Окончательно? - Бесповоротно! - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василиса.
Как, оказывается, много я упускала в жизни. И дело совсем не в сексе. Какое это все же наслаждение — позволить себе быть влюбленной. Безоглядно, отчаянно, по уши, какие там еще придуманы определения для этого состояния внутренней щекотной невесомости, глупых неуправляемых улыбок и невозможности прекратить пялиться на мужчину рядом и восхищаться всем, что он делает. Даже самыми элементарными вещами. Как трет под душем свое тело, в котором я не вижу изъянов. Как чистит зубы, нещадно натирая щеткой и хмурясь. Как бреет лицо, забавно гримасничая и цепко всматриваясь в поисках пропущенных мест. Как пьет горячий чай, чуть прищуриваясь от удовольствия. Как ведет машину, бросая грозные взгляды на пытающихся подрезать нас придурков. Разве это нормально, пребывать в состоянии какой-то обдолбанной счастьем кошки просто от самого факта нахождением рядом с другим человеком? Похоже, да, потому что я чувствовала себя именно так, и мне это бесконечно нравилось. А особенно тот момент, когда Арсений вдруг застывал, что бы он ни делал, его серые глаза буквально вцеплялись в меня и темнели, а лицо становилось напряженным, почти злым. И я знала, чего ему хотелось больше всего в этот момент. Меня! А все, этого достаточно! Я тут же тоже вспыхивала, как спичка, и каждая клеточка тела кричала: «Да-а-а! Хочу-у-у! Немедленно!». И вот без этого всего я прожила столько лет? Все-таки счастье — это мощнейший наркотик. К нему привыкаешь, едва попробовав, уже без возможности исцеления. А все потому, что нет человека в своем уме, желающего быть излеченным от счастья. Его могут лишить тебя другие, или ты сам его потеряешь, совершив непоправимую ошибку, но отказаться от него осмысленно, я думаю, не в состоянии никто. Но мне больше не хотелось даже задумываться о плохом. Я хотела улыбаться, хотела любоваться, хотела тонуть в моем Сеньке, наверстывая все упущенное время мира. А он только и рад был мне всячески в этом потворствовать.
В общем, выбраться из его квартиры и поехать сдаваться родителям для нас стало настоящим подвигом, и я без всякого стыда могу признаться, что думать могла только о том, как мы вернемся назад и сорвемся снова в штопор, едва захлопнув за собой дверь. И в ответном взгляде Арсения безошибочно читала отражение своих сумасшедших желаний.
* * *
— Мам, ну, в самом деле, ну, кому нужна эта свадьба?
В первый момент я ощутила себя обиженным ребенком, у которого отбирают такое долгожданное и нелегко доставшееся угощение. — Это же хлопоты, суета, а в твоем нынешнем состоянии…
— Васенька, извини, но я и слушать эти глупости не хочу! — Я шокировано уставилась на свою всегда уступчивую и покладистую маму, которая вдруг проявила такую непреклонность в столь несущественном, на мой взгляд, вопросе, как наша с Арсением регистрация. — У меня дочь как-никак одна, и я тебя замуж, небось, не сто раз выдавать собираюсь, а всего один! Так что все должно быть по-людски! И платье, и фата, и цветы с гостями! Хотя бы по минимуму, то, что успеем устроить за неделю.
Я глянула на Арсения в поисках поддержки, но поняла, что он и не подумает ей возражать. Ну, еще бы, я вообще не помню, чтобы он когда-то хоть одно слово ей поперек сказал, даже когда являлся нетрезвым или злым, как бойцовский пес. Конечно, мама никогда и не пыталась на него давить или навязывать свое мнение, чутко ощущая границу его пространства. Но вот сейчас я была бы совсем не против хоть какой-то реакции с его стороны.
— И кстати, Сенечка, я настаиваю на том, чтобы вы жили раздельно эту неделю до свадьбы.
Ага, а вот и реакция моего будущего мужа.
Арсений аж воздухом поперхнулся и стиснул мою ладонь, подтягивая еще ближе к себе, хотя и так куда уж ближе. Мы сидели на диване в гостиной напротив мамы в кресле, прилипнув друг к другу боками.
— Марин, а это-то зачем?
Он явно пытался сдержаться, но не особо у него получалось. Мучают меня смутные сомнения, что, потребуй такого кто-то, кроме моей матери, он бы уже в драку кинулся.
— Сеня, сынок, надо так! — мягко, но решительно ответила мама.
Теперь мой жених смотрел на меня с затаенной паникой в глазах, буквально умоляя сделать что-то. Ну, а что я могу?
— Ма-а-ам, — протянула я. — Ну не дети же мы, в самом деле.
— Для меня дети, и возражений я не приму, — отрезала она.
— Кто ты, незнакомая жестокая женщина, и куда дела мою маму? — попробовала перевести все в шутку, но выражение ее лица и отрицательное покачивание головы сообщили, что попытка провалилась.
— Я пойду на кухню, отцу помогу, — мрачно пробормотал Арсений.
Он встал весь напряженный, сжимая кулаки, и практически умчался, распространяя вокруг волны с трудом сдерживаемого гнева. Я повернулась к маме, собираясь привести еще доводы, но она остановила меня просящим движением руки.
— Васенька, девочка моя, я знаю, что Арсений сейчас весь как пружина натянутая, да и ты не выглядишь спокойной. — Разве? Мне так казалось, что на лице то и дело расползается довольная улыбка. — Так что, думаю, краткая пауза не повредит, а наоборот — утвердит вас в правильности вашего решения.
— Мама, ты же сама говорила, что видела и понимала, что между нами, и рада тому, что мы сблизились, — непонимающе нахмурилась я.
— Видела и рада. Но ведь жить дальше вам, так что стоит узнать точно, что между вами.
Ну, с этим-то у меня, слава Богу, полная ясность. Наверное, впервые в жизни я знаю что-то абсолютно точно.
— Я люблю Арсения, а он меня, — произнося это, я даже не пыталась прислушаться к столь привычному эху сомнений внутри себя, потому что его больше не было. — За неделю ничего не изменится.
— Ну, раз так, то вам вообще волноваться не о чем, — беспечно пожала мама плечами и подмигнула. — А то, что поскучаете друг по другу, сделает брачную ночь незабываемой.
Меня тут же бросило в краску, и стало жарко не только от смущения, но и от видений, тут же пронесшихся в голове. Да
