Серпантин - Алина Политова

поступить. И впервые за несколько месяцев заснул спокойно.

На следующее утро он вышел из дома пораньше, часа за полтора до начала занятий,

проехал несколько остановок на автобусе до улицы Маяковского и без труда отыскал

Женькин дом. Новая пятиэтажка, пара раскуроченных скамеек во дворе и

грибок-песочница как раз напротив ее подъезда. Туда-то и приземлился Георгий,

положив под себя свой дипломат с учебниками.

Ждать долго не пришлось. Где-то через четверть часа дверь в подъезд в очередной

раз распахнулась, выпуская на этот раз не первоклашку или деловитую пенсионерку,

а их величество королеву Евгению, даму его сердца. Она на секунду замешкалась,

удивленно разглядывая Жорку, а потом уверенно потопала в его сторону.

— Гера, ты что здесь делаешь? — без особой радости спросила она.

— Тебя жду. Понимаешь, нам надо кое о чем поговорить. — быстро ответил он,

почувствовав вдруг сильное смущение и изо всех сил стараясь не отвести глаза.

— Послушай, ты мне уже надоел. Ну что тебе от меня надо, а? Я же просила уже не

появляться возле меня хоть иногда, хоть один день в неделю. И уж тем более не

ходить за мной хвостом. — совершенно спокойно произнесла Женька, требовательно

глядя ему в глаза.

Такого поворота он не ожидал. Слишком откровенно и слишком жестоко.

— Что я тебе сделал плохого, а? — его голос дрогнул. — Просто ты мне нравишься,

понимаешь? Разве это плохо? Почему это злит тебя?

Она возвела глаза и нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

— А разве не понятно, что ты мне не нравишься? И что мне надоело, что ты

таскаешься за мной постоянно? Может хватит?!

Ее слова резали его как острый нож. Он готов был ударить ее, убить тут же, на

этом месте за то унижение и боль, которые она заставляла его испытывать. Он

ненавидел ее, и в то же время сходил с ума от того, что почти потерял ее.

— Я все равно от тебя не отстану. — Упрямо произнес он и сжал зубы. Никогда в

жизни Жорка не чувствовал себя таким раздавленным и униженным. Но просто встать

и гордо уйти — нет этого он уже не мог сделать. Пусть уж она добивает его до

конца.

Но Женька молчала. Некоторое время она внимательно смотрела на него, будто

изучая, а потом вдруг сказала такое, от чего Жорка утратил дар речи.

— Я знаю, что ты хочешь, — медленно произнесла она, — ты хочешь запудрить мне

мозги, потом притащить к себе домой, валяться со мной на кровати, совать мне

везде руки… А может, даже не только руки? Ты же корчишь из себя взрослого,

значит ты попробовал бы даже уломать меня, чтобы я разрешила…

Усилием воли он заставил себя говорить:

— Женя, нет…

— Да, не ври. Я же чувствую, меня не обманешь так просто, не думай, что я глупая

дурочка, которой можно наплести сказочек и она поверит. Но дело не в этом. Мне

не обязательно ничего рассказывать. Я хочу тебе кое-что предложить. Сейчас мы

идем ко мне, я разрешаю тебе делать со мной все что захочешь. Все, понимаешь? Но

ты должен пообещать мне, что после этого оставишь меня в покое и никогда больше

не подойдешь. Ну что, Гер, ты согласен?

Он только ошарашено хлопал глазами и теперь-то уж точно не мог произнести ни

звука. События развивались так стремительно, что просто не укладывались в

голове.

— Ну все понятно. Идем. — деловито заключила она. — Можешь даже взять мой

портфель.

С этими словами она бросила портфель ему на колени и быстро зашагала к подъезду.

Жорка помедлил пару секунд, потом поднялся, взял вещи и побрел следом.

Они вошли в дом, молча поднялись по лестнице, Женя открыла ключом дверь,

пропустила его и зашла сама.

— Не бойся, дома нет никого. Папа на работе, сестра уже в школу ушла, у нее

нулевая физра сегодня.

— А мама?

— Мама умерла. Давно уже, когда я только родилась. Ладно, быстрее разувайся и

пошли в спальню.

Женя нырнула в какую-то дверь и оставила его одного. Жорка снял куртку и

ботинки. Осмотрелся. Да, квартирка была на уровне. Конечно, не такая шикарная

как у него, но далеко не средний класс. Вероятно папаша Женькин знал, где деньги

взять. Георгий удивился. Почему-то ему казалось, что Женя должна жить в

стандартной однокомнатной халупе с бледно-зелеными выцветшими обоями на стенах и

допотопной обшарпанной мебелью.

Он прошел в комнату, которая оказалась спальней. У стены стояла большая

двуспальная кровать, почти какая же как у его родителей, покрытая голубым

пушистым пледом. У окна журнальный столик с вазой апельсинов и два глубокий

кресла.

Женя, скрестив по-турецки ноги, сидела в одном из них и выжидающе таращилась на

Жорку.

Так и не дождавшись приглашения, он прошел и сел в соседнее кресло.

Это спальня отца, — объяснила она, — тебе нравятся большие кровати? Когда отец

приводит какую-нибудь свою любовницу, он с ней спит на этой кровати. Я подумала,

что раз я привела тебя, то мы тоже будем это делать на большой кровати.

Жорка понемногу приходил в себя. Ситуация казалась абсурдной, и как будет

правильнее повести себя, он еще не решил. В Женьке была какая-то ненормальность.

В ее словах, поведении. Возможно, происходящее было всего лишь шуткой,

розыгрышем, но для шутки все зашло слишком далеко и, судя по Женькиному настрою,

грозило зайти еще дальше.

— Почему ты назвала меня Гера? Мое полное имя Георгий, а Гера это кажется

Герман.

Она с усмешкой заглянула ему в глаза.

— Для Георгия ты еще не дорос, а Жорик звучит как-то глупо. А тебе что, не

нравится?

Он пожал плечами.

— Да нет, нормально. Жорик и правда смешно. Можешь называть меня Гера, если тебе

так нравится больше.

Женька нетерпеливо передернула плечиками. Общение явно не входило в ее планы и

даже раздражало.

— Слушай, давай быстрее начинать что-нибудь делать, мы же не болтать пришли

сюда. Мне хочется на математику хотя бы успеть, у меня и так тройка выходит.

— Жень, ты что, серьезно? — чуть слышно спросил он.

— Что мне нужно на математику?

— Нет, что ты хочешь, чтобы я это сделал с тобой…

— Не хочу, но ты же сказал, что отлипнешь от меня после этого.

— Я не говорил.

— Тогда зачем ты сюда пришел?

Он отвел глаза и беспомощно откинулся в кресле.

— Ты значит согласна на все, лишь бы я от тебя отстал.

— Как ты догадался?

— Но это неправильно.

— Слушай, я не пойму, ты что, испугался? Ты же строишь из себя вечно такого