Бандитский век короток - Борис Шпилев

— Не получится,  — устало вздохнул Званцев. — Я уж все свои связи использовал. Ты же знаешь, я во всём этом дерьме тоже по уши. Так что ты в больницу ляг, что ли. И больничный выпиши задним числом, мол, ничего не знаю, ничего не ведаю, болен был. — Генерал помолчал, а майор отчетливо представил себе, как Званцев, сутулясь в кресле, крепко трет ладонью большую, лысую, шишковатую голову. — Вчера договорился в областном госпитале с главврачом, отлежусь с месячишко. Да хер ли толку, — в голосе генерала звучала безнадежность. — Если выплывет история с «Красным, фонарем», меня и на пенсию выкинуть не успеют. Моя лярва живьем сожрет и генеральские похороны устроит, чтобы в эффектном трауре покрасоваться. Так что подтирай, зачищай, мойся душистым мылом, готовься, одним словом.

Дорогой японский «жучок», установленный в трубку майорского телефона одним из боевиков Али во время их наскока на городское отделение милиции, услужливо донес генеральские слова до ушей оператора, круглосуточно дежурившего в потайной комнате офиса фирмы «Аверс». Поколебавшись, оператор позвонил Магомедову. Магомедов позвонил Али.

После звонка генерала Виктор Михеевич долго сидел, глядя в одну точку, курил сигарету за сигаретой и думал, думал…

Рабочий день давно закончился, и в его кабинет неслышно заползли сумерки. Здание опустело.

Секретарша Вика, пошуршав для вида бумагами в приёмной, приоткрыла дверь и робко поинтересовалась, не нужна ли она ещё начальству. Увидев выражение лица Рулева и не получив ответа на свой вопрос, она так же тихо, прикрыв дверь, на цыпочках удалилась.

Просидев неподвижно еще некоторое время, майор включил настольную лампу, взял чистый лист бумаги из стопки на столе, в верхнем левом углу поставил жирную цифру «1», снова задумался и рядом с единицей приписал: «Кончить Крота», — а строчкой ниже — «Тамара и Надя».

Поскреб щетинистую щеку и принялся строчить дальше, быстро, не останавливаясь.

Отмычка скрипела, щелкала, но упрямо не желала открывать замок подвальной двери.

— Давай быстрее, чего копаешься, — прошипел Ваха, опасливо оглядываясь по сторонам. — А то, глядя на наши рожи, ещё решат, что мы террористы.

— Глядя на твою, точно решат, — усмехнувшись, Аркадий покосился на орлиный профиль приятеля. — А мое лицо, если и поразит кого, так только своим аристократизмом и чистотой линий.

Устав ковырять в замке, Аркадий злобно толкнул дверь, и она, жутко заскрипев, открылась.

— Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон, — буркнул Ваха и, пригнувшись, нырнул в темноту подвала, но тут же пулей вылетел обратно, зажав ладонью рот и нос и выпучив глаза.

— Вонища, бля, на хер! — буркнул он, торопливо вдыхая полной грудью свежий морозный воздух.

— Пошли быстрее, — потянул его за собой Аркадий. — Это только сначала, потом привыкаешь.

— Ага. Привыкну, как же, — закивал головой Килоев и вдохнул поглубже.

Гром сидел в палатке, привалившись спиной к сваленным в кучу вещмешкам, и курил. За полотняными стенами моросил бесконечный дождь. Сигарета была мокрой, тянулась плохо и жутко воняла.

«Что они туда, суки, суют вместо табака?» — досадливо подумал Алексей и ожесточенно почесал правое плечо, на которое все падала и падала с протекавшего потолка назойливая капля.

Полог палатки распахнулся, и вошел лейтенант Киселёв. Был он одет в новенькую полевую форму, но только сверху. Снизу, до пояса, он был абсолютно голым.

На том месте, где должны были находиться его яйца и низ живота, расползлось кровавое месиво. Обеими руками, словно беременная женщина, поддерживающая живот, он бережно нес перед собой сизые вывалившиеся кишки. Они свисали, покачиваясь между пальцами его рук и напоминали скользкую, воняющую ливерную колбасу.

Киселёв постоял секунду, покачиваясь, широко открыл рот и ржавым, скрипящим голосом протяжно закричал:

— И-и-и-и-и!..

— Да брось ты, Кисель, — отмахнулся Гром. Это не ты кричишь. Это кто-то открыл подвальную дверь.

Скрипя зубами от натуги, принялся с трудом выбираться, выдираться, точно муха, из паутины своего вязкого кошмара.

— Да где же мы его тут найдём, — проговорил кто-то справа, совсем рядом, уже в этой реальности, в залитом говном подвале. Мелькнул луч фонаря.

— Слышь, Аркадий, он если и здесь, так, наверно, помер уже. Пошли отсюда, а то я щас блевану.

— Не, не мог он помереть, — говоривший чертыхнулся, ударившись обо что-то в темноте. — Живучий он.

«Это точно», — подумал Гром и сунул в рот предпоследнюю капсулу-стимулятор.

Ваха Килоев нагнулся, чтобы завязать шнурок и совершенно неожиданно провалился в жирную черную тьму, в которой время от времени проскакивали противные искры и плавали большие радужные пятна.

Идущий впереди Аркадий услышал за спиной глухой удар, не оборачиваясь, усмехнулся:

— Что, орел, ещё одну шишку на клюв посадил?

Не услышав ответа, он удивленно оглянулся и в узком луче фонаря увидел метнувшуюся к нему тень.

После темноты подвала хмурый день показался Аркадию ослепительно ярким. Жутко болел затылок и от этого мысли ворочались в голове туго, неправильно.

С тупым удивлением Аркадий заметил, что одет он почему-то в драный и грязный белый маскировочный халат, а к правой руке его намертво примотан проволокой его собственный «Макаров», правда, пустой, без обоймы.

— Беги, — прошептал кто-то сзади в правое ухо.

Загаев обнаружил, что стоит у выхода из подвала. Он хотел обернуться, чтобы спросить, куда бежать, где Ваха и ещё много чего, но не смог вымолвить ни слова. Его рот был плотно забит вонючим тряпьем. Державшие его сзади за плечи железной хваткой руки не давали обернуться.

— Беги! — прохрипел голос, и Аркадия с силой толкнули в спину.

Пулей вылетев из подвала, он нелепо покружился на месте и, неуклюже размахивая рукой с привязанным к ней пистолетом, побежал к старому дому за сгнившим забором.

— Резина у ней широченная, мишленовская, кажись, а диски литые, а… — Водитель неожиданно замолчал и растерянно спросил: — Фонь, смотри, чего это, а?!

Чистящий ногти лезвием ножа Фоня Зверь с неохотой оторвался от своего занятия.

Он уже почти продумал изящный, по его мнению, план по изъятию изумрудной чудо-машины с литыми дисками, с таинственным названием «Лексус». Машины, которую, по праву сильного, он уже считал своей и которая, в силу досадного недоразумения, находилась в данный момент у какого-то чухана.

Хмуро посмотрев в лобовое стекло, с изумлением увидел бегущего к их машине, спотыкающегося на каждом шагу человека. Невысокого. Коротко стриженного. Сутуловатого. В грязном белом маскировочном халате. Нижнюю часть лица бегущего скрывал клетчатый шарф, а в руке у него был пистолет.

— Он! Бля буду, он! — выдохнул Фоня.

— Он! — не веря своим глазам, Али смотрел из-за забора на коротко стриженного человека с пистолетом в руке, который, нелепо спотыкаясь, бежал прямо на бандитские машины. Али поднес к губам рацию и тихо сказал: — Огонь.

Фоня Зверь тоже прохрипел в рацию:

— Всем… По лоху… Огонь. — Затем странно дернулся, мотнул головой, словно отгонявшая муху лошадь, и вылетевшие мозги его густо забрызгали стекло.

Джип задрожал, как в лихорадке, сотрясаясь от пронизывающих его пуль.

Ошалевший водитель, с ужасом глядя на труп Фони, привалившийся к окровавленной дверце, подумал, что не придется уже Зверю сесть за руль зеленого «Лексу-са». Он вытащил пистолет и прямо через лобовое стекло успел пару раз выстрелить в бегущего, прежде чем пуля клюнула его в левый бок.

Аркадий Загаев уже почти добежал до почерневшего от старости забора, когда, поравнявшись с тремя огромными черными машинами, стоявшими в ряд на краю тротуара, словно бы наткнулся на невидимую стену.

Что-то сильно ударило его под сердце, и сильный, колющий иголками холод разлился у него в груди. Он чувствовал еще толчки в спину и в грудь, но уже не обращал на них внимания, потому что справа от машин, на детской площадке с поломанными разноцветными лесенками и покосившимися качелями, он увидел свою жену.

Одной рукой Ирис призывно махала Аркадию, а другой держала за руку маленькую девочку в белой пуховой шапочке, розовом комбинезончике и белых сапожках.

Он в очередной раз споткнулся, упал, попытался встать и не смог. Тогда он пополз к детской площадке, а пули всё жалили и жалили его, а он всё полз и полз.

— Гром! — закричал Али, глядя как человек в красно-белом маскхалате, судорожно дёргаясь, ползёт, оставляя на снегу яркий алый след, к убогой детской площадке. Вот он приподнялся, помахал кому-то рукой и упал лицом в грязь.

Али деловито вщелкнул в автомат полный рожок, передернул затвор и, встав во весь рост, неторопливо пошёл к бандитским машинам, безостановочно поливая их свинцом. Он никому не приказывал идти за ним. Это было его личное дело. Однако его люди поднялись вслед за ним, волчьей стаей окружили огрызающиеся огнем джипы и в упор расстреляли их.