Поцеловать небеса. Книга 1 - Юта Тен

У нас была собака, большой доберман, которого мы тоже повезли с собой, ибо собака эта являлась частью нашей семьи. Так поступали многие вынужденные переселенцы, ведь у каждого второго обязательно существовал домашний питомец. Я аккуратно оформила все песьи справки и документы, купила билеты и намордник, но при входе в вагон, когда я уже занесла ногу над высокой подножкой, над моим ухом раздалось безжалостно-дразнящее:

– С собакой нельзя! – в исполнении двух проводников узбека и узбечки, видимо, мужа и жены.

Они смотрели на меня с таким равнодушием, что от страха не попасть на этот поезд, волосы зашевелились на моей голове. Стоимость проводников я мгновенно определила в двадцать долларов, которые они с любовью сунули в грязный карман. После чего «с собакой» сразу стало можно.

Мы заранее выкупили четыре спальных места, полное купе, чтобы никому не мешать своим табором. Когда мы разместились, мама выбежала на темный перрон за запасами воды и сигарет. Внезапно дверь купе отворилась, и мы увидели новое действующее лицо узбекской национальности, представившееся таможенником.

– Чья собака? – глупо спросил он.

– У меня есть билет и справки, – пролепетала я, уже понимая, что сарафанное радио разнесло слух о моей сказочной щедрости.

– Или ты даешь мне сейчас сто баксов, или я выброшу твои вещи на улицу, будешь тут сидеть до завтра, пока проверят все документы!

Он шутил! Он не имел права! Он блефовал!

Мы смотрели на него втроем беспомощные и жалкие, нищие переселенцы, покидающие территорию своей и его родины не по нашей вине. Собака, привязанная под столиком, приглушенно рычала, но таможенник даже не догадывался, на что она была способна, сделав ставку на хлипкий кожаный поводок. Дочурка порывисто вздохнула и перевела взгляд на меня.

– У меня мама на перроне, все деньги у нее, – ответила я, пытаясь спасти ситуацию.

– Не п…….. Давай деньги!

И я отдала ему сто долларов, самую мелкую свою купюру, чтобы больше никогда не видеть ни его, ни его земляков, ни этого тупого безразличия в глазах. Я была не просто напугана, это была уже паника. Он моментально исчез, а вернувшаяся через минуту мама закатила мне такую истерику, что я поняла – я не того боялась. Меня бессовестно надули первый раз в жизни! «Продавшие» меня проводники, узнав об этой истории, так искренне смеялись, что я снова заплакала, уткнувшись лицом в холку любимой собаки. Далее. С точки зрения все тех же проводников, одно выкупленное пустое место в нашем купе смотрелось неестественно глупо при полном отсутствии билетов в железнодорожных кассах. Оно буквально мешало им думать о чем-то другом, и в результате упорной словесной перепалки к нам был подсажен некто пятый в вонючих носках, которые свисали с верхней полки больше половины пути. Этот некто обогатил проводников еще на полтинник. Таким образом, мы стали самыми прибыльными пассажирами в вагоне…

Глава 4

Трое с половиной суток сорокаградусного качающегося ада… И я уже не понимала – кто мы и зачем мы здесь? Пот и слезы моей дочки смешивались в одно целое на чумазой мордашке. Измученный взгляд преданной собаки, привязанной под столиком, напоминал мой собственный. Собака не ела и не пила на протяжении всего пути, чем довела меня до безмолвного отчаяния. Я одеревенела.

Мама хаотично металась по вагону и по всему поезду, пытаясь решить хоть что-то с едой или питьем для всех нас. Она выпрыгивала на больших станциях в погоне за арбузами или пирожками, и мне все время казалось, что она непременно отстанет от поезда, а мы останемся совершенно одни в этой грязной бурлящей клоаке торгашей и подозрительного вида бродяг. Поезд уже начинал плавное движение, а я, не мигая, смотрела в сторону тамбура из полуоткрытой двери купе, но после того, как надежда моя умирала, мама всегда появлялась, шла бодрой, покачивающейся, моряцкой походкой, весело размахивая своей добычей.

Но главным в поезде являлась не еда, а безопасность. В хлипкие двери нашего купе постоянно вламывались какие-то люди, но собака яростно пресекала все чужеродные попытки. Без нее мы вряд ли бы доехали до пункта Б без ощутимых потерь.

Я уже не могла сидеть, не могла стоять, не могла взять на руки дочь, потому что сорокаградусная жара не позволяла сделать этого. Мы мочили серые вагонные простыни в теплой затхлой воде, взятой у проводников, и без конца вытирали друг другу тела. Я не могла даже выйти покурить, потому что на первом же перекуре ко мне привязался неблаговидный узбек с весьма откровенным предложением и, получив такой же откровенный отказ, пообещал немедленно скинуть меня с поезда. Снова выручила верная собака, вышедшая покурить вместе со мной… А скинуть с поезда было действительно крайне просто – оконных стекол в тамбуре не было.

К завершению третьих суток никто из нас не хотел жить. Но за все «было уплачено», и мы продолжали двигаться к намеченной цели… Четверо пилигримов, четыре песчинки в огромной человеческой пустыне… А поезд все шел…

До переезда в Россию и после него – это две отдельные половины одной не придуманной жизни. Здесь изменились все мои ценности и я была вынуждена принять правила навязанной игры.

И первое же правило ошеломило меня… Люди здесь измерялись наличием обязательных квадратных метров жилой площади на душу населения. Люди дрались за это всю свою жизнь. Приобретенное возводилось в разряд культа, никому не отдавалось до самой смерти и хранилось сто лет. Только при наличии этого меня могли бы принять здесь за нормального человека. Второе правило гласило – прописка…

Выросшая на ровной ниве советского пространства, где каждый получал квартиру в порядке недолгой живой очереди, я не могла осмыслить такого ажиотажа. Глупая, наивная, открытая всем ветрам и ударам судьбы я сошла на платформу воронежского вокзала, и затхлый ночной чужой воздух неприятно резанул ноздри.

Мамина квартира, которую она снимала в Воронеже, оказалась слишком мала для четверых переселенцев, а сам город – неприветливым и дорогим. Поначалу, мы строили планы о переезде на другую, менее тесную квартиру, отстаивали длинные очереди в миграционной службе, выслушивали толки о трудном российском житье-бытье от земляков, встреченных там же. Мы устали сразу и друг от друга, и от непонимания всего, происходящего вокруг. Мы осознали, что мы здесь попросту чужие и никогда, никогда они не примут нас за своих… Только такие отчаянные женщины, как мама и я, могли рискнуть в одиночку отправиться в другую страну на поиск призрачного счастья. Но нас нельзя было напугать. Нас можно было только убить.

После огромного сытого Ташкента вся Россия показалась нам скопищем маленьких, разбросанных тут и там, государств в государстве. От отчаяния мы решили уехать. Здесь же, неподалеку – несколько часов на перекладных в сторону затерянного районного центра. И все по одной очень веской, на мой взгляд, причине…

Дело в том, что в далеком прошлом, еще не расставшись с мужем и будучи беспечно молодой, я неосторожно имела связь с его лучшим другом, Олегом. Таким гениально-простым способом я «отблагодарила» мужа за его измены.

Этот далекий, слегка запылившийся, треугольник с годами не совсем распался. Муж, Юра, уехал в Ульяновск вместе с женой того самого Олега, сам Олег проживал в Н, куда мы теперь наметились переезжать. По иронии судьбы, Воронеж отстоял всего в ста километрах от Н и в нескольких сотнях верст от любимого когда-то мужа Юрки.

Тогда, давным-давно, Олег очень любил меня и даже оставил ради этого жену с двумя детьми, которую вертко подобрал мой бывший муж Юра… В итоге я не выбрала никого, остальные участники событий были унесены ветром, как им думалось: подальше от меня. Но теперь-то я была рядом! И, безусловно, я очень хотела их видеть. Ну, хотя бы кого-то одного. Стоит лишь добавить, какое сильное впечатление осталось у меня от тех событий, если я поехала навстречу неизвестности с наивно распахнутой одинокой душой! Ведь за все эти годы мы не обменялись ни единой строчкой! Год одна тысяча девятьсот девяносто шестой: пока еще нет Интернета, социальных сетей, сотовой связи…

Дура! Трижды дура… Но, иначе это была бы не я!

Глава 5

Да, вот он – Олег.

Высокий спортсмен, бритый наголо с безумно красивым телом и глазами. Все тот же Олег, идущий по жизни на контрасте силы и нежности. Он пожалеет меня, прижмет к себе! Всю, как есть, со всеми моими бедами и печалями. Примет, обнимет, закроет ото всех своей широкой спиной, и в моей жизни наступят, наконец, мир и покой. К финалу своих размышлений я додумалась уже до того, что он преданно ждет меня все эти годы (более пяти лет) и, увидев, обрадуется мне несказанно. Задумано – сделано.

Я отправила маму в быструю командировку до города Н. и обратно. Мама тогда была еще веселой и легкой на подъем… Тем же вечером, перед нами на столе лежал краткий и беспроигрышный план переезда. Мама привезла несколько адресов квартир, сдаваемых по вполне приемлемым ценам. Нам осталось лишь получить контейнер на пригородной станции и двигаться дальше – в Н.