Лунное молоко. Научно-мистический роман - Елена Фёдорова

Дверь отеля была заперта, Альбертина позвонила. Портье открыл, протянул ей ключи от комнаты со словами:

– Вы – единственная синьорина, которая отважилась загуляться в Венеции до полуночи. Обычно, наши гости стараются улечься спать пораньше. Люди верят в сказки и легенды, боятся духов.

– А духи есть? – спросила она с интересом.

– Конечно, – он улыбнулся. – Для тех, кто в них верит, они реальны. Для тех, кто ничего не боится, они плод чьей-то фантазии. Вы в каком ряду, синьора? О, простите, задал глупый вопрос. Вы же бесстрашная синьорина. Вы в духов не верите и правильно делаете.

– Я в них верю, – сказала она без улыбки.

– О, что я слышу? – неподдельное удивление преобразило портье. Из недовольного ворчливого старика он превратился в моложавого человека с сияющими глазами.

Скажи она сейчас: «Пойдемте гулять по городу», он бросит всё, помчится за нею следом, споёт серенаду, подарит розу с шипами, чтобы она уколола пальчик, а он будет его целовать страстно, нежно, неистово…

– Я верю в духов, – повторила Альбертина с улыбкой. – Доброй ночи.

– Подождите, – портье преградил ей путь. – Хочу сказать, что ваше бесстрашие мне нравится. Но, все же, будьте осторожней. Духи не любят, когда их тревожат… Не вторгайтесь в их тайны, в их чувства, в их эмоциональное пространство, синьора.

– Звучит пугающе. Но, как я узнаю, где это пространство, в которое мне вторгаться не стоит? – спросила она, побледнев.

– Вы его почувствуете, – проговорил он, понизив голос. – Это, как электрический разряд, как искра от прикосновения к наэлектризованному предмету.

– Что делать, если эта искра возникнет? – поинтересовалась она.

– Замереть и ждать… слушать… – он поклонился. – Доброй ночи, синьорина.

– Buоna notte, – сказала Альбертина и пошла к себе.

Она распахнула окно и долго смотрела на Луну, прячущуюся в облаках. Ей не хотелось спать, хотелось надышаться воздухом Венеции, чтобы потом вспоминать каждую мелочь, каждый звук, услышанный здесь. Завтра она покинет этот город. Завтра эта реальность превратится в нереальность, в сон и постепенно сотрется из памяти всё, что сейчас в ней так ярко…

Звон разбитого стекла напугал Альбертину. Она захлопнула окно, посмотрела на часы. Без четверти три. Скоро рассвет. Нужно немного поспать. Завтра долгая дорога. Альбертина разделась. Платье заискрило.

– Ну, зачем ом мне сказал про наэлектризованность? – простонала она. И тут же выпалила. – Одежда искрит не потому, что мы вторглись в чужое пространство, а потому что она сделана из синтетических волокон. Всему есть разумные объяснения. Всему… – и чуть мягче. – Я ничего не боюсь… Я вас люблю… Я желаю вам доброй ночи… Buоna notte…

Альбертина улеглась в постель и моментально уснула. А проснулась от резкого толчка, словно кто-то её разбудил. Кто? Венеция. Она захотела открыть Альбертине одну из своих многочисленных тайн, поведать историю любви, веры и прощания… Поняв это, Альбертина превратилась в зрение и слух, стала частью эмоционального пространства духов. С легкостью вошла в него, испытав при этом чувство полёта.

– Невесомость – вот чего нам всем не хватает, – подумала Альбертина. – Мы держимся за условности. Они нас заземляют, сковывают цепями суеты и лживыми обещаниями. Не вырваться из этого замкнутого круга… Душа окаменеет в ожидание чуда. Не ждать его, а сделать шаг ему навстречу – вот мудрое решение. И тогда невесомость станет освобождением от оков…

Дуновение ветра, плеск воды и рассветное солнце, разорвавшее завесу тьмы, обрадовали Альбертину. Она зажмурилась.

– Скорее, скорее, скорее, – приказал вихрастый паренек, схватив её за руку. – Что ты остановилась, неуклюжая курица? Из-за тебя мы пропустим самое главное.

Альбертина не рассердилась на него. Из подсознания возникло понимание того, что всё происходящее с ней сейчас – это страницы прошлого. Их общего прошлого, в котором они с мальчиком были счастливы. Тогда они были детьми… А потом? Потом – пустота, в которую они сейчас бегут. Там есть заветная дверь, за которой незнание станет знанием, заполнятся недостающие квадратики жизненного пространства. Она искренне верит, что встреча с прошлым поможет ей, подскажет нечто важное… Нужно довериться этому мальчику, ругающему её за нерасторопность.

– Скорее, скорее, скорее…

Он не бежит, летит над землей. Она старается ему подражать, путается в длинном подоле своего платья, подхватывает его, кричит:

– Ма-ри-о-о-о… смотри, я тоже умею летать!

Он смеется звонко, беззаботно. Его смех ударяется мячиком в стены домов, ныряет в канал и исчезает в его непрозрачной воде.

– Ты – не курица, не курица, – кричит Марио. – Ты – цапля, длинноногая цапля…

– А ты… ты… балбес… – она останавливается, опускает подол, прячет свои худые ноги и уже не летит, а идет следом за Марио.

Ещё пара зигзагов и они у цели. Ей не хочется спешить. Хочется продлить миг до встречи с чудом, продлить свою детскую угловатость с припухлостью губ, которые он обещал поцеловать. Пусть подождет немного. Пусть…

Он скрывается за поворотом. Она медлит, но любопытство толкает её вперёд. Она делает шаг и замирает.

Марио стоит па коленях на краю земли и целует солнце.

– Как, как он это делает? – недоумевает Альбертина.

Неведомая сила толкает её к Марио. Она опускается рядом с ним на колени и так же, как он, прижимает губами к ало-розовому полукругу, рождающемуся из воды. Огненная вспышка заставляет её зажмуриться. В этот момент Марио поворачивает её голову к себе и целует в губы. Земля уходит из-под ног. Альбертина становится легкой, как перышко…

– Так вот откуда это чувство невесомости! – восклицает она. – Почему же оно утрачено, забыто? Почему никогда не возвращалось ко мне прежде? Или этого прежде вовсе не было, а всё начинается именно сейчас, с этой минуты, с этого восхода, с солнечного венецианского поцелуя, с их с Марио взросления и желания утонуть в бесконечности…

Ах, не прекращаться бы этому чуду. Длиться бы и длиться этому мигу, соединяющему души с вечностью, с Творцом… Всё, что будет потом – условности, растерянное незнание, изгнание из Рая в мир греха… И наказанье чёрной меткой, отметиной на доме, на судьбе, на имени забытом… Ма-ри-о…

– Пора. Идём скорее. Нас торопит время, – он поднялся с колен, помог ей встать. Она хотела что-то сказать. Он обнял её, приказал:

– Молчи… Всё сказано уже…

– А, может быть ещё не всё… – подумала она.

И новая вспышка солнца ярчайшая до искорок в глазах, до слепоты, до умопомраченья, до… лишила ее равновесия.

Музыка колоколов заставила их разжать объятия.

– Скорей, пока нас не хватились! – воскликнул Марио. – Завтра будет новый день… До завтра.

– До завтра… – проговорила она.

Возникший из небытия Марио, создал для Альбертины иную реальность, о существовании которой она не подозревала. Но обо всём этом знала её бессмертная душа, вернувшаяся на землю за воспоминаниями, чувствами, искуплением грехов и прощением…

Марио

Она была дочерью художника Якобело Альберено, позировала ему для картины «Явление Вероники». Это не сделало семилетнюю девочку высокомерной. Наоборот, понимая всю обрушившуюся на неё ответственность, Альбертина стала ещё серьёзней, замкнулась, погрузилась в изучение священных манускриптов, которых в доме художника было предостаточно.

Якобело писал историю Венеции в картинах. А воспитанием дочери занималась мать. Донна Коронела старалась изо всех сил вложить в Альбертину все мыслимые и немыслимые знания. Даже теософия значилась в списке необходимых наук. У девочки не было времени на безделье, на детские игры и наивные желания.

Альбертину воспитывали в строгости без излишних сантиментов. Ей в голову не приходило попросить или потребовать что-то у родителей. Между матерью и дочерью никогда не было доверительных отношений. Альбертина знала, что говорить маме о своей дружбе с сыном плотника не нужно. А подружились они, когда мальчик принес в дом художника Альберено мольберт после реставрации. В тот день вся прислуга упаковывала картины, которые отобрали для выставки. Дом казался пустым и безлюдным. Мальчик стоял посреди внутреннего дворика и разглядывал орнамент на стенах. Увидев его, Альбертина спустилась вниз.

– Ну, и долго же вы спите, – сказал мальчик раздраженно. – Передай хозяину вот это, – протянул Альбертине мольберт. – Скажи, что плотник сдержал своё слово. Работа выполнена в срок. Ничего не перепутаешь?

– Постараюсь, – она потупила взор.

– Ты красивая, – сказал мальчик, улыбнулся. – Будем знакомы. Я – Марио.

– Альбертина, – она улыбнулась в ответ.

– Хочешь со мной погулять? – спросил Марио, глядя ей в глаза.

– Хочу, но не сегодня, – щёки вспыхнули. Она редко выходила за пределы дома, но всегда мечтала узнать город таким, каким его знают простые венецианцы. Их Альбертина называла венценосцами. Она считала, что все они должны носить венки-венцы, отличающие их от вельмож. У мальчика венца не было, значит он принадлежит к знатному роду, как и она. А раз так, с ним можно идти на поиски венценосцев, живущих в прекрасном городе Венеция.