Там, где папа ловил черепах - Марина Гельви

— А ты сядешь на класс ниже, — дернув шеей, мстительно проговорила я.

Промолчал.

— Колька-бараболька, Колька-бараболька…

Опять промолчал. Я залезла на постель, укрыла ноги, показала язык.

Даже не посмотрел.

Положив портфель на подоконник, он взял оттуда катушку с проводом, уселся на стул и начал перематывать провод.

Я смотрела на него: никого он не боится, мой брат. Он очень смелый. Не побоялся за мной в речку прыгнуть. Мы с мальчишками: я, Ванька, Левка и еще двое — спустили в Гарбузинку корыто, из которого крестьяне лошадей поили, и поплыли. Путешествие прервалось через несколько минут, потому что наша «лодка» стала пропускать воду и быстро наполнилась до краев. Мы очутились в реке. Хорошо, что люди с берега увидели. Попрыгали в речку, выловили четверых. А меня вытянул из воды мой брат.

Вспомнив об этом, я прониклась к нему нежностью:

— Хочешь, чтобы папа работал в совхозе?

— Не. Тут детская техническая станция. Запишусь в радиокружок.

— Там лес и, наверно, речка есть.

— А шо? Одного раза тебе не хватило?

— Там цветочки, кузнечики…

— А тут столица, чуешь?

Я не знала, что такое столица.

Пикник

Совхоз, где начал работать мой отец, был подсобным хозяйством депо и находился в восемнадцати километрах от Тифлиса. Местность называлась Мухатгверды. На горах позади совхоза были дубовые леса и заросли кизила, ежевики, облепихи, а совхоз, расположенный на безлесной равнине, был пока, по словам папы, в жалком состоянии.

И все же бабушка решила, что мы поедем туда в первый же выходной день. Бабушка была непоседой. Она каждое воскресенье водила семью то в ботанический сад на другой конец города, то в лес за нашей горой, то в зоопарк, то на фуникулер она говорила, что природа облагораживает и обновляет человека. Разве можно отдохнуть дома? Во Франции любая, даже самая бедная семья непременно выезжает раз в неделю за город. Благодаря этому у людей прилив сил, они потом работают лучше и дружнее живут. Слава богу, наша семья стала сейчас больше, значит, ей и вовсе необходимо иметь разрядку. Да, мы едем на пикник в совхоз, хоть и протестует любимый сын Эрнест, уверяя, что там сейчас совсем неподходящая для пикника обстановка.

В выходной день с утра Коля побежал взять хлеб по карточкам, тетя Тамара завернула в бумагу Испеченные накануне оладьи, мама положила в банку вчерашний соус, бабушка, озабоченно бормоча: «Солнце — удар!» — вынула из сундука целую стопку старых, примятых соломенных шляп. Сборы были долгие, что-то искали, бегали за чем-то в подвал, много смеялись, кипятились и спорили, наконец вроде бы собрались, вышли на улицу, а трамвай не ходит. Прохожие сказали: у базара с рельсов сошел.

— Ну вот, — обрадовался папа, — пикник откладывается.

Но бабушку нелегко было отговорить.

— Аллен, — сказала она и для большей убедительности добавила: — Ногами!

Двинулись. Все были в шляпах, правда очень старомодных, зато солнечный удар нам не грозил. Моя веселая тетушка Адель шла легкой девичьей походкой впереди. За ней мы с Люсей несли бидончики для воды. Потом шли папа, Коля, мама, тетя Тамара — все с тяжелыми сумками, полными провизией и разными другими, нужными на пикнике вещами. Замыкали шествие бабушка с зонтиком и дядя Эмиль с палкой и биноклем на шее. Наверно, это было интересное зрелище — прохожие, пропустив нас, останавливались и смотрели вслед. Чтобы прохожим было понятно, куда мы едем, я начала громко рассказывать Люсе, как хорошо в совхозе и как там будет весело. Коля ударил в спину — он злился. Я сначала удивилась, потом заорала. Мама, перестав смеяться, пообещала строго, что добавит еще. Сразу соскучившись, я начала оглядываться: не догоняет ли нас трамвай? Ведь остановить его везде можно, стоит только руку поднять.

В толкучке у пригородных касс дядя потерял кошелек. А может, кошелек украли?

— Я не поеду, — сказал дядя Эмиль. — Давайте вернемся. В портмоне были ключи от ящиков. Как я теперь открою их?

Я стояла со слезами на глазах и думала: неужели из-за каких-то ключей мы не поедем на пикник? В нашем буфете вообще ни один ящик не запирается, ну и что?

Вдруг тетя Адель звонко рассмеялась. Мы с испугом посмотрели на нее: ведь дядя может обидеться — и тогда прощай пикник.

— Ха, ха, ха! — заливалась тетя. — Я представила… Ой, как смешно!.. Я представила, какую бы карикатуру нарисовала Нана!

Папа хохотнул, Коля тоже, мама отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Дядя сразу стал как будто ниже, кашлянул, подумал и снова распрямился:

— Эрнест, бери билеты! Представь себе, Адель, у меня есть запасные ключи.

В вагоне оказались свободные места, мы уселись, и, пока ехали, папа рассказал, что эти Мухатгверды раньте принадлежали помещику Назарбекову. А теперь он построил на оставленных ому четырех гектарах другой дом и держит восемнадцать коров.

— Ну и как же вы ладите? — спросил дядя Эмиль.

— По-всякому бывает.

— Ты что-то скрываешь от меня, — сказала мама.

— Да не-ет. — И папа поторопился похвалиться: — Опрыскиватели мы получили. Заграничные. Государство золотом за них заплатило. Теперь наши сады спасены.

Приехали в совхоз. Смотрим, под горой, затененный деревьями, большой каменный дом. В доме нет ни кроватей, ни столов. У широких подоконников сидят на скамьях рабочие, закусывают. На полу у степ свернутые матрацы и одеяла.

Мы снова вышли на крыльцо. Бабушка полюбовалась чистым полем.

— О, Эрнест со временем будет привозить отсюда много продуктов, — сказала она по-французски.

— Шиш он будет привозить, — ответила по-русски мама.

Мои тетки поворачивались во все стороны и нюхали воздух: чище, чем в Нахаловке, вот что значит деревня. Я уверяла Люсю, что здесь, в совхозе, можно бегать где угодно, это тебе не бабушкин сад. Папа, энергично жестикулируя, старался объяснить, где какие постройки будут возведены в скором времени.

— Рабочих, рабочих не хватает! Правда, есть уже небольшой дружный коллектив, есть комсомольская ячейка — шесть человек, и деповские рабочие постановили на собрании: проводить в подсобном хозяйстве ударные субботники. А здесь, вот посмотри, Эмиль, будет отличная грунтовая дорога, а вон там, за бугром, построим новые птичники с инкубатором. Очень, очень нужен водопровод, воды нет…

К папе, вынырнув из-за угла, подбежал паренек:

— Товарищ директор, опрыскиватели пропали!

— Как пропали?

— Они на складе были, склад открыт, а опрыскивателей нет.

— Где заведующий?

— В бараке лежит, пьяный. Люди говорят: похваляется своей дружбой с Назарбековым.

— Собирай актив, я сейчас!

Мама хотела что-то сказать и уже выступила вперед, но папа твердо сказал:

— Анна, это не твое дело. Идите в лес, я догоню.

Коля бросился к отцу:

— И я с тобой!

— Нет, будь с матерью. Идите. Ну, чего ждете? Вы мне мешаете!

Я не узнавала папу. Где его мягкость и уступчивость? Я поглядела вслед как будто другому, незнакомому мне человеку — он шагал к конторе, и к нему присоединились сначала один, другой, а потом еще несколько рабочих.

Все произошло так быстро, что нам оставалось только подчиниться.

Поднялись на первую, довольно крутую, заросшую колючим кустарником гору. На вершине ее высился старый, с развесистой кроной дуб. Здесь, в тени, не чувствовалось жары и даже веял легкий ветерок. Вся округа была как на ладони. Мама и дядя Эмиль не захотели идти дальше. Осмотрелись.

Под нами расстилалась широкая зеленеющая долина, прорезанная во всю длину серебристой лентой Куры. По эту сторону вдоль реки шел поезд, за рекой были видны электростанция и среди зелени деревьев белый памятник Ленину. А на горизонте, на фоне голубого неба, высилась на неприступной вершине крепость Джвари.

Расстелили под дубом рядно, уселись. Дядя Эмиль уже успел разъяснить бабушке происшествие. Она заволновалась:

— Помещик убивайт Эрнеста!

— У Эрнеста есть револьвер, — сказала мама, погладив ее по руке.

— О-о-о!

— Вы, Мари Карловна, не знаете своего сына. Его сила в том, что он всегда с людьми. Не беспокойтесь.

Но я видела, что мама сама очень встревожена.

Дядя Эмиль решил отвлечь — стал рассказывать про Мцхет, который виднелся вдали, весь в черепичных крышах и садах. За ним высилась крепость Джвари. Это о ней писал Лермонтов в поэме «Мцыри».

«Там, где, сливаяся, шумят, обнявшись будто две сестры, струи Арагвы и Куры, был монастырь…» Когда враги — чаще всего персы или турки — нападали, на вершинах гор монахи разжигали костры, и по направлению вспыхивавших костров можно было понять, откуда движется враг. И мирные жители укрывались за стенами крепостей. Джвари могла выдержать многомесячную осаду — она была надежно построена и имела хорошо замаскированный подземный выход к реке.