Первая экспедиция - Антон Первушин

— Давай-ка выпьем, Витя! — предложил Лёлек.

Плюмбум зашел в беседку и присел на скамью внутри.

— Не рановато?

— В самый раз. Закусь тут имеется, а куру со свиньей Шурик сейчас сверстает, хе-хе. Как поживаешь-то, Витя? Год ведь не виделись!

— Как обычно. Зона кормит, Зона поит, Зона одевает.

— Всё промышляешь, что ли? Сталкеришь?

— Ты каждый раз меня об этом спрашиваешь, — заметил Плюмбум с подначкой. — И каждый раз напиваешься и забываешь ответ.

— Ха, имею право! Ты ж знаешь, Витя, — Лёлек понизил голос, — мне пить вообще нельзя. Врачи говорят: ни-ни. Почки там, печень, простата. Сплошные, блин, болячки. Я же врачей, знаешь, слушаюсь. В другое время — капли в рот не беру. Да! Так целый год и не беру! Но тут же такой повод. Не просто повод, а по-во-ди-ще! Второй день рождения, можно сказать. И тем лучше первого, что произошел в осознанном возрасте. В здравом уме и твердой памяти, хе-хе. Ну так сталкеришь или завязал?

Плюмбум вздохнул, потянулся к расставленным перед ним тарелкам, пощелкал пальцами, выбрал печенюшку, но сразу надкусывать на стал, повертел её, разглядывая.

— В Зону я не хожу, — признался он наконец. — Три года уже. Стар я для таких приключений. Пусть молодежь судьбу испытывает. Мне и на потоках хорошо.

— Ха, правильно, — одобрил Лёлек, отхлебывая из бокала. — Респектабельно.

— А ты так и сидишь в своем фонде? — поинтересовался Плюмбум. — Штаны протираешь?

— Не, разогнали фонд, — без всякого сожаления сообщил Лёлек. — Я сейчас консультант, хе-хе. Занимаюсь консультациями.

— Правильно, — подразнил Плюмбум. — Респектабельно. А если напрямоту, Денис, то я никогда не понимал смысла вашего фонда. Что это такое в самом деле — Фонд поддержки альтернативных наук? Как тебя только Болек за это не сожрал с потрохами? Нам обычной науки не хватает, что ли? Плодите фриков и прочих мошенников — можно подумать, они без вас не проживут…

— Ты пропускаешь очень важный момент! — Лёлек отставил бокал, и даже речь у него изменилась, потекла величаво и гладко. — Наука сама по себе не является единственным способом познания мира. Абсолютного знания вообще не бывает. Только Бог знает всё и понимает всё, а мы не боги и никогда ими не станем, как бы ни пыжились. Прежде всего мы ведь записываем свое знание в виде букв и символов, а без нас эти закорючки на бумаге ровным счётом ничего не значат. Кто их прочтет, кроме нас? Но ведь люди говорят на разных языках, в каждой стране своя научная школа. О системах национальных мер и весов можно в этой связи вообще не упоминать, и так всё ясно. Есть физика Ньютона, есть физика Эйнштейна, есть квантовая физика, есть пси-физика, есть теория струн и теория суперструн. Какая из них вернее описывает Вселенную?… То-то… Почему в таком случае не предположить, что среди теорий, которые наука сегодня отвергает, нет таких, которые описывают Вселенную точнее общепринятых? Да и кем они общеприняты? На планете найдется очень немного людей, которые могут похвастаться знанием, что такое бозон Хиггса и с чем его едят.

— Всё это демагогия, — заявил Плюмбум, терпеливо дождавшись, когда Лёлек закончит свою тираду. — Рассчитана на дилетантов. Ты прекрасно знаешь критерии, по которым наука отличается от лженауки. Среди них принцип Оккама. А ваши альтернативно одаренные физики его постоянно нарушают.

— Так в том-то и дело, Витя, что есть на Земле одна вещь, которая этот принцип нарушает одним своим существованием. И ты с неё кормишься!

С победным видом он откинулся на спинку скамьи, а Шурик-С-Цитатой, прислушивавшийся к разговору, одобрительно крякнул и по привычке одарил общество цитатой:

— Как писали классики. Зона — это именно Зона, а не лоно, не два газона и не три, скажем… э… бизона.

— Три бозона! — не удержался от легковесной остроты Плюмбум, но интерес к продолжению разговора у него угас.

Он, конечно, нашёл бы, чем ответить Лёлеку, однако ведь и сам порой не гнушался прибегать к консультациям «альтернативно одаренных» и даже — страшно подумать! — отстегивал за эти консультации приличные суммы. Потому что тот, кто хоть раз имел дело с Зоной, начинал придавать значение самым странным вещам и черпать информацию из самых необычных источников.

Тут к беседке подошли Привалов и Болек.

— …Ты слишком легкомысленно относишься к этим вещам, — говорил Привалов на ходу. — А ведь всё серьёзно, знаешь ли. Если бы мы были точно уверены, что Зона — это благо, но ведь нет! Наоборот, чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что она несет зло. Увечные, искалеченные. Молодежь там гробится пачками. Мало им аномалий и мутантов, так ещё и палят друг в друга почем зря. На Диком Западе было куда спокойнее, чем даже на Кордоне. И души себе калечат. Нормальных среди сталкеров вообще не бывает, все с вывихом.

— То есть ты калека? — спросил Болек с подначкой.

— Я не сталкер, — отвечал Привалов, резко повысив голос. — Никогда не крался, никогда не воровал, не мародерствовал. Не торговал на чёрном рынке. Но да, ты прав, я тоже с вывихом. Все мы Зоной отмечены, все уроды. Потому и опасна эта мерзость, что отмечает на веки вечные любого, кто прикоснулся к ней. Хуже чумы. Не боитесь, если когда-нибудь она весь мир пожрет?

— Ты прямо как «долговец» рассуждаешь. — Болек неодобрительно покачал головой. — Пафоса много, а толку кот наплакал. Возможно, это прозвучит цинично, но факт остается фактом: отсев молодняка идет всегда, во все времена, и до Зоны он тоже шёл, но без смысла и видимой цели. Вспомни, сколько их гробилось в горах, куда они перли без снаряжения и грамотных инструкторов. Вспомни, сколько тонуло во время дайвинга. Я уж молчу про гонки по ночным улицам. Молодая энергия ищет выхода, а о смерти они в этом возрасте не думают. Теперь пассионарность молодежи нацелена на Зону. И способствует прогрессу, а не растрачивается впустую…

— Во-во, — поддержал Шурик-С-Цитатой. — Как пел классик, так лучше, чем от водки или простуд.

— Не так примитивно, конечно, но в целом верно, соглашусь.

— Куда-то вас не туда понесло, — заявил Плюмбум, который слышал эти разговоры и подобные доводы не один и даже не два раза. — Давайте выпьем, что ли? А то Денис уже страдает алкоголизмом, а мы ещё нет.

— Я не страдаю, — тут же заявил Лёлек гордо, — я наслаждаюсь!

Тем не менее он споро открыл штопором новую бутылку, разлил вино по бокалам.

— Ларису хорошо бы дождаться, — сказал Болек, с сомнением глядя в свой бокал. — Обидится, что без неё начали.

— Она когда-то обижалась? — уточнил Плюмбум.

— Нет.

— Зачем тогда попусту языком трепать?

— В самом деле, — сказал Лёлек. — Она женщина. Ей, блин, положено опаздывать. Это такой стереотип, тендерный, хе-хе. Мы общий тост и после поднять можем. А сейчас предлагаю выпить за… э-э-э… стереотипы!

— Прекрасный тост, — поддержал Болек.

Впрочем, выпить в мужской компании у них в тот день не получилось. Послышался шум подъезжающей машины, потом автомобиль остановился, и за калиткой появилась долгожданная Лара.

— Хм-м, — сказал Лёлек без видимого огорчения, — не успели.

Лара открыла калитку и, цокая каблуками, направилась прямо к расположившимся в беседке друзьям. На ней был поношенный джинсовый костюм. Светлые волосы по-молодежному забраны в хвостик. Так она всегда и выглядела: хоть на отдыхе, хоть на работе, — однако сегодня по её лицу мужчины поняли, что произошло какое-то экстраординарное событие. Лара шла, неестественно выпрямившись и глядя в одну точку перед собой, нежные черты лица заострились, нижняя губа прикушена, в уголках рта собрались морщинки.

Плюмбум сразу подобрался. Похоже, предстояло выслушать очень неприятную новость.

Не обращая ни на кого внимания, Лара вошла в беседку и села на скамью. И замерла, всё так же глядя в одну точку.

— Кхе-кхе, — кашлянул беспардонный Лёлек, но Плюмбум тайком показал ему кулак.

Воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом листьев да чириканьем вездесущих воробьев. Продолжалось это с минуту, потом взгляд Лары сделался осмысленным и сфокусировался на бокале с вином. Она взяла его и, не мешкая, опустошила в два глотка. Нетерпеливый Лёлек снова попытался издать какой-то звук, и Плюмбуму снова пришлось сделать предостерегающий жест.

Лицо Лары чуть порозовело, и она перестала кусать губы. Подняла глаза, осмотрелась. Потом сказала с придыханием, которое выдало болезненно сдерживаемые чувства:

— Мальчики, мне нужна ваша помощь.

— Что случилось? — быстро и громко спросил Плюмбум, подавляя намечающийся галдеж.

Казалось, сейчас Лара разрыдается, но она справилась с собой и только ругнулась зло:

— Дрянь! Дрянь мелкая! Пакостница!

— Кто? — спросил Лёлек, глупо таращась на Лару.

— Алинка! Кто ж ещё? — в яростном голосе зазвучали сварливые нотки. — Дрянь! Никогда мать не слушалась! В Зону сорвалась — дура молодая. В Зону, слышите?!