ЗА РУССКИЙ НАРОД! НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ - Федор Синицын

После начала нового наступления гитлеровцев в мае 1942 г., которое через два месяца вновь поставило страну на грань катастрофы, советское руководство резко усилило меры по укреплению патриотизма и национального самосознания.

12 июня 1942 г. начальником Главного политуправления Красной Армии был назначен А. С. Щербаков взамен Л. З. Мехлиса,

А. С. Щербаков, секретарь ЦК ВКП(б), начальник Главного политуправления Красной Армии (1942–1945)

отставленного из‑за провала порученной ему обороны Крыма.

Косвенной причиной отставки могло быть противодействие гитлеровской пропаганде, которая вовсю оперировала фактом, что главный идеолог Красной Армии — еврей по национальности. (Тем не менее Мехлис был оставлен на службе в качестве члена военных советов ряда армий и фронтов.)

В самый катастрофический период отступления Красной Армии на Южном фронте 28 июля 1942 г. был издан знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад!», а на следующий день были учреждены ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского — очевидно, для поддержания патриотического духа советских воинов, причем не только русских по национальности. Советская пропаганда утверждала, что имена русских военных деятелей «дороги советскому народу». В советской печати продолжалась пропаганда лучших патриотических страниц истории русского народа.

Отдавая «русскому фактору» главное место в пропаганде, советское руководство осознавало, что в многонациональной стране нельзя упускать из виду работу по укреплению дружбы народов, которая в условиях войны переросла в «боевую дружбу». С этой темой была тесно связана пропаганда «советского патриотизма», который теперь, в отличие от довоенного времени, представлялся как явление, уходящее корнями «в далекое прошлое», возникшее на основе «замечательного патриотизма русского народа» и ставшее в результате достоянием всех народов СССР. Пропаганда подчеркивала, что война «показала всю действенную мощь советского патриотизма», который «двигает рабочими», «поднимает колхозников работать не покладая рук». Указывалось, что во время войны «советский патриотизм все ярче и ярче раскрывает» свои черты в виде «глубокой, неистребимой ненависти к врагам родины».

В пропаганде «дружбы народов» особое внимание уделялось духовной и исторической связи русского и других народов СССР, их вековой борьбе с немецкими захватчиками. В первую очередь это касалось укрепления дружбы между русскими, украинцами и белорусами: в 1941 г. славяне составляли 73 % населения СССР, при этом в Красной Армии славянское ядро насчитывало 84,7 % (русские — 61 %, украинцы — 19,6 %, белорусы — 4,1%8). Постоянно пропагандировалась историческая связь русского народа с другими народами СССР — например, с эстонцами: «Опять плечом к плечу исторические союзники: эстонцы и русские!».

Кроме печатных материалов, в советской национальной политике широко использовалось такое пропагандистское средство, как проведение митингов и «радиомитингов» представителей разных национальностей, которые призывали свои народы сражаться вместе с «великим русским народом и другими народами Советского Союза» против фашистских оккупантов. Целью проведения митингов было обозначено создание таких условий, чтобы «бойцы всех национальностей СССР, где бы они ни сражались, помнили, что они защищают свою великую общую родину». Ставилась задача разъяснить народам, особенно географически удаленным от фронта, что они должны «приложить все силы, чтобы разгромить врага столь далекого». В течение 1942 г. были проведены митинги представителей белорусского, украинского, якутского народов, народов Закавказья и Северного Кавказа, общественных деятелей Эстонии, литовской молодежи, молдавской интеллигенции. Выступавшие на митингах ораторы выражали решимость «вместе с великим братским русским народом» и другими народами страны «разгромить подлого врага». Материалы митингов и обращения, принятые на них, широко использовались в пропаганде. Они публиковались в прессе, а также, когда это было актуально, распространялись на оккупированной территории. О значимости митингов можно судить по резолюции Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), в которой с сожалением говорилось о невозможности публикации материалов митинга якутского народа в центральной прессе, так как они были присланы слишком поздно.

На оккупированной территории СССР была развернута широкая пропагандистская деятельность в виде распространения печатных материалов и радиовещания: о размахе пропаганды на оккупированной территории говорит такой факт, что только в Белоруссии за первый год войны было распространено 5 млн экз. газет и 27 млн экз. листовок. Советская пропаганда взывала к патриотическим чувствам людей, оставшихся на оккупированной территории, призывала их развернуть борьбу против гитлеровцев. Несмотря на то что сама возможность сотрудничества с врагом со стороны советских людей (коллаборационизм) категорически отвергалась официальной пропагандой12, руководство страны было прекрасно осведомлено о том, что на самом деле происходило на оккупированной территории. Поэтому один из основных ударов пропаганды был направлен по кол

Советские партизаны

лаборационистам, которых призывали помнить, что они русские люди, «рожденные на русской земле», «вскормленные русской матерью», поэтому они должны перейти на сторону советских партизан и Красной Армии. В ответ на начатую гитлеровцами кампанию по вербовке и угону населения на работу в Германию советская пропаганда утверждала: «Кто поедет в Германию — того ждет гибель».

Для Украины одним из главных направлений пропаганды была дискредитация Организации украинских националистов (ОУН), члены которой именовались «губителями украинского народа», «верными псами каннибала Гитлера». Пропаганда предпринимала все усилия, чтобы не дать оунов- цам «увести» украинцев от братского русского народа и «разбить их вечную дружбу».

На территории Прибалтики советская пропаганда обращалась к тем людям, «которые ждали немцев», с целью показать крушение их надежд, а также разоблачала созданное гитлеровцами коллаборационистское «самоуправление». В ответ на развернутую гитлеровцами широкую кампанию по «разоблачению» эвакуации части населения Литвы, Латвии и Эстонии в советский тыл в начале войны, которую они именовали «насильственной депортацией», советские листовки пытались убедить прибалтов в том, что эта эвакуация была добровольной15.

В советской пропаганде на оккупированной территории Прибалтики постоянно делался нажим на наличие в Красной Армии прибалтийских национальных частей. Здесь пропаганда прибегала к преувеличениям. В листовке на эстонском языке, датированной апрелем 1942 г., говорилось: «Недалек тот день, когда Красная Армия совместно с эстонскими национальными частями освободит эстонский народ из‑под ига немецких оккупантов»16. После прочтения листовки могло показаться, что на стороне СССР сражается некая самостоятельная «эстонская армия», чего на самом деле не было.

Итак, в первый период войны (июнь 1941 г. — ноябрь 1942 г.) советское руководство осознало, что только русский народ мог возглавить защиту страны: русские неизменно преобладали в национальном составе армии, основным ресурсом для дальнейшей мобилизации военных и трудовых сил был русский народ. При этом пришло понимание того, что аморфные «интернационалистические» лозунги более не работали.

Хотя советское руководство выбрало единственно верный путь, основав новую политику на традиционных для русского народа национальнопатриотических ценностях, это не говорило о коренной перестройке государственной идеологии, которая осталась коммунистической. Русский национальный фактор использовался лишь утилитарно — нажим на него делался в моменты, когда положение на фронте было наиболее тяжелым (октябрь 1941 г. — февраль 1942 г. и с июня 1942 г.). Выбранный курс пропаганды, смещенной от «пролетарского интернационализма» к национал- патриотизму, был для коммунистической власти СССР лишь своеобразным «меньшим злом», уступкой национальным чувствам народа ради достижения поворота в войне.

«ПЕРВЫЙ СРЕДИ РАВНЫХ РУССКИЙ НАРОД»

В период лета и осени 1942 г. положение на советско — германском фронте существенно ухудшилось. К ноябрю 1942 г. гитлеровцы, развивая наступление на южном направлении, продвинулись до Воронежа и Сталинграда и захватили большую часть Северного Кавказа. Положение СССР стало не менее угрожающим, чем в период приближения гитлеровских войск к Москве осенью 1941 г.

В то же время основные тяготы войны продолжал нести русский народ: численность русских в Красной Армии оставалась высокой и существенно превышала долю русского народа в населении СССР вплоть до конца 1943 г. (на 1 января 1943 г. — 64,60 %, 1 апреля 1943 г. — 65,62 %, 1 июля 1943 г. — 63,84 %, на 1 января 1944 г. — 58,32 %)17. В связи с такой ситуацией национальная политика советского руководства в период с лета 1942 г. и до конца 1943 г. была полностью ориентирована на всемерное укрепление русского национального фактора.