Убийство миллионера - Эллери Квин

Он устало откинулся на спинку и закрыл глаза.

— Неужели вы серьезно относитесь к этой белиберде? — шепнула Никки на ухо Эллери. — Ему нужен не детектив, а психиатр. Пошли отсюда!

Джордан подозрительно взглянул на них:

— О чем это вы шепчетесь?

— Да так, ни о чем, — успокоил его Эллери. — Мистер Джордан, я решил не браться за ваше дело.

Миллионер стиснул ручки кресла. Не дав ему времени на ответ, Эллери объяснил:

— Извините, оно меня не привлекает.

— Вы мне не верите?

— Я этого не сказал, мистер Джордан. Просто…

Эллери вдруг умолк, не сводя глаз с дверей в дальней стене комнаты. Склонил набок голову, слегка раздул ноздри.

Джордан погрузился глубже в кресло, с опаской наблюдая за ним.

— В чем дело, Квин?! — воскликнул он.

Эллери перевел взгляд на трясущуюся фигуру.

— Куда ведет та дверь? — тихо спросил он, указывая на противоположную стену.

— Та? — Джордан ткнул пальцем через плечо. — В комнату моего друга Айры Скотта. А что?

— Она запирается?

— Разумеется, нет. Единственная дверь, которая не запирается.

— Вот как… — медленно и задумчиво пробормотал Эллери.

Джордан, угадав его мысли, решительно затряс головой:

— Слушайте, вы ошибаетесь. Айра — мой единственный друг на всем белом свете. Ему даже в голову не пришло бы меня убивать…

— Мистер Джордан, я передумал. Все-таки возьмусь за вашу проблему.

Никки разинула рот, потом резко захлопнула, просверлив мистера Квина взглядом, который тот предпочел виновато проигнорировать. Миллионер, просияв, воскликнул почти радостным тоном:

— Прекрасно, прекрасно! Теперь насчет вознаграждения. — Он поспешно полез в карман халата за чековой книжкой. — Скажем, две тысячи?

Эллери постучал по крышке портсигара сигаретой особого сорта и проворковал, выгнув бровь:

— Скажем, пять тысяч. Ваша жизнь стоит дорого, мистер Джордан.

Собеседник проницательно посмотрел на него, хмыкнув:

— Своего не упустите! Ладно, пять тысяч. — И принялся заполнять чек, по-прежнему посмеиваясь.

Никки придвинулась к Эллери.

— С удовольствием бы вам отвесила добрый пинок, мистер Квин. — прошептала она.

Если у нее и были смертоносные намерения, ее остановил тройной стук в дверь в дальнем конце комнаты.

— Вы, Айра? — крикнул Джордан. — Входите, дружище!..

Дверь приоткрылась на пару дюймов, и в ней показалась веселая морщинистая физиономия. Заметив Эллери с Никки, мужчина замер:

— Простите, простите, мистер Джордан. Если вы заняты, я не стану мешать…

Хозяин махнул ему рукой, приглашая зайти:

— Ничего, Айра. Входите. Уже есть три часа?

— Почти…

Мужчина шмыгнул в комнату, старательно закрыв за собой дверь. Маленький, почти карлик, на слишком длинных для короткого торса ногах, он напоминал мальчишку на ходулях. Походка быстрая, уверенная, но другие движения осторожные и нерешительные.

— Я слышал, Хаббелл[2] сегодня играет, — радостно пропищал он.

— Преподнесет урок бруклинцам, а? — подхватил Джордан, повернулся к Эллери и вручил ему чек: — Возьмите, мистер Квин. А теперь извините меня. Мы с Айрой каждый день слушаем репортажи о бейсбольных матчах. Не возражаете?

— Нисколько, мистер Джордан. Спасибо. — Эллери, не взглянув на чек, сунул его в карман. — Уверен, что вы будете довольны мисс Портер.

— Конечно, конечно. Вы тоже можете идти, мисс… Пока мне не нужны. Айра, включайте радио. Не хочу пропустить расстановку. — Когда они направились к двери, Джордан окликнул Никки: — Эй, мисс… как вас там… подайте мне мусорную корзинку. Хочу выплюнуть проклятую резинку.

Она резко оглянулась:

— Я медсестра, мистер Джордан, а не…

Эллери не совсем деликатно толкнул ее локтем:

— Слушайтесь и повинуйтесь!

Никки двинулась к корзинке, схватила и сунула Джордану.

— И кусочек бумажки, чтобы завернуть, — приказал тот. — Да поживей, игра начинается. Дайте хоть пустой чековый бланк.

Она швырнула корзинку, потянулась за чековой книжкой, которую Джордан бросил на стол, вырвала листок, презрительно протянула ему. Не обращая внимания на ее гневный взгляд, старик выплюнул жвачку в бумажку, завернул и выкинул в корзину.

Эллери, щурясь, наблюдал за драмой, стоя у двери.

— Разрешите минуточку поговорить с вами наедине, мисс Портер?

— Разумеется, сэр.

Айра уже включил приемник. Голос диктора объявлял расстановку на поле. Раскрасневшаяся Никки гневно прошагала мимо Эллери.

Когда дверь за ними закрылась, она набросилась на него:

— Если вы думаете, будто я собираюсь разыгрывать няньку перед помешанным на бейсболе жвачным животным, которому место в психушке, то сильно ошибаетесь!

— Никки! У какого-то вашего предка несомненно были рога и хвост. Какой темперамент!

— Плевать на моих предков. Лучше придумайте вескую причину, которая вас заставила передумать и взяться за дело.

— Разве просто нельзя передумать?

— Вы что-то заметили. Что?

— Астму.

Она нетерпеливо топнула ножкой:

— Перестаньте молоть чепуху и подробно расскажите, что случилось.

— Если подробно, Никки, то я услышал хриплое дыхание за дверью задолго до того, как Скотт постучался. Его выдала астма.

Никки с легкостью превратилась в возбужденную гончую.

— Он шпионит за Джорданом? Подслушивает?

— Обоими волосатыми ушами. Мне не очень-то нравится «лучший друг», подслушивающий под дверью спальни миллионера. Кстати, — добавил Эллери, — за дверью, которую Джордан держит не запертой, хоть и боится, что его убьют.

— Покорно прошу прощения, мистер Квин, за то, что я в вас усомнилась. — Никки снова охотно взялась за роль доктора Ватсона при Эллери — Шерлоке Холмсе. — Что мне надо делать?

Он не удержался от легкого смешка. Эта самая девушка, которая без какой-либо серьезной причины стала его секретаршей, теперь превратилась в чуму, но в приятную, и он опасался, что в незаменимую.

— Оставайтесь здесь. Я должен кое-что разузнать. Держите ушки на макушке, поглядывайте во все глаза. Завтра встретимся внизу в ресторане в половине восьмого. И, — добавил он, — будьте осторожны.

— Как, Эллери! Вы за меня беспокоитесь? Очень мило!

— Тише! Томми[3] идет!

К ним подходил дворецкий.

— Мисс Маргарет хотела бы поговорить с вами и с мисс Портер в музыкальном салоне, — объявил он. — Соблаговолите следовать за мной.

— Охотно. — Они пошли по длинному коридору. Эллери, глубоко погрузившись в раздумья, пробормотал: — Сестра Джордана…

— Интересно, чего ей надо? — тоже недоумевала Никки. — Думаете…

Она разом умолкла, когда перед ними предстала Маргарет Джордан — царственная, высокая, внушительная, полнотелая блондинка, истинное порождение фантазии Вагнера.

Роберт Кассини, тенор из «Метрополитен», представлял собой приземистого, склонного к полноте человечка. Эллери сразу проникся к нему неприязнью. Он чванливо и самодовольно держался даже в перерыве между занятиями.

Маргарет Джордан легким властным кивком отослала Уинтерса.

— Здравствуйте, — проговорила она поставленным музыкальным сопрано и кивнула на кресла. — Не присядете ли? Это мой жених, Роберт Кассини.

Эллери представил Никки.

— Мисс Портер — сиделка, которую я только что рекомендовал Питеру.

Маргарет прервала его резким взмахом руки:

— Не надо, мистер Квин. Давайте говорить честно. Вы детектив?

Вопрос отчасти застал его врасплох. После паузы он изобразил небрежную улыбку:

— Вижу, Питер проговорился.

Заставив его оправдываться, сестра Джордана воспользовалась преимуществом:

— Мистер Квин, мы понимаем щекотливость вашего положения. Но знаем, зачем вы… и юная леди явились сюда. Мой брат обратился к вам как к профессионалу и, возможно, объявил, что Роберт собирается его убить. — Она помолчала. — Так?

Все минуту молчали. Эллери медленно опустил глаза, остановив взгляд на носках своих туфель.

— Игра окончена, Шерлок Холмс, — хмыкнула Никки.

Он посмотрел на Маргарет Джордан:

— Откуда вам это известно, мисс?

— Старая история, мистер Квин, — с усталым и грустным вздохом объяснила она. — Вы не первый детектив, которому Питер пишет шифрованные записки, и, боюсь, не последний.

— Ах, — встрепенулся Эллери, — вы и о письме знаете?

— Как же можно не знать? Он, как маленький мальчик, играет в игрушки.

Тут в беседу впервые вмешался итальянец, заговорив высоким гнусавым голосом, типичным для разговорной речи профессионального тенора.

— Должно быть, сказал, что жуткое чудовище, злонамеренный дьявол Кассини, задумал однажды ночью убить его в постели. — Он горько посмеялся. — Ради миллионов!