Песни - Юрий Борисов

Юрий Борисов

•

ПЕСНИ

Ностальгическая

Заунывные песни летелиВ край березовой русской тоски,Где-то детством моим отзвенелиПетербургских гимназий звонки.Где-то детством моим отзвенелиПетербургских гимназий звонки.

Под кипящий янтарь оркестрантов,Под могучее наше «Ура!»Не меня ль государь-императорИз кадетов возвел в юнкера?Не меня ль государь-императорИз кадетов возвел в юнкера?

В синем небе литавры гремелиИ чеканила поступь война.И не мне ли глаза голубелиИ махала рука из окна?И не мне ли глаза голубелиИ махала рука из окна?

Мчались годы в простреленных верстахПо друзьям, не вернувшимся в ряд,Что застыли в серебрянных росахЗа Отечество и за царя.Что застыли в серебрянных росахЗа Отечество и за царя.

Не меня ли вчера обнималиДолгожданные руки — и вот,Не меня ли в ЧеКа разменялиПод шумок в восемнадцатый год?Не меня ли в ЧеКа разменялиПод шумок в восемнадцатый год?

Всё теперь против нас

Всё теперь против нас, будто мы и креста не носили.Словно аспиды мы басурманской крови.Даже места нам нет, в ошалевшей от горя России,И Господь нас не слышит зови, не зови.

Вот уж год мы не спим, под мундирами прячем обиду,Ждём холопскую пулю пониже петлиц.Вот уж год как Тобольск отзвонил по Царю панихидуИ предали анафеме души убийц.

Им не Бог и не Царь, им не боль и не совесть.Всё им тюрьмы да вой, да пожар до небес.И судьба нам читать эту страшную повесть,В воспалённых глазах матерей да невест.

И глядят нам во след они долго в безмолвном укоре.Как покинутый дом на дорогу из тьмы.Отступать дальше некуда, сзади Японское море.Здесь кончается наша Россия и мы.

В красном Питере кружится, бесится белая вьюга.Белый иней по стенам московских церквей.В белом небе ни радости нет, ни испуга.Только скорбь Божьей Матери по России моей.

Закатилася зорька за лес

Закатилася зорька за лес, словно канула.Понадвинулся неба холодный сапфир.Может быть, и просил брат пощады у Каина,Только нам не менять офицерский мундир.

Затаилася речка под низкими тучами,Зашептала тревожная черная гать.Мне письма написать не представилось случая,Чтоб проститься с тобой, да добра пожелать.

А на той стороне комиссарский редут — только тронь, а нуРазорвет тишину пулеметная смерть.Мы в ненастную ночь перейдем на ту сторону.Чтоб в последней атаке себя не жалеть.

И присяга верней, и молитва навязчивей,Когда бой безнадежен и чуда не жди.И холодным штыком мое сердце горячее,Не жалея мундир, осади, остуди.

Растревожится зорька пальбою да стонами.Опрокинется в траву вчерашний корнет.На убитом шинель с золотыми погонами,Дорогое сукно спрячет сабельный след.

Да простят мне все то, что я кровью своею испачкаю,И все те обо мне, чья память крепка.Как скатится слеза на мою фотокарточкуИ закроет альбом дорогая рука.

Голубые лошади

Как по Красной площади —Алый пыл знамён.Голубые лошади,Красный эскадрон.

Вслед глядели девушки,Заслонясь рукой.Только до победушкиОй как далеко.

Там Шкуро и Мамонтов,Врангель и КолчакЗа царя Романова,За своих внучат,

За обиду оструюБьются ретиво.Да ещё за ГосподаБога самого.

Ой, куда ты конницаПравишь копыты?Ой, не скоро кончитсяДевятнадцатый…

Запахами ночь шалитШпорный перезвон…Голубые лошади,Красный эскадрон.

На смерть Валерия Агафонова

Может, виной расстоянья,или я сам не спешил?..Что ж ты мои ожиданьявстречей не разрешил?

Чёрной тесьмой перехваченыблизкие сердцу черты.Всё, что судьбою назначено,бережно выстрадал ты.

Спишь на цветах увядающих,а у тебя в головах —осени лик всепрощающийс тихою грустью в глазах.

Слышишь, подруга сермяжнаяпесню заводит без слов?Струны-певуньи наряженыв бархат бардовых басов.

Внемлет минорным созвучиямвсё повидавший Парнас,слушают ивы плакучиетвой недопетый романс.

Гладиаторы

Неподвластные смерти и тлену,Не познавшие страха в веках,Вновь выходят на ту же аренуТе же галлы с мечами в руках.

Обречённые дети изъяна,В юбилейный стотысячный бойНа ещё не зажившие раныПринимаете новую боль.

И, на вашу отвагу глазея,Очевидцем ста тысяч затейЗакипает котёл Колизея,Переполненный пеной страстей.

Век от века билеты дороже,Всё страшней и упорней бои.Занимайте, патриции, ложи,Покупайте кошмары свои.

Будет боль, будет кровь, будут стоны,Будут дикие звери реветь,Чтоб потом на святые иконыВам самим было жутко смотреть.

Смерть традиций своих не нарушит —Как тогда, так и будет теперь.Посмотрите, не ваши ли душиДушит яростно раненный зверь?

И послушай: за храпом агониейИ сквозь всю сумасшедшую сечьНе твои ли надежды, хоронитЖалким звоном обломанный меч?

Орденами твоими увешан,Избежав хищной пасти и лап,Не твою ль кровожадность утешилОпьяненный победою раб?

Всё смешалось, рычанье и крики,Лязг доспехов и скрежет зубов.И в победном неистовом ликеВновь ты видишь проклятье рабов.

И опять твой восторг обалделыйНа стотысячный пир воронья,Чтоб не знала ни мер, ни пределовНенасытная жажда твоя.

И чтоб отдыха галлы не знали,Сокрушая миры и века,Будет слышаться ад вакханалий,И не высохнет кровь Спартака.

 1975

Жестокий романс

Она была девочка Надя,А он был путеец-студент.И часто, на Наденьку глядя,Он ей говорил комплимент:— Ах, какие у вас локоточки!Какой у вас пламенный стан!С фуражки своей молоточкиЗа ваш поцелуй я отдам.

И часто в Елагином паркеБродили они, как в раю.И Наде он делал подарки,Не глядя на бедность свою.Но в Надю большую тревогуВселял его скорый отъезд —Железную ставить дорогуОн ехал в Уржумский уезд.

В далёком трактире сибирскомС подрядчиком он закусил,Под рокот гитары забылся,С цыганкой любовь закрутил.Летели, шурша, сторублёвки,Как рой легкомысленных пчёл.И вот он с похмелья в «Биржевке»Отдел происшествий прочел:

«Вчерась Полякова НадеждаСпрыгнула с Тучкова моста.Её голубая одеждаОсталась на ветках куста…»И с криком рванулся путеец,И ровно четыре часаВ трактире рыдал, как младенец,И рвал на себе волоса.

И бросился в обские волныУбийца и бывший студент.И были отчаянья полныГлаза его в этот момент…«Ах, какие у вас локоточки!Какой у вас пламенный стан!С фуражки своей молоточкиЗа ваш поцелуй я отдам».

По зелёным лугам и лесам…