Энергетические войны – 2 - Владимир Гришин

С другой стороны, буржуазия твёрдо усвоила, кто есть её главный враг, и проводит разнообразные мероприятия по нейтрализации рабочего класса. Структурно на предприятиях отряды рабочих разобщаются разными способами, развращаются подачками, обещаниями и угрозами снижается накал их недовольства. Способствует этому и предательская деятельность тред-юнионов. Естественно, делаются и некоторые шаги по улучшению его социального положения. Устраиваются отвлечения от главных бед за счёт всяческих увеселительных и спортивных мероприятий. Решительно пресекаются попытки проведения в коллективах прогрессивной агитации. Вместо неё внедряются штрейкбрехеры и представители реакционных партий.

В результате всех этих воздействий можно сделать твёрдый вывод, что рабочий класс по многим параметрам ушёл на второй план в сегодняшнем обществе и не может рассматриваться как главная ударная сила в предстоящих битвах за власть народа, за подлинное равноправие, а базовые промышленные предприятия быть их ареной.

Возникновение новой классовой структуры общества – одно из важнейших изменений, которое жизнь настойчиво вносит в действующую марксистско-ленинскую теорию. Сегодня в коммунистическом движении участвуют, к сожалению, единицы представителей рабочего класса. Однако, законсервировав свои теоретические корни, компартия по-прежнему делает на него главную ставку в революционном преобразовании общественного строя. Чтобы как-то оправдать несоответствие теории жизненным переменам, коммунистические идеологи под это понятие подводят теперь даже интеллигенцию, не имеющую в собственности средства производства, а также мелких предпринимателей и работников малого бизнеса. Всего их в России более 30 миллионов человек. Это принципиальное изменение официально было провозглашено на октябрьском пленуме 2014 года, хотя о работе с этим новым и очень сложным контингентом пока даже в постановлении не сказано ни слова.

Отсюда вывод: при разработке революционной теории необходимо глубоко изучать реальное состояние классов в обществе. При этом в обязательном порядке сегодня следует учитывать возросшее влияние интеллигенции на революционные процессы, которая во многих странах стала самым мощным классом и решающей силой в деле преобразования общества. Это коренное изменение в реальной жизни, тяжело совместимое с фундаментальными положениями марксизма-ленинизма, в связи с чем он в ещё большей степени перестал быть главной силой в борьбе за власть, путеводителем для угнетённого элитой народа!

Есть ещё ряд серьёзных причин этого главного идеологического провала: почему марксистская теория перестала быть оружием трудящихся в борьбе за свои права. Вот моё понимание некоторых из них, приведших к непринятию ряда ведущих положений марксизма-ленинизма.

Коммунисты СССР так и не сумели воплотить в жизнь великий лозунг социализма: «Каждому по труду!» В стране продолжали неплохо жить всякие спекулянты, жулики и воры. Советы потеряли реальную власть. И хотя партия также олицетворяла правления народа, из-за её промахов в идеологии и пропаганде массы перестали ей доверять. Да и партгосноменклатура всё больше покрывалась элитной спесью, погружалась во враньё, и теряла свой облик простоты и доступности. Отсюда и это страшное поражение в холодной войне.

Большим откровением стала для меня, при глубоком самостоятельном изучении работ классиков, необычная сложность изложения материала, о чём я уже говорил коротко в начале главы. Вероятно, это было связано с первой публикацией ими новых понятий. Этот процесс всегда сопряжён с перенасыщенностью текста, так как автору кажется, что он недостаточно разжевал для публики первенца. Может быть, сказалась традиционная манера философов высказывать свои мысли в витиеватых фразах, чтобы замаскировать попадающиеся среди них пустышки. Однако все эти причины не оправдывают те трудности, которые возникают, например, при освоении основополагающего, по мнению Ф. Энгельса, принципа научного вхождения в теорию социализма.

Я считал себя экономистом средней руки, которому пришлось вплотную заниматься этой сложной наукой в энергетике. Окончил философский факультет Университета марксизма-ленинизма. Но чтобы разобраться в ходе доказательств выводов не только К. Маркса, но и его толмача Ф. Энгельса, я должен был напрячь все сохранившиеся ещё в сером веществе извилины. А ведь в первую очередь эти публикации должны были дойти до сознания рабочего, не всегда обременённого высшим образованием, и повести его на баррикады. Такое своё предназначение, без промежуточных пересказывающих звеньев, они выполнить не могли. О знаменитом разделе первой главы «Капитала», посвящённым товарному фетишизму, представляющему собой основание для философского понимания политэкономии К. Маркса, даже сам Владимир Ильич Ленин говорил, будто его невозможно понять, не освоив предварительно Гегеля. Как пишет современный философ М. Кантор, шутки в тексте основоположника имеются, но написана книга тяжело, местами невыносимо скучно, в лучших традициях немецкой философии, пережёвывающих один и тот же пункт десятки раз.

Особенно трудно в части освоения была изложена основная часть теории Маркса – экономическая. Противоречия, усложняющие этот процесс, отметили все. Главной экономической переменной для него был труд, а не цены, но поскольку на рынке происходит обмен товаров с их стоимостью, приходилось увязывать количество труда, необходимое для изготовления предмета, с ценообразованием. Спасало теорию то, что точность в этом вопросе оказалась уже ни к чему: большинству людей учение явилось в априорной бездоказательной ипостаси. Равно и слово Христа многими воспринимается в отрыве от толкования церкви – никто не просит священников накормить паству пятью хлебами.

Многие борцы за свободу и братство между народами не могли простить К. Марксу его менторский тон, назидательность и директивность при изложении материала. Многократные заявления его и особенно Ф. Энгельса о том, что одно или другое положение теории открыто только им, тоже звучало диссонансом с товарищескими отношениями в среде коммунистов, особенно в то время расцвета его творчества, когда бок о бок с ним творила целая плеяда замечательных философов.

Недавно главный философ КПРФ Ю. Белов, единственный, кто сегодня имеет право в партии, наряду с Г. Зюгановым, говорить что-то новое по части идеологии, разразился в «Правде» громадной статьёй на эту тему: «А вы что читаете?» Автор пишет: «Легко ли читать произведения классиков марксизма-ленинизма?» И отвечает «Трудно». Другое. «Именно метод познания, а не оценка текущей, изменчивой конкретно-исторической ситуации, фактов и явлений с ней связанных, – вот что непреходяще ценно у Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Овладеть диалектико-материалистическим методом познания невозможно в результате одноразового чтения их работ. Этим методом овладеваешь всю жизнь, диалектика которой всякий раз требует нового обращения к нему в новой конкретно исторической ситуации».

И тут же, противореча своим выводам, он пишет, что классики стремились «выстроить логику своей аргументации «по законам красоты», сделать её безупречной, ясной, доступной всякому мыслящему и честному человеку». И ставит точку на своих шатаниях: «Есть одна чрезвычайно важная особенность произведений классиков марксизма-ленинизма: они предназначены для борьбы с капиталом. Труды классиков – грозное оружие коммунистов». Однако, не сумев в громадной статье раскрыть даже самый минимум – диалектико-материалистический метод познания, Ю. Белов рекомендует в помощь нам в виде посредников почитать ещё целый список литературы.

В частности, особенно он восторженно отзывается о работах известного философа Э. Ильенкова, хотя опять предупреждает: «Его труды не для одноразового чтения. Их надо изучать с карандашом в руке, не единожды перечитывать, конспектировать». Несчастный рабочий класс. В октябре 2014 года на пленуме ЦК КПРФ его заверили, что вооружат революционной теорией для борьбы за власть. Но уже спустя несколько месяцев сначала штатный главный идеолог, а затем главный, но не штатный расписались фактически в отсутствии таких материалов и направили для начала изучать труды не классиков, но таких же сложных для понимания неподготовленным ученикам.

Для примера, я хочу продемонстрировать приведённый Ю. Беловым способ раскрытия Э. Ильенковым понятия «абстракция». Он пишет, что до прочтения труда философа «понимал под абстрактным то, что подсказывала мне формальная логика: абстрактное – это чувственно непредставимое, синоним «умственного отвлечения» от объективной реальности, синоним только лишь мыслимого. Конкретное понималось мною как чувственно воспринимаемое: факты, события, образы и т. д. Ильенков перевернул мои представления об абстрактным и конкретным, поставил их с головы на ноги. Он развернул афористическое определение Марксом конкретного – «единство многообразного». «Конкретный предмет, – писал Ильенков, – это многообразно расчленённый внутри себя, богатый определениями, исторически оформившийся целостный объект, подобный не отдельному изолированному атому, а скорее живому организму социально-экономической формации и аналогичным образованиям. Это не единичная, чувственно переживаемая вещь, событие, факт или человек». Чушь какая-то! Даже человек стал у них неконкретным.