Рама II - Артур Кларк

Николь поглядела на Ричарда. Она пыталась представить себе, какое умение и какие познания необходимы, чтобы создать столь сложных роботов. Не говоря уже о таланте… и страсти.

— Потрясающие игрушки, — сказала она Уэйкфилду.

На комплимент он ответил улыбкой. Извинившись, Николь направилась к двери. Пэк скользнул мимо нее и загородил ей путь.

Спите, спите сладким сном, Я тайком своим цветком Исцелю тебя, влюбленный…

Николь со смехом переступила через крохотного «духа» и помахала друзьям, прощаясь с ними на ночь.

В тренировочном зале Николь пробыла дольше, чем предполагала. Обычно тридцати минут на велотренажере или бегущей дорожке вполне хватало, чтобы расслабиться перед сном. Но сегодня, когда цель их путешествия уже совсем рядом, ей пришлось потрудиться, чтобы снять возбуждение. Частично она нервничала и потому, что рекомендовала разводить Уилсона с Брауном во всех важных работах экспедиции.

«Не поторопилась ли я? — вновь переспрашивала она себя. — Или это генерал Борзов сумел так воздействовать на мое мнение?» Своей профессиональной репутацией Николь гордилась и всегда перепроверяла важные решения. Заканчивая упражнения, она успела убедить себя в том, что правильно поступила. Усталое тело само теперь намекало, что не против поспать.

Когда она вернулась к жилым помещениям, повсюду, кроме коридора, было уже темно. Поворачивая к себе в комнату, она бросила взгляд в гостиную — в сторону кладовки, где хранились медикаменты. «Странно, — подумала она, напрягая зрение в полумраке. — Неужели я забыла запереть дверь?»

Николь пересекла гостиную. Дверь в кладовую действительно была распахнута настежь. Включив автоматический замок, она уже хотела захлопнуть дверцу, когда услыхала шорох в темной комнате. Потянувшись, Николь включила свет. И, к своему удивлению, обнаружила там Франческу Сабатини, устроившуюся в уголке за компьютером. На экране перед ней высвечивалась информация, в руке она держала небольшую бутылочку.

— Привет, Николь, — невозмутимо бросила Франческа, словно бы ей и полагалось сидеть во мраке за компьютером в комнате, где хранятся медикаменты.

По кодам заголовков Николь заметила, что Франческа интересуется средствами прекращения беременности, имеющимися на космическом корабле.

— Что это? — спросила Николь, указывая на видеомонитор.

В голосе ее чувствовалось раздражение. Всем космонавтам было известно, что вход в помещение, где находились медикаменты, разрешен лишь офицерам службы жизнеобеспечения.

Франческа не ответила, и Николь рассердилась.

— Как ты вошла сюда? — гневно потребовала она объяснений.

Считанные сантиметры разделяли обеих женщин в маленькой нише, где был установлен компьютер. Внезапно потянувшись, Николь выхватила пузырек из рук Франчески. И пока она читала ярлычок, Франческа протиснулась через узкое место и направилась к двери. К тому времени Николь обнаружила, что держит в руках абортивную жидкость, и торопливо направилась следом за Франческой.

— Может быть, ты все-таки объяснишь свои действия? — спросила Николь.

— Отдай мне, пожалуйста, пузырек, — наконец проговорила Франческа.

— Не могу, — ответила Николь, качнув головой. — Это очень сильное лекарство с серьезными побочными эффектами. Что ты намеревалась делать? На что ты надеялась — выкрасть лекарство так, чтобы я не заметила? Но исчезновение обнаружилось бы при первой же проверке.

Обе женщины несколько секунд смотрели друг на друга.

— Послушай, Николь, — выдавив улыбку, наконец проговорила Франческа, — все очень просто. Я по своему расписанию только что обнаружила, что нахожусь на самой ранней стадии беременности. Я хочу избавиться от эмбриона. Это мое личное дело, и я никого не собираюсь извещать о случившемся.

— Ты не можешь быть беременной, — быстро возразила Николь, — биометрия не показывала этого.

— Ему всего четыре или пять дней. Но я уверена. Я чувствую перемены в собственном теле. И по месячным все совпадает.

— Ты же знаешь, как это делается, — после некоторого колебания проговорила Николь. — Все действительно могло быть очень просто, если пользоваться твоими словами, обратись ты сразу ко мне. Тогда я наверняка замяла бы дело… как ты и хочешь. Но теперь ты ставишь меня перед дилеммой…

— Прекратишь ты свои бюрократические лекции или нет, — резко перебила ее Франческа. — Ваши чертовы правила меня не интересуют. Мужик сделал мне ребенка, а я не хочу его. Так что, даешь мне бутылочку или придется искать иные пути?

Николь была в ярости.

— Ты меня потрясаешь. Думаешь, я дам тебе бутылочку и привет… Уйду и все забуду, и никаких вопросов? Сама ты можешь плевать на свою жизнь и здоровье, но я не имею права этого делать. Я должна сначала исследовать тебя, определить возраст эмбриона и лишь после этого могу прописать лекарство. К тому же я обязана напомнить тебе про моральные и психологические факторы…

Франческа отвечала громким хохотом.

— Избави меня от нравоучений, Николь, от смехотворной мещанской морали вашего захолустного Бовуа. Уважаю тебя как мать-одиночку. Но со мной дело обстоит совершенно иначе. Отец этого ребенка специально перестал принимать таблетки, решив, что беременность восстановит мои чувства к нему. Это он сделал напрасно. Мне ни к чему его ребенок. Нужны ли тебе еще какие-нибудь…

— Довольно, — перебила ее Николь, презрительно кривя рот. — Подробности твоей личной жизни меня не интересуют. Я сужу лишь о том, что будет лучше для тебя и экспедиции. — Она смолкла. — В любом случае я настаиваю на проведении положенного обследования, в том числе внутритазовой интроскопии. Если ты откажешься, я не дам согласия на аборт. И, конечно, буду вынуждена дать подробный отчет…

Франческа расхохоталась.

— Не надо мне угрожать, я не настолько глупа. Если тебе так хочется вставить мне между ног свои инструменты, действуй, приглашаю тебя. Сделаем и готово. Чтобы к моменту высадки во мне не осталось никаких эмбрионов.

За последовавший час Николь и Франческа едва обменялись дюжиной слов. Вдвоем они направились в крошечный лазарет, где с помощью инструментов Николь проверила наличие эмбриона и его размер. Еще она определила чувствительность организма Франчески к абортивной жидкости. Плоду было около пяти дней. «Чей же он?» — размышляла Николь, рассматривая на экране увеличенное изображение крошечного пузырька, утопающего в стенке матки. Микроскоп на конце зонда ничем не выдавал, что это скопление клеток — живое существо. «Уже сейчас живое и разумное. И весь будущий облик уже закодирован в генах».