Читающая по цветам - Элизабет Лупас

– У меня есть ларец, – прошептала она. – Мне не удалось спрятать его в надежном месте. Поклянись мне своей жизнью, что вынесешь его из дворца и поместишь туда, где он должен храниться.

– Я хочу вернуться домой. – Я знала, что мои слова звучат глупо и по-детски, но я не могла остановиться. – Мне не нужен ваш ларец. Мне не нужны ваши тайны. Я хочу одного – вернуться домой, в Грэнмьюар.

– Так ты все еще ненавидишь меня, ma petite[7] за то, что я привезла тебя ко двору? – Королева приподняла руку, тихо застонав от боли, которой ей стоило это движение, и нежно погладила меня по голове. – В Грэнмьюаре ты была как кость, брошенная сразу двум собакам: Роутсу и Хантли, – Лесли и Гордонам. И у Лесли, и у Гордонов есть претензии на Грэнмьюар – ты, конечно, Лесли, но твоя бабушка была урожденная Гордон, а твой Александр, пока не достиг совершеннолетия, находился под опекой Хантли.

– Вы сами даровали мне Грэнмьюар в ленное владение! – Мне ужасно не хотелось спорить с нею теперь, когда она умирала, но я ничего не могла с собой поделать. – Так же как король, ваш муж, даровал его моему отцу, а Иаков IV – отцу моего отца, и так оно продолжается уже тысячу лет.

Губы королевы дернулись в подобии улыбки.

– Нет, все же не так долго, – сказала она. – А после смерти твоей бабушки тебе было куда безопаснее жить при дворе.

– Александр бы меня защитил. Да я и сама сумела бы защитить себя. Я знаю, мадам, что вы хотели как лучше, но жизнь при дворе была для меня пыткой.

– Я тебя более не задерживаю. У меня к тебе только одна просьба; после того как ты ее выполнишь, можешь уезжать домой и сама справляться со своими трудностями – хотя должна тебя предупредить: едва меня не станет, как ты окажешься во власти Роутса, а он ни за что не позволит тебе выйти замуж за молодого Гордона.

– Я от него сбегу. И я никогда не соглашусь выйти замуж ни за кого кроме Александра.

– Что ж, пусть Господь даст тебе силы. Но, Ринетт, ecoute[8], мое время на исходе. Я твоя королева. По моему первому мужу я твоя тетушка, и тебе известно, что я любила твою мать, как родную сестру. Ты должна сделать то, о чем я прошу. Поклянись на кресте, что все исполнишь.

Я наклонила голову и посмотрела на цветы, которые собрала при свете луны. Боярышник – знак смерти, обрызганный кровью и обвитый жимолостью. Вьющаяся жимолость – сеть, силок, шепчущая:

– Ты должна остаться здесь, связанная этими узами, и сделать то, о чем она просит. – Роза шиповника, такая благоуханная, лежащая отдельно от остальных цветов. Значит, впереди у меня свобода и счастье, если я последую совету цветов: переживи эту смерть – и не думай о крови, тут крови нет, так чью же смерть предвидит боярышник? – дай клятву и прими грядущее счастье.

Я поцеловала распятие королевы и нетвердым голосом сказала:

– Я клянусь, что все исполню, мадам.

– В моей молельне. – Королева чуть заметно повернула голову. – Над скамеечкой для коленопреклонения. Там есть шкафчик. Ларец в нем.

Я подняла голову и посмотрела в ту сторону. Над скамеечкой, под полкой для молитвенника и в самом деле был шкафчик – две дверцы с вырезанными на них крестами с двумя перекладинами – символами Лотарингского дома. От ужаса у меня по спине пробежали мурашки, но я уже дала обет и должна была его исполнить. Я встала с колен, подошла к скамейке и, снова опустившись на колени, протянула руку к створкам шкафа. Они были закрыты на позолоченные щеколды. Я открыла их.

Внутри я нащупала продолговатый ящичек из полированного металла со слегка выпуклой крышкой, украшенной чеканкой, похожей на множество искусно вышитых лент. На ощупь я определила, что он был что-то около фута длиной, может быть немного короче, с двумя маленькими ручками на более длинных боках, петлями на одном из коротких и замком на другом. Вынув ларец из шкафа, я увидела, что он сделан из серебра с позолоченными краями и такими же золочеными чеканными украшениями. На каждой из его четырех сторон была в древнеримском стиле выгравирована буква F, а над нею – корона.

– Он у меня, мадам. – Я отнесла ларец к креслу королевы, снова встала на колени и вложила его в ее руки. – Это святые мощи, мадам, чтобы вы обрели мир в душе?

– Это не мощи, ma petite, но мне и впрямь спокойнее, когда я держу его в руках, пока во мне еще теплится жизнь, чтобы охранять его, и знаю, что ты отнесешь его туда, где ему надлежит находиться.

Я провела кончиками пальцев по изображающим охоту картинкам, выбитым на боку ларца. В мерцающем свете свечей казалось, будто фигурки на них движутся.

– У вас есть ключ, мадам? Хотите, я его открою?

Голос королевы зазвучал тише.

– Да, у меня есть ключ, но я не хочу, чтобы ты его открывала. То, что в нем лежит, предназначено только для глаз моей дочери. Они все пытались выкрасть его – Джеймс Стюарт, лорды Протестантской Конгрегации, Хантли с его католиками, англичане, французские агенты этой твари Медичи[9]. Ты должна спрятать его, ma petite, где я тебе скажу, потому что после моей смерти они опять попытаются выкрасть его. И если когда-нибудь настанет день, когда моя дочь вернется в Шотландию, ты должна будешь отдать его ей, как только она ступит на шотландскую землю.

– Вы пугаете меня, мадам.

Королева сжала мое запястье. Как ни слаба она была, пожатие ее руки было крепким; обвитые вокруг ее ладони четки впились в мою кожу.

– Я знаю, ты умна. Ты сумеешь их перехитрить. Тебя никто не заподозрит, и для всего света ларец просто исчезнет. Ключ от него висит на цепочке у меня на поясе в украшенной драгоценными камнями коробочке, похожей на ковчежец для мощей. Возьми его и положи туда же, куда ты положишь ларец.

Прозвучавшая в этих словах горячность как будто подточила ее силы, и она, задыхаясь, откинулась на подушки. Я поискала среди висящих на ее поясе ножниц, игольников и футляров для ароматических шариков и, наконец, нашла золотую, усыпанную дорогими каменьями коробочку длиной с мой указательный палец. Разъяв ее две половинки, я увидела внутри серебряный ключ, укрепленный в зажиме, чтобы не звякал при ходьбе.

– Мадам, ключ у меня.

– Bon[10]. Место, в котором должен храниться ларец – часовня Святой Маргариты, где она когда-то молилась. Там, под полом, есть потайной подвал – о нем никто не знает, потому что аббат Данфермлайна, где была похоронена святая Маргарита, никогда никому о нем не говорил.

Она задохнулась и умолкла.

– Потайной подвал? – повторила я. В моей душе невольно проснулось любопытство. – Но как я смогу туда попасть?

– Через подземный ход, – еле слышно, задыхаясь, произнесла королева. – Из подвалов под большим залом дворца. Камин в зале – панельная обшивка слева – отсчитай двенадцать от пола и четыре от края камина и найди знак креста – сойди вниз – следуй за крестами. Никому об этом не рассказывай, Ринетт. Никому никогда …

Ее голос прервался. Она попыталась вдохнуть, но не смогла. Ее лежавшие на ларце руки бессильно упали. Меня охватила паника. Что же мне делать? Я должна позвать остальных, и они все бросятся в опочивальню. Как же мне вынести ларец, ведь все пожелают им завладеть и будут искать его? Он слишком велик, чтобы спрятать его в рукаве или под юбкой.

Королева больше не дышала. Она так и осталась сидеть в кресле, глаза ее были полузакрыты, а губы чуть приоткрыты, как будто для того, чтобы произнести еще одно слово. Но Мария де Гиз, королева и королева-мать, регентша Шотландии, уже никогда ничего не скажет. Никогда.

Я не думала, что заплачу, однако почувствовала, как на мои глаза навернулись слезы и потекли по щекам. Думай, думай! Ведь должен же быть выход!

Они станут искать ларец, закрытый, запертый и спрятанный – но не открытый и наполненный цветами – засыпанный цветами-орудиями колдовства и уносимый у них на глазах…

«Я не хочу, чтобы ты его открывала. То, что в нем лежит, предназначено только для глаз моей дочери».

«Я знаю, ты умна. Ты сумеешь их перехитрить».

Я отперла ларец. Даже мои трясущиеся руки легко повернули ключ в замке – должно быть, сама королева часто его отпирала. Крышка откинулась назад. Я собрала с пола цветы: ветки боярышника и шиповника – и засыпала ими ларец… Лишь мельком я увидела его содержимое – книгу со страницами, сшитыми черной ниткой, пачку сложенных бумаг в сетке из алого шнура, запечатанной таким же алым воском. На бумагах было что-то написано порыжелыми от времени чернилами. Цветы закрыли все. Я спрятала среди них и усыпанную драгоценными камнями коробочку, и серебряный ключ. Затем я обвила все охапкой жимолости, так что вьющиеся концы свисали до самого пола и волочились по нему.

Вскочив на ноги, я закричала:

– Королева умирает!

Леди и лорды и протестантский пастор мастер[11] Уиллок влетели в комнату, точно стая бакланов, бросая во все стороны зоркие взгляды и вожделея новостей. Я стояла неподвижно, держа перед собою, словно щит, засыпанный цветами ларец. Конечно же, это просто ток воздуха от всех этих вбегающих в опочивальню людей заставляет плети жимолости взлетать и завиваться. Конечно же, это просто из-за стоящей тут жары кажется, будто розовые бутоны боярышника распускаются у меня на глазах и превращаются в звездообразные белые цветы.