Великое ничтожество - Валерий Вячеславович Татаринцев

– Бальтазар,

Его снедает знаний жар

И Фабиан – один из лучших

Студентов преданных моих —

Ведь учится он за троих:

Всё время чтонибудь да учит!»

Служители большой науки

Пожали друг у друга руки

И Бальтазар сказал: «Скакали

Вы так проворно на коне…

Скажите откровенно мне,

Когда с коня вы вдруг упали,

Себе не причинили бед?» —

«Всё это вздор и просто бред!

Не падал вовсе я с коня!

Вы с кемто спутали меня!

Наездник я такой искусный,

Что сам других тренировал!

И чтобы я с коня упал!

Об этом думать даже гнусно!» —

При сих словах малыш рванулся,

Но за ковёр ногой запнулся,

Упал, как кошка завизжал,

Как будто дверью кто зажал

Той кошке очень больно хвост

И, несмотря на малый рост,

Потряс тем визгом целый зал;

А Терпин Мош, смеясь, сказал:

«Люблю я шутки сам, поверьте!

Но напугали вы до смерти

Здесь пару слабонервных дам!

Я, Бальтазар, совет вам дам:

Не надо больше так шутить!

Давайте лучше водку пить!»

У Бальтазара запылали

Румянцем щёки от стыда,

«Но это просто ерунда!

Меня вы глупо разыграли», —

Подумал только Бальтазар,

А вслух он вежливо сказал:

«Профессор, я не ожидал,

Что шутка вызовет скандал.

Хочу вину я искупить —

Давайте водку вместе пить!»

По рюмке выпили они

За все счастливейшие дни,

Что ожидают их на свете

В славнейшем университете.

Уселись гости, угостились

И в рассуждения пустились

О направлениях науки

И о причинах смертной скуки,

Что угнетает человека

С рожденья до скончанья века,

О святости и о грехах,

И о возвышенных стихах.

Час пробил – надо начинать

Стихи любовные читать.

Поднялся с места Бальтазар

И, чуть смущаясь, вслух сказал:

«Прошу у вас соизволенья,

Чтоб прочитать стихотворенье!»

Все закричали: «Просим вас

Читать стихи свои для нас!»

Переборов своё волненье,

Он прочитал стихотворенье,

Достойное пера Гомера6,

Но все хвалили Циннобера.

С улыбкою подобострастной

Тряс Цинноберу руку страстно

Один известнейший поэт

И говорил: «На свете нет

Столь гениального поэта!»

«Я поцелую вас за это!» —

Кандида к малышу припала

И страстно так поцеловала

Противный синегубый рот —

Её околдовал урод.

«О Боже! Что же здесь творится?

Я сплю! Мне это только снится!» —

В смятении вскрикнул Бальтазар,

Но Фабиан ему сказал:

«Он дивные стихи сложил

И поцелуй сей заслужил!

Кандиду глупо ревновать!

Чужим стихам завидовать,

Поверь мне, просто непристойно!

Мой друг, веди себя достойно!»

От этих слов у Бальтазара

Виски кольцом как будто сжало

И закружилась голова.

«Наверно, я сошёл с ума!» —

Подумал бедный Бальтазар

И, торопясь, покинул зал.

Глава восьмая

Покинув город Керепес,

Наш Бальтазар пустился в лес,

Чтобы подумать и решить,

Как дальше с Циннобером быть.

Вот так бродил он одиноко…

Вдруг повстречал Винченцо Сбьокко.

Винченцо – дивный музыкант,

Судьбой дарованный талант

Удачно так употребил,

Что гением почти что был

И не имел себе он равных

Соперников таких же славных.

Винченцо в золотой карете

Поспешно город покидал.

«Умом рехнулись все на свете!

Скандал! Скандал! Какой скандал! —

Он повторял и удивлялся,

Что невредим и жив остался.—

Вчера играл концерт Виотти7, —

Винченцо грустно продолжал. —

С душой отнёсся я к работе —

Был просто очарован зал,

Аплодисменты, крики «Браво!»

Я заслужил игрой по праву.

Но что такое происходит?

Никто с цветами не подходит.

Смотрю, подходят к Цинноберу

И восхищаются не в меру,

Кричат: «Ура! Ура! Ура!

Была отличная игра!»

Кричу: «Да это я играл!

А славу Циннобер украл!»

А мне кричат: «Какой завистник!

Талантов юных ненавистник!»

И стали бить меня нещадно,

Бранили руганью площадной,

Грозились просто уничтожить,

И вот подумал я, что может,

Пора отсюда убираться

И стал в дорогу собираться,

Взял скрипку, ноты, контрабас

И вот в лесу встречаю вас».

А Бальтазар ему поведал,

Что то же самое изведал,

Когда хвалили Циннобера

И восхищались выше меры

За то, что палец он сосал

И губы синие кусал.

Простился Сбьокко с Бальтазаром,

Но не прошла их встреча даром:

Теперь уверен был студент,

Что происшедший инцидент

Имеет колдовство в истоках

И если не принять жестоких

И действенных ответных мер —

Всех околдует Циннобер.

Так Бальтазар в лесу скитался,

Что делать он соображал.

Мимо него бегом промчался,

Как будто от чумы бежал,

Пульхер – простой референдарий8;

Как видно, воздух канцелярий

Ему рассудок помутил:

Он пистолет рукой схватил,

Остановился под берёзой,

В его глазах стояли слёзы.

К нему метнулся Бальтазар

Стремительно, как на пожар,

В мгновенье отнял пистолет.

«Нет! Не хочу я жить! Нет! Нет!» —

Стонал Пульхер, глотая слёзы,

Вдруг сел на землю у берёзы

И горько плакал он навзрыд

От незаслуженных обид.

«Скажи случилось что, любезный?

Сам знаешь, плакать бесполезно.

Я чем сумею, чем смогу

Тебе, друг милый, помогу!» —

От жалости у Бальтазара

Рукой как будто сердце сжало.

«Ты знаешь, как стеснён я в средствах

И на богатое наследство

Рассчитывать я не могу,

А я ведь по уши в долгу!

Хотел при МИДе9 стать курьером

По тайным связям и делам,

Министр мне обещал карьеру

Устроить непременно там.

Я письменную сдал работу,

Её советник похвалил

И должность мне уж посулил,

Что мне занять весьма охота.

Осталось лишь экзамен сдать,

Перед комиссией предстать

И если чтото спросят —

Ответить на вопросы.

И Цинноберу захотелось,

Как видно, МИДу послужить.

Ему на месте не сиделось,

Свинью решил он подложить

И мне и министерству даже.

Урода я не видел гаже!

На роже лишь самодовольство,

Но проявляет недовольство

И на советника кричит,

А на вопросы лишь мычит,

Как бык, вместо ответа

И корчится при этом.

Я ж знал всё досконально,

Торжествовал уже,

Но выгнан был скандально…

И с камнем на душе

С тобою повстречался,

О друг мой, Бальтазар!

Я б с жизнью распрощался!

Угас бы Божий дар!

Ты лихо так забросил

Мой пистолет в кусты!

С души я камень сбросил

И мой спаситель ты!

А гнусного урода

Хвалили выше мер.

«Твой ум – венец природы,

О дивный Циннобер!» —

Советник прямо стлался

Пред карликом ковром,

А Циннобер пытался

Его задеть ребром

Уродливой ладошки,

Ну, хоть совсем немножко.

Со стула он упал при этом

Раз двадцать или двадцать пять,

Его сажал на стул опять

Я каждый раз, но он за это

Меня пытался укусить

И продолжал всех поносить

Отборной руганью площадной,

Ногами колотил нещадно

По полу, шум производил

Как настоящий крокодил.

Советник мне в сердцах сказал:

«Да вы устроили скандал!

Как смели вы сюда явиться

И предварительно напиться?!

Да вы опаснейший смутьян!» —

«Да что вы?! Я совсем не пьян!» —

Я попытался оправдаться.

«Да вы здесь порывались драться!

Бранились руганью площадной!

Комиссию быть беспощадной

К вам попрошу! Ну, всё, Пульхер!»

Работу отнял Циннобер!

А я, поверь мне, так старался!»

Тут Бальтазар ему признался,

Что сам пал жертвой Циннобера

И успокаивал Пульхера

Рассказом о Винченцо Сбьокко.

Пульхеру было одиноко,

Но Бальтазар тоску развеял,

Прибавил бодрости ему,

Надежды искорку посеял:

Вдвоём страдать – не одному!

Устроен так уж человек

В наш очень прагматичный век:

Чужие беды и несчастья

Нам прибавляют каплю счастья.

Пульхер с Бальтазаром решили

Немного пойти погулять,

По лесу в раздумье бродили,

«Что делать? Что нам предпринять? —

Вопросом они задавались. —

Как нам победить колдовство?»

Вдруг звуки виолы раздались,

В лесу началось волшебство:

По лесу над самой дорогой

Карета как будто плыла,

Везли её единороги,

Она вся из света была.

А кучер – фазан серебристый —

Во клюве поводья держал,

Его хохолок золотистый

От ветра немного дрожал;

Стоял на запятках кареты

Огромнейший жук золотой,

Как будто в доспехи одетый

Бесстрашный боец молодой;

Сидел в той чудесной карете

В китайский костюм разодетый,

В огромном берете с плюмажем,

Как носят придворные пажи,

Из сказки простой чародей,

Он делал добро для людей:

Друзьям улыбнулся он нежно,

Волшебною палкой взмахнул —

Как будто к победе надежду

В сердца их, играя, вдохнул.

Глава девятая

Барон фон Мондшейн служил в МИДе,

На службу он не был в обиде,

Поскольку легко, да и быстро

Он стал называться министром.

Князь Басарнуф его приметил,

Когда Пафнутия сменил,

Его он преданность заметил

И как родного полюбил.

Благодаря трудам барона

Ничто не угрожало трону,

Царили мир и благодать,

Рай на земле – ни дать,