Я Идиот - Ив Иванко

Мы шли в горы. Матиас говорил о каком-то холме, на который должны подняться до восхода Луны. Я молчал. Луна давно освещала наш путь. Вершина холма оказалась плоской. Он был совсем неприметный, с редкими деревьями и ощущением беспричинного беспокойства. Матиас оглянулся, собираясь сесть на камень: " Надо ждать» Увидел мой немой вопрос: «Ждать второй Луны?» Но Матиас, Луны не бывает две… – Увидишь.

Мы ничего не увидели. Ходили туда три ночи подряд. Я боялся, что Матиас перестанет верить мне. И ещё – боялся потерять веру в его рассказ.

На четвёртую ночь всё было, как прежде, только Матиас не смотрел на меня. Почти. Вдруг пахнул ветер. Влажный, с запахом свежей зелени и цветов, полный призыва и обещания. Вышла Луна. Теперь их было две. Вторая шла быстро. Матиас встал и пошёл. Надо идти за Луной. И всё.

Сколько шли не помню. Луна зашла. Остался серый ровный свет. Шевелился влажный, полный луговых запахов, тёплый воздух. Будто мы погрузились на самое дно океана времени. Сверху наваливалось, придавливало, как искупительный сон, чувство бесконечного покоя и умиротворённости. Щемящая тоска уходила в густые травы. Размытый горизонт предлагал безвременье. Мы пришли. Лицо Матиаса не выражало ничего. «Ты возвратишься, когда увидишь Луну. Пойдёшь за ней. Мне пора» – Он ушёл. Растворился за серым горизонтом времени.

Что там было и сколько – не помню. Скорее было ничто или ничего. Не знаю, как назвать. Пришла Луна, и я вышел к холму. Оказывается, Луну видит тот, кому назначено. Не без труда сориентировался и вскоре за перевалом, увидел огни города. Я шёл, но мне не хотелось туда. Что стану делать, сколько времени прошло, есть ли там кто-нибудь и кто??? Вопросы крутились не находя ответов. Надо ли искать их?

В больницу я не вернулся. Оказалось, прошёл ровно год. Старый марокканец взял меня охранять апельсины. Как-то давно я работал у него. Теперь всё казалось очень давно. Сейчас нужно только одно: найти, заработать денег на билет и улететь туда, к ней. Срочно. Колдунья, та с платком, говорила, что я опоздал. Но ведь прошёл срок. Того, что было не выбросишь. Всё слито в единую вереницу событий. И даже если произвольно называть что-то ложью, вымыслом, правдой – всё это моя жизнь. А я пока здесь.

Интересно, почему она не называет имён?

Любимая моя!

Дорогая моя! Счастье мое, ты свет, ты весь мир. Вся земля – это ты. Но даже Земля, она такая маленькая, по сравнению с твоими глазами. Как прекрасны твои глаза, любимая моя. Я смотрю в них и вижу другой огромный мир. Равного ему нет в целом свете. Красивая моя, этот твой мир я отыскал там, на далеких звездных путях. Ты ведь бываешь на других планетах, правда?.. Я видел тебя там. Давно-давно, любовь моя. Как трудно было отыскать тебя здесь, на этой Земле. Как много было преград. Я боролся и умирал много раз. Я выжил любимая, жизнь моя. Снова могу жить в нашем прекрасном мире среди цветов и улыбок, детского смеха и светлых слез. Там праздник каждый день, потому что там есть ты, Только ты. Единственная. Без тебя там темно. Холод запустения и нечем дышать. Незачем.

Любимая! Снизойди! Все миры соберу к ногам твоим. Нет непосильного мне, когда ты рядом. Возьми мой мир. Он прекрасен, когда ты освещаешь его. Возьми мою жизнь, позволь быть твоим до конца моих сил, чтобы видеть тебя, ловить каждый жест, исполнять малейшее желание. Только пожелай.

Не смею назваться твоим

Не покидает ощущение, что на далеком звездном полустанке, в окне встречного скорого, я увидел любимое до боли дорогое лицо. Через мгновение курьерские поезда времени со скоростью света разлетятся в разные концы вселенной… Неотвратимость происходящего сводит с ума. Но даже если взорвать весь мир – равнодушное время продолжит свой холодный расчет с живущими.

Покорнейше Вас прошу

Простить за отнятое время

Ее о прощении не молю.

Не простит.

Она

Наверное, того, что ушло, не вернуть. Правда, так же, что в произошедшем, всегда и первым среди виновных считаю себя. Прямо, как в суде.

Конечно не только я. Но никаких оправданий не хочется. На душе пусто, как в спортзале. Беги куда хочешь. Только никуда не прибежишь, да и здороветь поздно.

Как же так получается? Единственное, что следовало сберечь – не уберег… А хотел. Усилия прилагал, старался. Слово-то какое: ста-рал-ся. Как в первом классе. Аксиома: «Когда стараешься всегда получается чепуха.» Особенно в первом классе. А Она – это и есть тот первый класс. Всегда первый.

Разбиваются обычно самые дорогие сердцу вазы. К другим не подходишь, а к этим – с особенной осторожностью… Вот и разбилось. Все разбилось. В мелкие дребезги. И никто не поверит. Нет, не в мою невиновность. Не поверит, что берег.

Вот и грохнулось все. И холодно стало, как в космосе.

Люди боятся одиночества и от этого сбиваются в стаи-семьи. И живут эти, чужие друг другу люди, зад к заду, нос к носу, и думают, что не одиноки. Шалишь брат. Просто в стае теряют себя. Подменяя, оправдывая и запутывая, меняют себя на быт, на уют, на постоянство… На весь этот гроб с музыкой. А ведь каждый человек – это огромный мир. Это больше чем вся Земля, чем Вселенная. В нем бездна жизней и миллионы лет, холод бесконечности и тепло светил, и любовь всего сущего. И нет у Нее границ – размеров. Жаль.

Жаль изведать это можно, только потеряв. И опустеет все вдруг, будто обокрали весь свет дочиста, и не осталось ничего.

Только долги, долги, долги…

А ведь долги не выбирают маленьких сердец, не оставляют следов на жестокосердных. Для них есть место только на большом сердце.

И прилипают долги, и врастают, и губят, как дурная опухоль. И отдавая, их рвешь с мясом.

А Она? Ее ждут все. Прямо зал ожидания какой-то. Но она не приходит за плату. Даже, если платишь временем. Она просто приходит. Лишь стоит Ей робко постучаться, как двери уютных квартир захлопываются намертво, оставив на память глоток душного воздуха. Да, квартирные мои владельцы, двери-то не от лихих людей. Не бойтесь, Ее Величество не нарушит убогий покой ваш.

Так и встретились израненное сердце и Она. И улица была их домом, и согревала надежда, и звезды согласно мигали им, узаконивая то, что судить не дано никому.

Что лучше: беззаботное веселье и нежданная гадость, или ожидание гадостей без всякого веселья? Вероятно и то, и другое одинаково паршиво. Зная, что придут неприятности неохота веселиться. Холод этого ожидания способен заморозить всех. Но они согревали друг – друга. Ведь их было двое: израненное сердце и Она. Правда, тучки пробегали, но они старались. И холод отступал, Но как-то нехотя. Ждал случая… И случай пришел.

Ведь когда стараешься всегда что-нибудь случиться.

Оставшись одна под гипнозом холода, Она поблекла, погасла, растворилась в сером мире каждодневья.

Теперь здесь опять спокойно и весело. В душных и сытых квартирах можно не закрывать дверей. Им бояться нечего. К ним не постучится Любовь, Она ушла. Навсегда.

Вероятно, я насмешил Вас. Так смейтесь, и пусть Господь укрепит Ваши силы.

Там, где растут деревья

«…с одной стороны море, с другой – Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет в дали? Мать ли моя сидит перед окном?»

Н. В. Гоголь

Мое окно выходит во двор. Но из него видна и часть улицы. Часто, и кажется беспричинно, подхожу к нему. Деревья, посаженные моими друзьями, давно стали большими. Многих, кто ходил по этой улице, уже не увидеть здесь. Что же тянет к окну? Что я пытаюсь увидеть там, за горизонтом? Как в окне дальнего скорого мелькают полустанки времен. Видимо здесь осознаешь, что поезд идет только в одну сторону. Сколько же я проехал, почему не тащусь в товарном, что за цель впереди? Зачем я так спешу, зависит ли это от меня хоть как-нибудь? Ведь все, что ушло через это окно, было моим?

Трое

Любовь это всегда трое. Когда она приходит в скучную компанию двоих – мир сотворяется вновь. Вещи и действия меняют смысл, мысли теряют оттенок разума и все вместе обретает новое предназначение. Теперь они, трое – центр вселенной!

Когда кто-нибудь из троих уходит – пропадают все. Огромный мир, в котором теперь никого нет, становится безлик и пуст. Все получает сбою изначальную стоимость. Жалкую. Но даже после этой катастрофы, у потерявших третьего, навсегда остается тот, кого любил, или сама Любовь.

Тем, кто не бывал в этой святой компании, нечего вспомнить. Возвращаясь с работы, они идут домой, но не к любимой. В магазинах они покупают вещи, не освященные радостью. Да и вся их жизнь напоминает вещевой склад, общая стоимость которого занесена в амбарную книгу.