Гемоглобов (сборник) - Павел Парфин

Я хватаю Ален и переношу ее, уже даже не стонущую, к компьютеру (сейчас не до игры в комгемы!). Мне страшно при мысли о том, что я затеял. Включаю машины, ввожу одну иглу в вену Ален, другую – себе. Вхожу в Гемоглобов, ввожу данные Ален и только после этого включаю электрический насос. Кондрат (будь он проклят!) назвал его гемиксом. Теперь он будет качать мою кровь только в одном направлении – в вену Ален. Только так, через Гемоглобов, можно сказать через жопу, я смогу поделиться кровью с моей Ален.

Стараясь не глядеть на монитор, я наблюдаю за Ален. Я ощущаю во рту вкус незнакомой сладости, мне хочется одновременно и смеяться, и плакать. Но только очень тихо, чтобы не потревожить чуткий сон Ален. Она спит. Ей снюсь я, только очень юный, с мягкими, нежными чертами. Они проступают на милом лице самой Ален. Я вглядываюсь в него и неожиданно для самого себя открываю: я был бы, наверное, красивой девушкой, если бы родился ею. Кто бы смог описать мои ощущения?..

Иконка от Кондрата: «…Я собираюсь поведать Богу обо всех своих невзгодах, Когда попаду домой…»

…Тимченко, в который уже раз взъерошив свои волосы, перевернул страницу и вдруг увидел, что последние строки написаны совершенно другим почерком с округлыми ровными буковками:

«Я перечитала ночник. Комгемы, Гемоглобов, гемикс… Сейчас мне это кажется таким странным и… ненужным. Я научилась радоваться простому и доступному, тому, что наконец наступила весна, что распустилась и я, что завтра прямо утром, в десять, мне бежать на свидание с Вовкой. Я люблю моего Эроса…»

– Па, который час? – раздался невнятный спросонья голос.

– Ален, ты жива?!.. А где Палермо, Эрос… и все остальные?

– Па, ты че, не доспал сегодня? – Ленка, как две капли воды похожая на отца, соскочила с кровати и, потянувшись гибким телом, в два прыжка оказалась у стола, на котором стоял будильник. – Полдесятого, слава Богу, а то я испугалась, что проспала… A-а, ты тут втайне от меня сюр почитываешь!

– Какой сюр? Разве это не твой ночник?!

– Па, ночник – это горшок. А это… – Ленка захлопнула тетрадь, которая оказалась вовсе не тетрадью, а книгой в мягкой обложке. На ней Тимченко прочел то, что не смог разобрать в утренних сумерках: «Павел Парфин. „Гемоглобов“. Сумы. Самиздат».

Будильник Палермо

На День влюбленных, 14 февраля, Кондрат Гапон неожиданно выкинул финт: подарил Палермо крошечный, шестидюймовый телевизор «JVC». Все было бы ничего, если бы Гапон не подписал мелом на экране: «Любимому Палермчику от любящего Кондрата». Да-а, учудил, так учудил! Эрос с Ален еще долго подкалывали Палермо, все пытались выяснить, кто из них двоих, Кондрат или Палермо, активный Валентин, а кто пассивный. Но Палермо ни разу даже не улыбнулся. Вообще никак не отреагировал на подколы друзей. А чего на них обижаться, что ли? Шуточка в духе Кондрата, он и не такое вытворял, гораздо хуже и обидней бывало. А тут телевизор. Нормальный. Работает. Чего ж от шарового телека отказываться? «JVC» – марка известная… Поинтересовался только у Гапона: «Где взял?» – «А! – отмахнулся он небрежно, будто речь шла и в самом деле о пустяке. – На пустыре. У малолеток отнял.» – «Не понял?» – «Ну, на Ковпака, знаешь, есть одно запущенное местечко? Сорняком заросло, пипл даже картошку не садит. Зимой там вечно ветрюган злющий, бр-р!.. Короче, какие-то пацанчики устроили чемпионат по стрельбе: по очереди швыряли кирпичами по телевизору.» – «По этому, что ли?!» – «Вот именно. Типа, кто самый меткий. Ну а я сказал, что щас всем по ушам настучу. Они разбежались, а телек остался. Мне он на фиг не нужен – дома два „панаса“ стоят. Вот, дружище, дарю тебе. Смотри, блин, свой „МУЗ-ТВ“, тьфу!»

Палермо от шары никогда не отказывался, шаровой телевизор ему попался впервые. В нем западала кнопка включения – мелочи жизни. В остальном телек был цел-невредим. Даже не верилось, что в него кидали камнями. Палермо быстренько разобрал, подпаял, поставил на место кнопку, а сам телевизор установил в своей комнате. Рядом с компьютером, книжной полкой и вылинявшим, доставшимся еще от отца портретом Дженис Джоплин. Так у парня появилось второе, после компа, окошко в виртуальный мир.

А весной, не то в конце апреля, не то в начале мая, к этой чудной компании присоединился будильник. Ну да, самый настоящий механический будильник. Достался он парню так же, как и телевизор, – на шару. Как-то, возвращаясь от однокашника домой, Палермо шел через старый городской парк, случайно наткнулся на горстку шумливых подростков. Пугая ворон уже ломающимися голосами, дерзко гогоча, мальчишки расстреливали часы из пневматической винтовки. Палермо отнял у них будильник, как отнимают у живодеров бродячего котенка или щенка. «Как отбирают у чертей живую душу», – так скажет потом один знакомый Палермо, очень странный кузнец… А малолетки и в самом деле смахивали на бесенят: в озлобленных глазенках кровавые блики горят, кожа над бритыми лбами подозрительно набухла, словно готовясь вот-вот выпустить чертовы рожки…

Палермо дал пацанам пятерку, отчего те тут же перестали галдеть, а заморыш будильник засунул за пазуху. Удивительное дело, на корпусе часов не было ни одной свежей царапины, ни одной вмятины от пуль. «Мазилы, – усмехнувшись, подумал Палермо. Потом вдруг психанул. – Вот, блин, время! Ничего его не берет!» Будильник Палермо оставил себе. В отличие от Кондрата он не любил делать подарки.

1

С той поры Палермо стало казаться, что он поймал время на удочку. Устроил времени настоящий ад… Он был вынужден сделать это – последние месяцы кряду чувствовал, как время, точно силы, покидает его. С какой-то зловещей, необъяснимой настойчивостью и последовательностью. Взамен – эрзац-время. Попкорновое время! Время на пустые, нередко гнусные дела, пустые, бестолковые разговоры, от которых ломит лоб, горит в горле, как при ангине. Эти разговоры, как правило, до добра не доводили – заводили на обиженные пустыри, озлобившиеся заулки сознания. Да, большинству юных свойственен болезненный максимализм, нестерпимое, неутолимое желание всех и вся. Но не до такой же степени, до какой доходил в сердце и мыслях Палермо… Он был вынужден обуздать время. Но лишь после того, как окончательно понял: у него его просто нет. Времени – больше нет!

А в это время так не хватало его – настоящего, плотного времени!..

Палермо вовсю трудился над сайтом «Поколение экзи», в котором хотел рассказать все, что знал о самом себе и своих друзьях. Рассказать, разумеется, не друзьям и не близким, а далеким, живущим, возможно, в совершенно ином времени и реальности. Потомкам или предкам. С некоторых пор Палермо верил, что интернет, раз возникнув, не исчезнет никогда; вопреки всем известным законам физики он способен распространяться в любом произвольном направлении. В пространстве и времени, мыслях и чувствах, реальных стихиях и воображении, раю и аду… Откуда возникла такая дикая, как назвал ее Кондрат, идея? А фиг его знает. Однажды пришла ему в голову, засела, – и Палермо сразу, не подвергая сомнениям, принял эту идею. Как аксиому. Будто и не им порожденную.

Он трудился не покладая рук… Ложь! Все, абсолютно все валилось из рук. Работа над сайтом шла наперекосяк. Сайт – насмарку! Но Палермо не желал сдаваться. Поначалу, как кот, пытался замурлыкать действительность, поймать в молодые, цепкие когти сознания не мелочь пузатую, а ключевые фишки-мышки сегодняшних дней. По кирпичикам собирал сайт из экзистенций пацанов и девчонок, предков-родителей, учителей, соседей, старых знакомых – всех, кого знал давно и почти как себя. Из их характеров и судеб сложил что-то вроде фундамента «Поколения экзи». Затем переключил свою память на, казалось бы, совершенно случайных людей, с которыми жизнь пересекла лишь однажды и больше не строила планов на повторение встреч… Как большой удаче теперь радовался любому мелкому эпизоду. Делал ставку на малое. На один лишь рваный билетик в троллейбусе, на один долгий взгляд в очереди за молоком, на одну затяжку сигареты, на один матюк, на одну единственную радость, случайно украденную в глазах незнакомой девушки, улыбающейся не ему, Палермо, а какому-то парню, который поцеловал ее и ушел, может быть, навсегда…

Из экзистенций, как из глины, соломы и навоза, яичных желтков и крови, Палермо строил глинобитный портрет «Поколения экзи». Решив отвести ему в Сети многостраничный альбом-сайт. Вдохновляясь грандиозностью замысла… Как бы не так! В животе подташнивало, голова кружилась; мысли, едва-едва просеянные сквозь сито сознания, подлое время немедленно смывало, словно рисунок на песке. Отлив времени уносил Палермо в непроглядную даль, на необитаемый остров… Хрен, если б необитаемый! Повсюду тусовались табуны таких же, как он, пустотелых, пустоголовых пацанов и девиц. В барах, кафешках, танцевальной «Клетке» в старом городском парке, по пятницам и выходным принимавшей добровольных узников. Никого не трогали ни тощие кошельки родителей, ни подорожавшие «маршрутки», ни сумасшедшие цены на сало и прочую жрачку, ни беспредел таких же, как они, подростков, ни сотни смертей заложников и шахтеров, ни назойливые призывы посадить всех бандитов и обустроить страну… Теленовостям и политрекламе они предпочитали «Linkin Park», «Ramshtein» и анекдоты Трахтенберга. Из агитационных листовок, которые, случалось, попадали им в руки, они, ни чуть не смущаясь, скручивали папироски для драпа.