Кемер в объятиях ночи - Владимир Митрофанов

Григорьев между тем присматривался к окружающим женщинам — с кем можно познакомиться, чтобы не скучать эти две недели. Компания нужна в любом случае, и лучше, если она женская или хотя бы смешанная, например, пара на пару. Понятно, одна женщина обычно вообще не поедет, разве что с подругой. Обычно подруги заводят себе приятелей и все развлекаются вместе, так им и безопаснее и веселее. Однако в ближайшем окружении Григорьева в основном пока наблюдались только семейные пары. Только увидишь симпатичную женщину — тут же за ней вылезает и ее мужик.

Чтобы найти себе компанию на отдыхе, главное правило такое: надо сразу же участвовать во всех мероприятиях, которые тут проводятся, и тогда с кем-нибудь обязательно да познакомишься, а потом вечером будет совместная выпивка и далее начнутся другие знакомства уже через этих знакомых. Те женщины, которые Григорьеву нравились, все были с попутчиками, или же слишком молоды, чуть ли не с родителями и непременно в компании. Здесь можно попасть в дурацкую ситуацию. Однажды подобным образом Григорьев познакомился и недолгое время ходил третьим вместе с матерью и дочкой лет девятнадцати, которые, впрочем, выглядели они, если смотреть издали, скорее как сестры. Они, эти мать с дочкой, посещали ночные клубы и дискотеки, что-то или кого-то там искали, и, вероятно, им просто удобно было ходить туда с мужчиной хотя бы с точки зрения безопасности. Это и заняло-то, кажется, всего разве что два-три вечера, но Григорьев, помнится, совершенно не представлял, как себя с ними вести. Ведь сперва он познакомился с дочерью, а только потом уже через нее уже и с матерью. Естественно, с матерью он никогда знакомиться бы и не стал. И теперь волочиться при матери за дочерью ему было неудобно, а за мамашей — просто неохота, да и как-то неприлично при дочери. Обычно дети такие дела воспринимают всегда очень ревностно, поскольку считают, что родители должны принадлежат только им. Это уже становясь старше, заведя собственную семью они пытаются и родителя куда-нибудь пристроить, главным образом чтобы избавиться от надоевшей опеки. Впрочем, один приятель рассказывал Григорьеву, что, отдыхая однажды на юге, тоже попал в схожую ситуацию и трахнул сразу обоих: и мать, и дочь. Причем, он рассчитывал тогда только на мать, которая сама же его на танцах и склеила с явными намерениями, а дочь подключилась к этому делу чуть позже и как-то уж совсем неожиданно.

Дозы спиртного в местном баре выдавали по объему очень небольшие, а мужчинам еще и явно разбавляли. К тому же за каждой порцией нужно было стоять пусть и небольшую, но очередь, поэтому напиться было технически довольно сложно, хотя некоторые как-то и ухитрялись. А впрочем, чего тут ухитряться-то: вышел на улицу, купил бутылку ракии и пей себе, сколько хочешь, хотя Григорьев не замечал, чтобы кто-то подливал из-под стола, впрочем, специально и не присматривался. Но тут уже получалось нарушение святого принципа «все включено».

Бесплатная выдача спиртного заканчивалась ровно в одиннадцать вечера, причем всегда минута в минуту, и далее бар работал уже за деньги. Территория вблизи бассейна тут же и пустела, хотя некоторые компании оставались выпивать и за деньги. Впрочем, пить тут было не дороже, а то и дешевле, чем нынче в любом российском кабаке. Остальные же отдыхающие растекались из отеля по ближайшим улицам, дискотекам и ресторанчикам. Там пить было и веселее и разнообразнее.

И получилось, что в первый вечер пребывания Григорьев так никого себе по душе и не нашел. На второй день — тоже.

Вечером второго дня в баре снова увидел Валеру с тощими ногами. Мужик был уже хорошо поддатый, язык у него заплетался. Развалившись в пластиковом кресле, он учил новеньких, как надо занимать лежаки:

— Тут есть два варианта: рано вставать, прийти на пляж или к бассейну и положить на лежак полотенце, или же делать, как я делаю: есть такой пляжный человек…

— Бич-бой!

— Точно, этот самый хуебой и есть! Ты ему говоришь: займи мне лежак, я тебе заплачу! Но не плати.

— Так он потом в другой раз не займет…

— Не бойся: займет — никуда не денется! Ты ему только скажи: заплачу позже — «лэйта!» Но не плати!

Потом язык у Валеры уже заплелся окончательно, и он наконец заткнулся. Он не протрезвевал уже, наверное, изначально, подозрительно икал и вид имел такой, что вот-вот сблюет.

Появился в бар выпить и Николай Павлович, с которым уже два дня играли в волейбол в одной команде, и которого Григорьев по свойски называл Палыч. Мужик был уже прилично за пятьдесят, с брюшком, но очень бодрый. Жена, с которой он приехал, была значительно моложе его, хотя и не слишком молода, чтобы разница в возрасте бросалась в глаза — лет тридцати пяти или даже ближе сорока. Каждый день она заботливо намазывала Палыча защитным кремом от солнца, а он, в свою очередь, с видимым удовольствием, ее. Молодая жена Палыча вела себя, как и подобает ситуации: не сильно красилась, купальник имела не слишком открытый, с другими мужиками не кокетничала и не таращилась с открытым ртом на мускулистых пляжных красавцев.

Палыч довольно неплохо и, главное, азартно, со вскусом играл в волейбол, и все, кроме Григорьева, обращались к нему попросту «батя», даже турки, которые считали, что это и есть его настоящее имя. Григорьева же местные турки почему-то стали с самого начала называть «брат».

В этот момент Валера наконец-таки сблеванул на землю прямо у стойки. Кто-то в очереди взвизгнул и шарахнулся в сторону.

— Начинаешь понимать, за что здесь русских не любят… — пробормотал Палыч, отворачиваясь с гримасой отвращения. Этим вечером он вышел без жены.

Григорьев только пожал плечами:

— А где русских любят? Это уже врожденная историческая нелюбовь к русским, встроенная в генетику народов, такая же, как страх змей и пауков.

Потом Палыч ушел, зато подошел светловолосый мужик с пивом в руке по имени Влад, родом откуда-то из центральной России, с которым тоже познакомились на волейболе. На шее у Влада висела массивная золотая цепь с таким же огромным крестом и еще у него был жестокий насморк. Жаловался, что пока летел, чуть не оглох. Выпили за знакомство.

— Чем зарабатываешь на жизнь? — между прочим спросил Влад у Григорьева.

Григорьев ответил, и в свою очередь поинтересовался:

— Сам-то чем занимаешься?

— Да херней всякой. Короче, свой бизнес, — ответил Влад, с шумом отсмаркиваясь в бумажную салфетку.

Как оказалось, занимался он кормами для животных. Имел свой магазинчик и не бедствовал, хотя текущих проблем, как и любой человек, занимающийся в России малым бизнесом, имел выше крыши. С его слов, все чиновники его за что-то ненавидят. Пожалуй, кроме одного, которому он бесплатно поставлял корма. У того чиновника были две здоровенные кавказские овчарки — охраняли дачу. И жрали эти овчарки очень много. Возил он корм туда мешками.

На сцене, где как всегда в десять часов началось что-то вроде художественной самодеятельности под названием «анимация», там же появилась, шатаясь и приплясывая, развеселая парочка: женщина небольшого роста в отрытом купальнике, довольно пьяненькая, груди болтались, за ней тащился пузатый, еще более поддатый мужичонка в одних плавках. По вечернему времени это было уже не вполне прилично. Григорьев женщину узнал. Она была мамой одной из здешних Машкиных подружек, той самой, которая из Твери. Эти двое стали пританцовывать у эстрады совершенно не к месту и не в такт музыке да еще со стаканами, полными напитков, откуда содержимое выплескивалось на ноги зрителям. Их гнали, но они не уходили. Появилось ощущение скандала, но потом это как-то само собой рассосалось, и наконец началось представление, как обычно, совершенно дурацкое.

Итак, прошло полных два дня. Машка завела себе компанию, к морю почти не ходила, а почти все время проводила с новыми друзьями у бассейна на территории отеля.

За эти дни у Григорьева уже окончательно сложился свой четкий распорядок. Он вставал в семь, шел на пляж купаться, долго плавал, потом завтракал, затем опять шел на пляж, читал книжку, купался, в двенадцать уходил в бар у бассейна пить пиво, потом обедал, после этого спал час в прохладном номере под кондиционером, затем в три садился в тени у бассейна снова пить ледяное пиво, потом ровно в полчетвертого начиналось водное поло, где он всегда участвовал, потом снова шел на пляж, купался, играл в волейбол, после матча снова купался, шел в сауну, оттуда в турецкую баню «хамам», затем на завтрак, потом час отдыхал в номере и выползал уже в девять после захода солнца опять же в бар к бассейну выпивать, смотреть дебильные шоу и общаться с людьми. Последним номером шла прогулка по улице и затем где-то в час ночи он ложился спать.

После окончания шоу некоторая часть народу валила через дорогу на дискотеку JEST (по-английски это означало «шутка», а русские называли ее попросту Жесть). По вторникам и пятницам там устраивали пенные вечеринки, то есть танцующих в определенный момент заливали пеной. Подростков туда тоже пускали. Машка прошлой ночью явилась оттуда вся мокрая с головы до ног, туфли были испорчены. Впрочем, на «Жесть» ходили дети и помладше Машки, да и народ гораздо постарше Григорьева туда забредал, но существовало одно обязательное условие: мужчина входит туда только с дамой, лишь тогда вход для него бесплатный. Знакомые женщины звали и Григорьева пойти, и он собирался туда в самое ближайшее время, например, завтра.