Богиня прайм-тайма - Татьяна Устинова

– А чья ты умница, Ники?

– Ничья. – Он еще постоял немного перед шлагбаумом, потом резко надавил на газ и сразу сильно забрал вправо, на всякий случай. – Я сам по себе. Я никого не трогаю, примус починяю, и меня тоже никто не трогает.

– С тоски помрешь.

– Не помру. У меня дел полно.

Все это было очень похоже на ее собственную жизненную позицию – должно быть, Ники такой же трус, как и она сама. Жаль только, поговорить с ним “о жизни и любви” никогда не удавалось. Он решительно ни о чем таком не разговаривал – переводил все в шутку или просто не отвечал.

Возле следующего поста оказалось много машин, и это было плохим признаком. Значит, чьи-то документы вызвали у стражей порядка “законные подозрения”.

Небось будут шмонать долго. Значит, проверяют по одной машине – задирают коврики, копаются в “бардачках”, открывают багажники.

Всей этой затеи хватит как раз до утра.

Ники протиснулся между двумя “Тойотами”, ткнул “ровер” рылом в чей-то бампер, и они посмотрели друг на друга.

– Ну что?..

– Что, что! Опоздаем на эфир, и все дела!

Ольга лихорадочно соображала. Опоздание на эфир – худший из кошмаров, который только может приключиться с телевизионным журналистом.

– Ники, я сейчас с кем-нибудь уеду в ACTED, здесь наверняка полно журналистов. Кто-нибудь да подвезет, кто уже контроль прошел. Заберу кассеты. А ты подъедешь.

Оператор молча смотрел на нее – идея ему явно не нравилась.

– Все равно другого выхода нет, – сказала она быстро. – Ну, придумай что-нибудь, если можешь!

Он еще помолчал немного, а потом признался:

– Не могу.

– Ну, значит, так и поступим.

Она открыла дверь и стала выбираться из машины.

Холодный и пыльный враждебный ветер дунул в салон, и волосы на руках моментально встали дыбом. Через пять минут начнут мелко клацать зубы, а еще через десять ни останется ни одной связной мысли, только холод, холод, добравшийся до самых костей.

Именно в Афганистане она поняла, что значит замерзнуть до этих самых костей.

– Только ты мне должен сказать, что я нашим перегоняю, а что ты для англичан оставляешь.

Ники тоже вылез и вытащил с заднего сиденья рюкзак. Он сердито сопел – не любил, когда в его кассетах копались чужие, хоть бы даже и Ольга.

– Значит, так. Все новое видео на этих двух кассетах. Вот с этой можешь брать все, что тебе нужно, а на этой примерно с шестнадцатой минуты я снимал для англичан. Поняла?

– Поняла.

Кажется, он едва удержался от того, чтобы не сказать: “Повтори!”

– Ты их только не перепутай! У них разные номера.

Вот, смотри.

– Ники, я же не вчера родилась! А рюкзак? Сам привезешь, или мне забрать?

– Да что ты будешь с ним таскаться! Привезу, конечно.

– Тогда все. Пошли.

Они довольно быстро нашли машину, которая ехала в ACTED, и журналисты были знакомые – Вадим Грохотов с “Российского радио” и два корреспондента Первого канала. Ольгу им брать не хотелось – у них было полно аппаратуры, места в машине мало, а ехать еще довольно далеко, – но отказать они тоже не могли.

Корпоративная причастность, взаимовыручка и всякое такое. Кроме того, Вадим знал Бахрушина еще с давних радийных времен и был в курсе, конечно, что Ольга его жена, да и отвязаться от настырного Ники не было никакой возможности.

– Говорят, вы на север собрались? – спросил один из ребят с Первого канала, пока разбирались, кто куда садится, чтобы все поместились.

– Кто говорит?

– Мне Борейко сказал. А что? Соврал?

– Я этому Борейке уши надеру, – пообещал Ники.

– Мы еще точно не знаем ничего.

– Да ладно, Оль, ну что ты! Сказала бы как есть, и дело с концом!

– Да правда ничего не известно! Едет кто-то из “Аль Джазиры”, ну, и мы хотим пристроиться.

Они ей не поверили, и это было совершенно очевидно и почему-то очень обидно.

– А кто из “Аль Джазиры”?

– Масуд. Знаете?

Они переглянулись – как будто знали что-то такое, что не положено было знать Ольге, и странное предчувствие беды тоненькой струйкой вползло в мозг. Откуда?

Бомба не падает дважды в одну воронку, а сегодняшняя воронка уже занята – теми, кто выпрыгнул из “Тойоты” и “уазика” на горной дороге.

Внезапно ей очень захотелось остаться с Ники.

Так захотелось, что она стала судорожно придумывать предлог для этого. Она что-нибудь сочинила бы, если бы не эти ребята, Вадим и двое с Первого канала.

Если бы она осталась, они точно решили бы, что она истеричка и дура.

– Поехали, у нас тоже ночью перегон!

Перегоном называлась отправка через спутник видео в “Останкино”. Потом из этого материала в Москве смонтируют сюжет и покажут в новостях – все очень технологично.

Ники захлопнул за ней дверь, и, прижатая, она оказалась почти на коленях у Вадима Грохотова, который немедленно стал щипать ее за бок и дурашливо спрашивать, хорошо ли ей, приятно ли.

Ольга искренне сказала, что нет, и он, кажется, обиделся.

Почти вплотную за ними из-за блокпоста выдвинулась грязная машина неизвестной марки, и их водитель сильно крутанул руль, чтобы не сцепиться с ней бамперами.

– Идиоты, твою мать! Ну кто так ездит!

Ольга оглянулась, чтобы посмотреть, кто, и в грязной машине разглядела Масуда, того самого корреспондента “Аль Джазиры”, о котором они только что говорили.

Ничего странного или зловещего не могло быть в этом совпадении – мало ли журналистов проезжают после дневных трудов именно через этот блокпост! – но тем не менее случайная встреча показалась Ольге и зловещей, и странной.

Или это не он?..

Трудно было разглядеть как следует – ночь, темень, и лобовое стекло той машины заляпано засохшей грязью.

Обогнув шлагбаум, они кое-как выбрались на дорогу и поехали в сторону города. Грязная машина чуть приотстала и покатила за ними, взметая пыль, клубившуюся в свете мощных фар.

Впрочем, отсюда в город вела только одна дорога.

Бахрушин посмотрел верстку – в компьютере не осталось никаких следов сообщения, оставленного Храбровой неизвестным.

Бессмысленно было искать, но он все-таки поискал, даже во вчерашнюю заглянул.

Алина стояла над ним и, кажется, не дышала.

До эфира оставалось меньше часа, и ей давно пора в редакцию. Зданович нервничал – ведущая пропала! – и несколько раз звонил, пока Бахрушин равнодушным голосом не велел ему заниматься своими делами.

Зданович обиделся, но звонить перестал – все знали, когда у Бахрушина равнодушный голос, значит, дела плохи.

– Ну что, Алеш?

– Что, что! Ничего! Зачем ты сообщение удалила?!

– Ну, прости меня, ну, я дура, – быстро проговорила она. – Но я правда не могла этого видеть. В моем собственном компьютере, в программе!..