Мертвец - Эдуард Веркин

Не антиквариат. Ну да ладно с ним, с комодом, лучше немного о себе. Живу я один, обедать хожу к родителям. Нет, в случае чего я и сам могу приготовить себе яичницу, но…

Короче, я вылез в окно, отправился в большой дом и пробрался на кухню.

Картошка доходила под крышкой. Мать стояла возле стола и резала лук большим ножом, быстро так. Я устроился между холодильниками, приложился виском к гладкому металлу. У нас два дома и два холодильника. И тоже — один новый и один старый. Старый холодильник мне тоже больше нравится, он такой круглый и похож почему-то на американскую машину. Его нам бабушка подарила. Мы ей морозильную камеру, а она нам этот «ЗИЛ». Забавная вещь такая — между решётками радиатора до сих пор торчат жёлтые плавательные лещиные пузыри — это от её брата, дяди Вани, он известным рыбаком был. Я гляжу на эти пузыри, и мне как-то странно, чего-то в этих пузырях… не пойму что…

Мать дорезала лук, засыпала под крышку, несколько раз встряхнула. Теперь минуту выждать, и всё, можно обедать. Ну, или ужинать.

Я достал из холодильника аджику, банку с огурцами и устроился на углу, мать устроилась рядом.

— Сенька где? — спросила.

— Не знаю. Кажется, он змею нашёл.

— Змею?

— Угу. — Я приступил к картошке. — Гадюку. Двухметровую. Возле реки. Народ огороды окучивал, а она выползла сдуру. Наверное, от жары. А они её лопатами. Мортал комбат, короче…

Жареную картошку надо есть деревянной ложкой, так она гораздо вкуснее. Мать хорошо жарила картошку, у неё сковорода специальная, ещё дореволюционная. Чугун. На такой хоть сапог жарь, всё равно получится.

— На суши похоже, — сказал я.

— Что? — не поняла мать.

— Ну, змея. Суши когда показывают, они тоже такие, рубленые. Ну а наш Сенька пронюхал, ну и сама понимаешь. Сейчас, наверное, эту кобру скотчем обматывает. А потом её хоронить повезёт…

— Не за столом, — поморщилась мать.

Я пожал плечами. Можно было бы уже и привыкнуть. Но мать привыкнуть не хочет.

Так что Сенька только к темноте прибудет. Можно его не ждать.

— Ты бы хоть ему сказал… — начала мать в миллионный раз. — Чтобы бросил всё это… Похоронное. Все уже смеются…

— А зачем бросать? — возразил я. — Бизнес этот перспективный, имеет большое будущее. Помнишь, в Костроме были — там на каждом углу или евро-окна, или похоронные бюро. Кстати, над братьями Райт тоже поначалу смеялись. А Сенька школу закончит, так сразу похоронное бюро и откроет. В городе он личность известная, все со своими покойниками к нему потянутся.

— Куда потянутся?

— Да вот сюда, — я опрометчиво махнул рукой в сторону двора. — Вот прямо сюда.

Мать с опаской покосилась в окно, будто там уже стояли раскрытые гробы, а неутешные родственники сидели на крышках и ели варёные яйца.

— А что? — спросил я. — Не в «табуретку» же ему идти. Если у человека есть талант, то его развивать надо, а не в землю закапывать.

— У него есть талант? — Мать вернулась к тарелке. — Какой же талант?

— Ну конечно, талант. — Я набрал в ложку побольше. — Талант — дело редкое…

Я просвистел «Похоронный марш», композитора не помню. Мать поглядела на меня строго, свист она не одобряла.

— Как у вас дела в школе?

— Нормально. — Я достал аджики, намазал на хлеб. — Грядки копаем. В этом году хотели аспарагусы посадить.

— Что?

— Спаржу, — объяснил я.

— Зачем вам спаржа? Лучше помидоров бы ещё…

— Не, — не согласился я. — Помидоры сто лет уже все едят. А спаржу ещё никто не пробовал.

— Помидоров вам мало…

— Ну вот ты же пиццу иногда печёшь? А раньше только пироги. Может, спаржа тоже вкусная? Может, у нас её тут везде выращивать будут. Повсеместно.

— Спаржу поливать надо, — задумчиво сказала мать. — Воду руками таскать будете?

— Скважину обещали пробурить.

— Ага, Шахов вам пробурит, ждите. Он нам в «Дружбе» потолок не может заделать, а ты говоришь — скважина.

Мать вздохнула. Протечка в потолке её уже целых полгода удручала. Удручала и удручала. На Восьмое марта из области привезли «Танцора диско», а коробки залило, сорвался аншлаг. Целых сорок зрителей не пришли. Это большая потеря для бюджета МУК «Дружба».

— Кстати, о кино. — Я выловил из банки огурец. — Кинотеатр-то когда нормальный будут делать? Ну хотя бы на триста мест, как в…

— А никогда не будут делать, — перебила мать. — Нерентабельно нормальный делать.

— Ну да, а про Анжелику крутить рентабельно… У вас хоть кто-нибудь в кино-то ходит?

Это я так спросил, знал, что не ходит.

— Ходит.

— Пять человек?

— Вчера двенадцать было.

— Ну да, — хихикнул я. — Это потому, что батор пришёл…

— Не батор, а санаторная школа, — поправила мать. — Откуда это слово у вас мерзкое?

— Да какая разница. Батор, он батор и есть. А в ваш кинотеатр только они и ходят. Баторцы. И Аня-дура.

— И что? — Мать даже от картошки отвлеклась. — И что? Пусть только санаторники ходят и Аня, пусть. Зато ходят. Лучше в кинотеатр ходить, чем по барам.

Я не стал спорить. Да и смысла нет спорить, у баторцев всё равно нет денег по барам лазать, а в кино их бесплатно пускают. Да я только за, у них в санаторке на самом деле развлечений никаких, библиотека сгорела, а спортзал вообще ужас: штанги сделаны из автомобильных осей, а канаты — из силовых кабелей, люди рассказывали. Компьютерный класс в прошлом году поставили, но ни игр, ни Интернета у них нет, а на что компьютерный класс без игр и Интернета?

Да и вообще они скоро все от своего тубера загнутся.

— А папаня где? — поинтересовался я. — Опять кто-нибудь палец на службе порезал?

Мать не ответила. И мы доедали в молчании. А потом, когда картошка закончилась и я поволок свою тарелку в мойку, она поглядела на часы.

Всё настроение испортила. Я нервничать начинаю, когда такие штуки происходят. Эта привычка у матери уже года два. Тогда отец со своей бригадой подключал лесопилку у сплавной, но что-то не катило у них там, и работали они ночью. Отец полез на эстакаду и в темноте свалился. Сначала вроде ничего, встал и пошёл, а потом вдруг ни с того ни с сего на ногах пошли чирьи. Пришлось в область ехать, да и то до конца не вылечили, всё равно появляются.

С тех пор мать, когда отец опаздывает, всегда смотрит на часы. Прямо как в кино или как в книгах, там все женщины, у которых мужья в полиции работают или в пожарных, смотрят на часы. Иногда я думаю: это в кино показывают, потому что женщины смотрят, или женщины смотрят, потому что показывают? Вообще это глупо — смотреть на часы, мне всегда хочется об этом матери сказать, но я не говорю, а нервничаю.

Это плохая примета. Зря она посмотрела. Я даже чай пить не стал, сказал, что зубы болят, и отправился к себе.

Хотел на чердак залезть, но заленился, да и настроение было нечердачное, на чердак лучше в дождь. Решил просто позвонить Катьке. Привинтил к линии телефон, набрал номер. Она оказалась дома. В трубке чего-то мощно орало.

— Ну, чего?

Она даже не поздоровалась.

— Да ничего, — сказал я.

— Слащёв, это ты, что ли?

— Ну я.

— Чего, делать больше нечего?

— Нечего, — признался я.

— Слащёв, давай я тебя на подсеку устрою, а? Работа простая — руби себе кусты, думать не надо. Как раз для тебя. И полдня всего.

— На подсеку…

— Соглашайся, Слащёв, где ты ещё такую пахоту найдёшь?

— Подумаю, — сказал я.

— Думай. — И Катька повесила трубку.

Я ещё хотел позвонить ей, но не стал. В левом плече появилась холодная капля — это было нехорошим признаком, ещё хуже, чем рассматривание часов. Эта капля означала, что я боюсь. Это от дурацкого поведения матери. Она стала пялиться на часы, и я начал бояться. А вдруг…

Подтянул телефон, отцепил его от кабеля. А то ещё зазвонит под ухом. Включил радио и стал слушать сначала помехи, а потом и до китайцев ручку докрутил, думал, они меня успокоят своим мяу-мяу. Но китайцы не помогли. Тогда я решил почитать. Я читаю только старые неизвестные книги. Именно неизвестные. Про разные заводы, про колхозы и зверофермы, а ещё лучше, если там электростанцию строят. И вредители вокруг. А в конце их — к стенке. Впрочем, без вредителей тоже ничего.

Это всё не оттого, что я стремлюсь к выпендрёжу. Хотя сначала на самом деле было так, хотелось мне отличаться, я же тоже человек. Угнетало меня — Сенька такой необычный, все его знают, а я всё мимо. Думал я, думал, чем мне необычным заняться, даже хотел метеорит начать искать, но потом передумал. Метеорит ведь все ищут, поиски метеорита у нас практически официально узаконены, это как религия, скоро вроде как даже намечается экспедиция.

А потом вдруг случайно — мы как раз в школе библиотеку перебирали — я наткнулся на ящик с какими-то жёлтыми и пыльными книгами. Их надо было нести к грузовику и кидать в макулатурный кузов, понести-то я понёс, но в утиль не кинул, вспомнил одну историю. Парень из соседнего района вот так же разбирал библиотеку, нашёл старые книги, хотел выкинуть, но решил сначала предкам показать, они у него книголюбы были. А те от восторга чуть на потолок не запрыгнули — среди всякой рухляди обнаружились первые сборники поэтов Серебряного века, да ещё чуть ли не с автографами. Оказалось, что прабабка этого типа собирала такие сборники…