Костяника не боялся ни колдунов, ни людей, ни чуди. Единственное, что волновало его сердце, – это золото да каменья. Однажды он забрался в город колдунов и похитил сокровище самого царя Полуночи! Что это было, никто не знает, да только сокровище-то проклятое оказалось. Хотел Арзу до своего логова дойти, но горы скрылись в тумане. Три дня и три ночи ходил он по горным тропам. Понял Арзу, что не найти пути сквозь морок, пока сокровище при нем. Но взятое отпустить не сумел. Так и пропал. А может, и до сих пор ходит…
– Что Арзу украл у царя Полуночи? – спросил Минт.
– Кто ж знает? – пожал плечами Милош. – Ходит молва, будто это сокровище было дороже всего на свете. Оттого, не сумев его воротить, колдовской царь и проиграл спустя годы Мечиславу, а его Чудова Рать разбежалась по Светлолесью.
Драург не лгал о страшной правде про колдунов. Рать явилась в Светлолесье по зову царя Полуночи и исчезла после его смерти, но память о ее делах навеки обагрила земли кровью, навеки разделила людей и колдунов.
Вина великая на колдунах. Не мы от людей прячемся – люди от нас!
Сумеет ли Полуденный царь срастить эту пропасть?
Когда подоспела еда, вакханы зашумели и сгрудились у котелка с похлебкой. Айрике налила мне и Минту полные миски, и мы сели на траву неподалеку от костра.
От былин Милоша веяло родным, забытым и болезненно-слабым чувством сопричастности. Почти колдовством. Или чем-то более тонким. Узами между людьми? Пока лилась музыка и голые стопы вакханок топтали полевые травы, невидимая вязь скрепила нас в темноте весенней ночи. Песни, чужая вера, чужая речь.
– Минт, – я подсела ближе к наемнику, – благодарю тебя. За то, что спас тогда на корабле. И вообще… что пошел с нами.
Тот кивнул.
– Пойду узнаю, где мы заночуем. На. – Он передал мне спящего Феда и пошел к повозкам.
Милош взял в руки гусли и заиграл что-то свое, вакханское. Девушки выбежали на поляну, и в шальных отблесках огня запестрели их яркие юбки. Айрике достала котомку с травами.
– Почему Минт ушел с тобой из своей веси?
Наставник разлепил глаза.
– Его старший брат погиб в войне Трех Царств, – сказал он тихо. – Мать после этого ушла в мунисы. Отец отправился на заработки в соседний город, но не вернулся. Минта приютили дальние родственники, но житье у него было сама помнишь какое…
Ах, вот отчего гордый Минт так торопится прижиться в Сиирелл! Я знала, что Светлолесье пережило много кровавых войн, но в памяти сейчас две. Одна, давняя, между колдунами и людьми, и вторая – между тремя царствами. Я так привыкла прятаться от жрецов, что забыла про то, что случилось в Светлолесье четырнадцать зим назад. Минту и многим людям тоже пришлось несладко, и мы не одиноки в своей печали. Каждый из нас свыкся с разобщенностью, привык каждый день выбирать свою боль заново, каждый день надевать ее на плечи, словно суму с пожитками, и тащить ее, тащить дальше… Отделять ею себя от других. Стоит ли рука колдуна, человека – вакханина, святоборийца или сиирелльца – хоть что-то, пока она не протянута другому?
На ночь устроились под цветастым навесом. Я лежала на спине, наблюдая как ветер треплет прорехи. Смотрела на видневшееся глубокое антрацитовое небо. Рядом во сне, прижимая к груди суму, чересчур громко сопел Минт. Я взяла его за руку.
– Чего? – спросил Минт, когда уже не смог больше притворяться спящим.
– Минт, а ты веришь быличкам Милоша? – спросила я.
Минт поморщился.
– Ты про Весть о Полуденном царе?
– Нет… Не знаю. Просто… мертвы ли наши старые боги? Или они все еще здесь и, неузнанные, сидят вместе с нами у костра?
– Я не верю в Полуденного царя.
– Некоторые люди никогда не поверят в зеленый шторм…
– Что ты хочешь сказать? Что надо ждать избранного? – Минт насмешливо воздел палец к небу. – Лесёна, если бы боги за миром приглядывали, откуда бы в нем взялось столько дряни?
Наемник приподнялся на локтях и как-то странно посмотрел на меня. В темноте я видела, как блеснули его глаза. Он долго не отвечал, а я, вновь поглощенная мыслями, начала проваливаться в сон и едва услышала то ли голос, то ли тихий шелест рядом:
– А что за Пути, про которые вы постоянно толкуете? Может, если ты расскажешь чуть больше, я пойму, что они не такие уж и гадкие.
Я покосилась на Феда, и тот едва заметно кивнул. Мне и правда хотелось рассказать Минту больше. И дело было не только в том, что он оказался отрезан от рода, как я, и не в том, что мне хотелось с кем-то поговорить. Чудилось, будто он поймет лучше других, зачем я иду. И что ищу в Линдозере на самом деле.
Краем глаза я заметила, как над нашей троицей растекается купол защитного сплетения Феда. Оно и понятно: разговор не для всех.
– Боги открыли для колдунов три Пути: Созидания, Превращения и Разрушения, – произнесла я. – Каждый Путь – это межа, по которой катится колесо с нитями судеб. Разрушающие всегда готовят место для чего-то нового. Потому нам – я говорю нам, ведь я с этого Пути – нужна основа, чтобы сотворить колдовство. Мы разрушаем старое.
Наемник кивнул.
– Чтобы добыть пламя, что-то должно сгореть. Это я понимаю.
– Да. – Мы с наставником довольно переглянулись. – Путь Превращения – это Путь творцов мостов и переходов. Мостов между видимым и невидимым, между грезами и явью. Но они могут создавать свои чары лишь временно. Фед, я верно говорю?
– Да. Мне нечего добавить, кроме того, что колдуны этого
