Горный стрелок - Сергей Самаров

На звонок Бзоу Гозаровича ответили посредством точно такого же спутникового телефона. У командиров каждой из трех групп, подчиненных Ахубе, было по спутниковой трубке. Дорого, но более безопасно, чем сотовая связь. А накладные расходы подполковник взял на себя. Пока еще мог себе такое позволить благодаря бизнесу жены. Но не мог же он «засвечивать» эти номера через официальные платежи СГБ республики, хотя штатным «стукачам» услуги сотовой связи оплачиваются из бюджетных средств.

– Слушаю.

– Ахырзаман, ты? – спросил Бзоу Гозарович.

– Я, командир, – отозвался Ахырзаман.

Этот мрачный и тяжелый голос трудно было спутать с другим. Даже в трубке эхо гуляло, словно голос раздавался из бездны. Вот уж у кого имя соответствовало своему значению[4].

– Докладывай, только коротко.

Добавление к приказу было, скорее всего, лишним. Ахырзаман вообще от природы не умел говорить длинно. Обычно ему не хватало для длинной фразы дыхания. Но и короткие фразы были впечатляющими, потому что слова падали, будто булыжники, и заставляли иногда морщиться.

– Он прошел. Точно в указанное время. Точно по маршруту. С тем рюкзаком, – Ахырзаман говорил тяжело, и фразы его звучали даже с некоторой угрозой. Но Бзоу Гозарович давно привык к такой манере речи своего помощника.

– Очамчиру не видел?

– Предупредил звонком.

Это все обговаривалось заранее. Значит, и хвалить за звонок смежнику не стоило.

– Все. Отдыхай.

– Понял, командир.

Вздох Ахырзамана был не менее тяжелым, чем слова. Пришлось еще раз поморщиться.

В этот раз, проводя операцию, которую, с точки зрения командования, можно было бы считать провалившейся, если не переквалифицировать ее из качества боевой в качество профилактической, подполковник Ахуба преследовал несколько целей. Изначально главная цель сводилась к тому, чтобы узнать, почему полковник Бакелия отдает такие странные с оперативной точки зрения приказы, как уничтожение курьера без попытки отследить его маршрут. Хотя и эта цель тоже не была главной. Главная сводилась к выяснению вопроса, кого прикрывает Бакелия своим приказом. Прикрывать курьера он не мог, иначе не отдавал бы приказа о его уничтожении. Значит, он прикрывал того, к кому курьер направлялся. Такой вывод напрашивался сам собой. У Бакелии близкие родственники жены остались на той стороне границы, в Грузии. Создавало это полковнику лишние трудности или, наоборот, удобства в жизни и в работе, Ахуба не знал, но знать хотел. На Бакелию давно уже косо посматривают в управлении, да и по возрасту ему на пенсию пора. Не хватает уже былой энергии, хотя опыт, конечно, есть громадный. Но одним опытом, без энергии, без внутреннего горения, большие дела делать нельзя. А если иметь возможность поторопить своего начальника, то вполне можно и его место получить, и звание, соответствующее должности, тоже. Бзоу Гозарович это хорошо понимал. Он не был карьеристом в классическом понимании этого слова, но считал, что больше, нежели полковник Бакелия, достоин его должности и лучше сумеет справиться с руководством отделом. Сильно начальнику никогда не досаждал, но своего момента ждал.

Ахуба, как всегда аккуратный в соблюдении режима секретности, а в деле, которое он начал, аккуратный вдвойне, удалил из памяти трубки номер, по которому только что разговаривал, и набрал следующий номер. Теперь пришлось долго ждать ответа. Но подполковник ждать умел. Наконец ответили:

– Это Очамчира. Я слушаю.

– Это я слушаю, – возразил Бзоу Гозарович, слегка недовольный тем, что командир второй группы так долго не отвечал.

– Я сейчас в автобусе еду. Шумно здесь… – объяснение было удовлетворительным. В автобусе делать доклад невозможно. Да трубка «Thuraya Hughes HNS 7000» имела громкий голос, что требовало осторожности в словах и от самого подполковника, чтобы какая-то лишняя фраза не была услышана посторонним.

– В двух словах…

– Все нормально. Как и обговаривали. Встретили и проводили. Сел на машину. Машина именно его ждала. С водителем, похоже, знаком. Поздоровались тепло. Поехали сразу. Водитель, кажется, знал, куда ехать.

Куда курьер направится, знал и Ахуба. Вернее, предполагал с уверенностью в девяносто девять процентов. И именно потому направил по нужному адресу следующую свою группу. Девяносто девять процентов – это достаточная уверенность, что курьер не потеряется.

– Номер машины рассмотрел?

– Тот самый.

– Понял. Когда сможешь говорить?

– Дома будем часа через четыре, не раньше.

– Я позвоню.

Подполковник Ахуба, выполнив снова операцию по стиранию из памяти номера последнего абонента, набрал наконец следующий, завершающий номер. Константине, командир последней четверки, ответил сразу привычным своим веселым, почти беспечным тоном, что вовсе не говорило о его беспечности в делах:

– Солнце какое сегодня! Весна настоящая! Слушаю, командир.

– Он едет.

– Да, мне Очамчира звонил.

– Как расположились?

– Батал со мной в машине. Даур и Заур в доме, за компьютером. Ждем.

– Ладно. Ждите. Я позвоню позже.

Последняя четверка была лучшей в группе. Эти ребята умели делать все. Если Константине был хорошим организатором и умел мыслить в соответствии с обстановкой, и не просто мыслить, но и принимать единственно правильные решения, то Батал был откровенным и хорошо подготовленным силовиком и мог бы в одиночку голыми руками уложить десяток неподготовленных людей. Двадцатитрехлетние братья-близнецы Даур и Заур были специалистами по всяким хитрым электронным системам, начиная от подслушивающих дистанционных устройств и кончая простейшим компьютером, с помощью которого они могли взломать любой электронный адрес или целый сайт и добыть необходимые сведения. Во время войны с Грузией они были еще совсем мальчишками и пришли в отряд к капитану Ахубе вместе с отцом, позже погибшим. Отец взял с собой сыновей именно из-за их знаний и умения работать с электроникой. За семь последующих лет мальчишки подросли и возмужали и обрели запас необходимых знаний для более сложной работы. И таких специалистов не было, пожалуй, даже в самом республиканском управлении Службы государственной безопасности, хотя там специально набирали людей с нужными профильными знаниями.

Подполковник Ахуба убедился в главном – работа пошла, и он был уверен, что она даст результат. Ему самому оставалось ждать, занимаясь «текучкой», без которой работа «опера» обходиться не может. Даже при том, что компьютер во многом заменил бумажную волокиту, времени на приведение дел в строгий порядок все равно не хватало. И приходилось заниматься этим урывками, выкраивая свободные минуты. А это трудно, когда голова занята другим, к тому же очень важным…

Но долго скучать подполковнику не дали. Позвонил полковник Бакелия:

– Бзоу Гозарович, ты отдыхать не уехал?

– Я в кабинете, товарищ полковник.

– Не слишком устал после ночной засады?

– Я терпеливый.

Не говорить же прямому начальнику, что успел поспать в те часы, на которые полковник предложил задержаться засаде. Почему же не поспать, если знаешь хорошо, что никто и переходить границу в эту ночь не должен был.

– Тогда придется на выезд отправиться. Больше некому. Все в разгоне. Звонок тут поступил. В горах расстреляли машину ОМОНа. Но один омоновец спасся. Следственная бригада прокуратуры едет на своей машине, наша бригада на своей. Тебя у выхода подождут. Вернешься, сразу мне доложишь. Дело серьезное. У нас за неделю это уже шестой случай расстрела омоновцев. И все в горах, все в разных вроде бы местах, но места эти между собой связаны. Это я чувствую. Здесь есть какая-то связь. И ты присмотрись. Я прикажу подготовить для тебя материалы по всем шести случаям.

– Понял, товарищ полковник. Я готов. Еду.

Это тоже была «текучка», но, по крайней мере, не бумажная волокита. И давала возможность вырваться из-за нелюбимого письменного стола…

* * *

Над дорогой кружил одинокий орел, рассматривая скопление людей с высоты, и не снижался, поскольку добычи здесь не видел. Вообще-то в это время года орлы обычно парами летают. Но этот или еще не нашел пару, или случилось что-то с подругой, и потому парил в небе в одиночестве. Орлу бы вниз спуститься, в ущелье, там наверняка добыча нашлась бы, но глупая птица была, кажется, слишком любопытна, и поведение людей ее интересовало больше, чем добыча. Да и у самих людей пробудилось любопытство и играло.

То, что один омоновец выжил, само по себе было уже чудом. Сам он рассказывал не совсем понятную историю. Сослуживец попросил перевезти вещи из деревенского дома в городской. Попросил у начальства грузовик, договорился с двумя товарищами, и поехали. На обратном пути тот самый сослуживец, чьи вещи перевозили, посадил в кабину попутчика, своего, как показалось выжившему, знакомого, а товарищей-омоновцев отправил в кузов. Он их еще раньше туда отправил, когда в обратный путь только тронулись. Кабина была двухместная, и в любом случае одному предстояло ехать в кузове. Но вдвоем там как-то веселее. И на подъеме к перевалу попутчик застрелил водителя. Выстрел был слышен и в кузове. Реакция последовала незамедлительная, тем более что машина начала задом съезжать в пропасть. Омоновцы попытались выпрыгнуть из кузова. Выпрыгивать можно было только через задний борт, потому что кузов был тентированным. Один успел выпрыгнуть на дорогу, а следом за ним выпрыгнул второй, тот, что остался жив, однако его прыжок оказался прыжком в пропасть. Причем сразу за человеком полетела с обрыва и машина. Но человеку повезло больше. Он зацепился за камень «разгрузкой». Она выдержала рывок, но затрещали, отрываясь, «липучки», на которые застегивалась «разгрузка». Омоновец висел над пропастью, боясь сильно вздохнуть, и руками вцепился в «разгрузку», чтобы она не распахнулась и не слетела с плеч. Автомат он удержать не сумел, и оружие полетело с обрыва, догоняя грузовик. Омоновец потерял счет времени и не понимал, сколько он так провисел. Однажды в сторону перевала по дороге проехала машина. Он закричал, но негромко, потому что боялся вздохнуть полной грудью. «Разгрузка» зацепилась непрочно, и казалось, что камень, удерживающий человека, готов вырваться из скалы. Но потом по дороге прошла группа мужчин из ближайшего села. Они громко разговаривали, и омоновец снова стал кричать, понимая, что это для него единственное спасение. Теперь его услышали, спустили прочную веревку с петлей, и он с большим трудом, сильно осторожничая, набросил петлю себе на тело. Пальцы не слушались, их свело от напряжения не столько физического, сколько нервного. Так его и вытащили. Но и несколько часов спустя, во время допроса, омоновец все еще держался за «разгрузку», словно боялся, что она слетит с него.