Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

много ситуаций, когда обе стороны жалели, что он этого не сделал. Упомянутое предложение привело Левена в институт, где он проделал свою главную работу по нуклеиновым кислотам – и где, вопреки его усилиям, вещество, известное тогда как «тимусная нуклеиновая кислота», впервые был определено как материал, из которого состоят гены.На благо человечества

Вдохновителем этого центра передовых технологий[187] первоначально стал отец Фредерик Т. Гейтс, «блестящий мечтатель и созидатель», а также советчик сказочно богатого нефтяного магната Джона Д. Рокфеллера-старшего. Гейтс был удручен посредственностью американской медицины и печальной истиной, что «медицина не излечивает и не развивается как наука». Так что он попросил Рокфеллера оплатить независимый медицинский исследовательский институт, который быстро стал лучшим в мире. Рокфеллер, недавно потерявший горячо любимого внука, который умер от скарлатины, быстро дал себя уговорить.

В июне 1901 года, по прошествии трех лет переговоров и интриг, был учрежден Рокфеллеровский институт медицинских исследований, что вызвало весьма бурную общественную реакцию. «Люди, обладающие научным образованием и способностями, получат возможность посвятить себя решению определенных проблем»[188], – провозглашала газета New York Times, ободряюще добавляя, что «когда-нибудь в будущем, возможно, они увидят, что их работа станет значимой вехой в медицинской науке, подобно деятельности Института Пастера в Париже». Краеугольный камень[189] первого в Америке центра биомедицинских исследований был заложен 5 декабря 1904 года на невзрачном участке сельскохозяйственной земли площадью 13 акров (5,3 га), выходившем на Ист-Ривер и Лонг-Айленд. Следующей задачей было наполнить вновь созданный институт исследователями, которые соответствовали бы его звучному девизу: Scientia pro bono humani generis («Знания на благо человечества»).

Был назначен очень воодушевленный директор-учредитель института: массы высококачественных публикаций о менингите, дизентерии (в честь него названа одна из бактерий-возбудителей), чуме, змеином яде и т. д.; феноменально трудолюбивый человек, который положил науку в основу медицины; и всего 38 лет от роду. Сторонний наблюдатель был бы удивлен, не относятся ли эти характеристики к кому-то еще, поскольку д-р Саймон Флекснер был маленького роста, говорил тихо и ничем не выделялся[190]. Тем не менее его пронзительные голубые глаза указывали на скрывающийся за ними «ум подобный прожектору»[191].

Начальный период жизни директора не был многообещающим. Выросший в Луисвилле, штат Кентукки, Флекснер бросил школу и оказался безработным. Его спас отец (который в целях перевоспитания провел его через местную тюрьму) и работа в аптеке, где оказался микроскоп. Вечерами при газовом освещении Флекснер самостоятельно учился бактериологии и микроскопии и вскоре ставил диагнозы на образцах, принесенных местными врачами. Позднее он хотел получить диплом по медицине в Луисвиллском университете; там не было медицинского факультета, и диплом врача был выдан ему исходя из предположения, что он никогда не будет работать с пациентами.

В 1890 году Флекснер начал бактериологические исследования в Университете Джонса Хопкинса в Балтиморе. Он быстро завоевал прочную репутацию, установив причину вспышки менингита[192], выкосившего шахтерский поселок в Мэриленде; для этого потребовалось похитить образцы тканей тела молодой женщины, родители которой согласились на вскрытие только при условии, что она будет похоронена целиком. Ответственные задания на Филиппинах (1900 год) и при вспышке чумы в Сан-Франциско (1901 год) довершали его резюме. Флекснер начал свою деятельность в качестве директора Рокфеллеровского института 25 октября 1902 года. Он всегда был жестким и иногда справедливым[193]; даже его почитатели описывали его «скупым и безжалостным» и «правившим железной рукой». Рокфеллеровский институт достиг потрясающего расцвета за 35 лет его пребывания на посту директора, превратившись в ведущий центр исследований, где выявлялись механизмы заболеваний и изобретались неординарные новые способы лечения. Флекснер гордился тем, что он привлек лучших ученых со всего мира и обеспечил их всем необходимым для процветания. Многие из них были умными людьми[194], которые «могли бы не построить выдающуюся карьеру как профессора в обычных условиях научной жизни». Выражаясь более прямо, они были блестящими учеными, но не приспособленными к жизни чудаками.

Вот куда Флекснер пригласил Феба Левена в 1903 году, чтобы возглавить еще не созданный биохимический факультет Рокфеллеровского института. Это было рискованное назначение[195], и не только потому, что едва тлеющий туберкулез Левена мог разгореться в любую минуту. Левен был отчаянно независимым и на дух не переносил никакую бюрократию, что вскоре стало вызывать у него столкновения с директором. Но Флекснеру пришлось стиснуть зубы и довольствоваться написанием гневных писем, поскольку Левен оказался одной из его лучших первоначальных инвестиций.

Поскольку биохимические лаборатории еще находились на стадии строительства, Левен сначала устроил свою мастерскую в двух домах, стоящих вплотную друг другу[196] на 50-й улице. Он представлял собой 50 % сотрудников факультета, вторая половина которого была представлена техническим служащим. Факультет состоял из двух человек вплоть до 1907 года, когда Левен привлек Дональда Ван Слайка, Уолтера Джекобса и Г. В. Хаймрода. Ван Слайк и Джекобс сделали впоследствии весьма успешную карьеру; Хаймроду повезло меньше – через два года он ослеп вследствие несчастного случая в лаборатории. Наконец, находящийся на эмбриональной стадии факультет переехал в новое помещение на территории института, и дело пошло уже по-настоящему.

По мере увеличения команды расширялись и исследовательские интересы Левена. Впоследствии говорили, что он «едва ли оставил нетронутой какую-либо часть биохимии и ничего из затронутого им не оставил непроясненным»[197], но он не порхал как мотылек; у него была необыкновенная интуиция, куда смотреть и как глубоко копать. К затронутым им темам относились белки, сахара, сложные липиды мозга и вещества, создавшие ему репутацию, – нуклеиновые кислоты.

Левен уже опубликовал несколько статей о нуклеиновых кислотах, когда перешел в Рокфеллеровский институт, но первые большие открытия ждали его в 1909 году. Альбрехт Коссель был доволен, ведь Левен выявил неуловимый пентозный сахар[198] в дрожжевой нуклеиновой кислоте и вычислил, каким образом он соединяется с фосфатом и основанием. Левену удалось вычленить «кирпичики» нуклеиновой кислоты и представить их в виде последовательности, в которой они соединены между собой: фосфат, затем сахар и, наконец, основание. Хрупкая пентоза, которая не выдерживала предыдущих способов извлечения, оказалась сахаром, который был выделен из мяса несколькими годами ранее, а затем забыт.

Эта пентоза, служащая отличительным признаком дрожжевой нуклеиновой кислоты, была названа D-рибозой.

От силы в силу

Тем временем Саймону Флекснеру удалось заполучить для Рокфеллеровского института собственную больницу. В 1907 году он попал в заголовки газет[199] благодаря революционной «иммунной сыворотке», которая спасала пациентов, умиравших от