Инициация Вики - Антон Соя

Лера снова осталась одна в своем мире. Но без Сида он уже не радовал ее. Она сама стала зомби. Живым мертвецом без эмоций и чувств. Выбросила плеер и наушники. Перестала рисовать. Почернела от горя. Спала, спала, спала и иногда через силу ела. Ей постоянно снился Сид, они занимались любовью, и Лере совершенно не хотелось просыпаться. Родители страшно испугались. Они на все свои сбережения купили Лере тур в ее любимый Лондон. Спящая наяву зомби-Лера улетела с группой туристов в Лондон. Обратно группа вернулась без нее. В Лондоне, городе ее мечтаний, Лера проснулась, и к ней снова вернулся ее мир – зомби плюс панк-рок и с ним, бонусом, острое желание жить. Она прекрасно вписывалась в этот странный город, куда, казалось, съехались жить фрики со всех сторон света. Здесь никого не удивляла ее синяя шевелюра. Здесь вообще никого ничего не удивляло и не ломало. Языка Лера не знала, и это ее вполне устраивало. Она позвонила родителям и сказала, что решила никогда не возвращаться в город, где нельзя рисовать зомби на стенах и где больше нет Сида, но по-прежнему живет припеваючи убивший его хищник.

Лера познакомилась с художниками в районе Шордич, отданном городом уличным художникам всего мира под разгул стрит-арта, и стала жить с ними в сквоте. Целыми днями она покрывала стены Шордича своими рисованными поэмами из жизни зомби, и с каждым днем росла ее слава и армия поклонников. Сида в ее снах совершенно не устроили перемены, произошедшие с Лерой. Сны становились все ужасней. Теперь Сид приходил к ней вместе со зверем и требовал, чтобы она отказалась от своей новой жизни, вернулась в их город и была только с ними. Навязчивые сны с Сидом стали кошмаром Леры. Она старалась спать как можно меньше. Ложилась под утро, пытаясь обмануть Сида.

Чтобы жить, ей пришлось писать картины на мешковине и продавать их на утренних барахолках рынка в Кэмдене. Однажды ее картину «Зомби и сын» купил за пару фунтов нью-йоркский галерист, после чего жизнь Леры поменялась навсегда.

Мало того что ушлый галерист продал ее картину на интернет-аукционе за десять тысяч долларов, так на него еще тут же обрушился шквал заказов. Все хотели купить картины с забавными зомби, а галерист даже не знал, как зовут главного художника открытого им «зомби-арта». Ему снова пришлось лететь в Лондон и разыскивать там Леру. Нашел он ее, естественно, в Шордиче за процессом расписывания очередной стены. С тех пор одна модная галерея на Манхэттене под железнодорожным мостом в районе парка Хайлайн целиком переключилась только на продажу работ Леры. Девушка с синими волосами в одночасье стала звездой мирового арт- сообщества, и на свои гонорары легко смогла купить квартиру в Питере, который она тоже любила с детства, потому что из доступных мест он больше всего был похож на Лондон. На сам Лондон денег ей катастрофически не хватало. Квартиры там стоили баснословно дорого, и Лере, чтобы купить их, нужно было еще лет пять рисовать своих зомби. Но она не сильно переживала по этому поводу, тем более что из Англии ее выслали за просрочку визы и в ближайшие пять лет попасть в Лондон ей не светило. Зато она регулярно летала в Нью-Йорк и Лос- Анджелес на свои выставки.

А жила Лера теперь на улице Таврической, в мансарде исторической башни в бывшей квартире поэта-мистика Серебряного века Вячеслава Иванова, даже не задумываясь, какую энергетику несут эти стены, на литературных средах в кружке символистов слышавшие и видевшие, пожалуй, всех звезд русского декаданса. Какие страсти здесь, в Ивановской башне, кипели в начале двадцатого века, какие перформансы разыгрывались, какие любовные интриги плелись, какая магия творилась! Но, к сожалению, фамилии Брюсов, Бальмонт, Городецкий, Сабашникова, Мережковский, Гиппиус были для Леры и ее знакомых пустым звуком из далекого прошлого. И даже слово «Блок» вызывало у них в первую очередь устойчивые ассоциации с сигаретами и агрессорами из НАТО и только потом с великой поэзией. Сейчас же стены повидавшей виды квартиры были разрисованы картинками из «веселой» жизни неунывающих зомби. Кстати, прописываясь в Ивановской башне, родоначальница зомби-арта поменяла свою звонкую русскую фамилию на Зомби. Лера Быстрова стала Лерой Зомби по паспорту! Пазл сложился, жизнь удалась! Ведь о том, чтобы жить в свое удовольствие и ни в чем не нуждаться, занимаясь при этом исключительно любимым творчеством, большинству людей приходится только мечтать. А у Леры все получилось. Вот только заснуть раньше пяти утра синеволосой Зомби по-прежнему не удавалось, ей снова и снова снился Сид, ее душили слезы. И так каждую ночь. Лера до утра писала свои картины, пока не падала замертво на кровать, чтобы заснуть мертвым сном без Сида.

Даже любовь Алекса, красавца-вокалиста из группы «ПсиХоз», не смогла разлучить их души и защитить ее сны. Вот и сегодня перед пробуждением Сид заглянул Лере под веки своими печальными мертвыми глазами с огромными зрачками, которые, как черные дыры, моментально высасывали из девушки всю ее жизненную энергию. Худшее из всех возможных пробуждений. Конечно же, бедной кошке Кошке досталось за то, что попала под горячую руку. Чертово прошлое не отпускало респектабельную Леру. Хотя ничего, кроме синих волос, ее с ним уже не связывало. Ничего, кроме волос и зомби. Но зомби – это навсегда. Они ее единственные друзья, которые никогда не бросят ее, как Сид, и не предадут, как Алекс. Этот павиан сейчас, как обычно, на гастролях. И Лера просто уверена, что вчера, после концерта в очередном Попинске, десятки смазливых наглых малолеток, как всегда, выложили в инстаграме кучу пошлейших селфи с ним. К бабке не ходи – навыкладывали, фолловерши поганые!

Еще не продрав как следует глаза и не дойдя до ванны, Лера Зомби традиционно заглянула в инстаграм Алекса.

– Чтоб ты сдох, Алекс! – Бедная Кошка, теперь попавшаяся под ногу, истошно мяуча, перелетела коридор. – Ну это уж слишком! Не-на-ви-жу!

Многочисленные зомби, бесконечной толпой идущие вдоль коридора вместе с Лерой, то ли сочувственно, то ли издевательски скалили безгубые рты.

– Алекс, да ты совсем охренел! – через пару секунд кричала Лера Зомби в лицо бездушному айфону, сидя на краю огромной ванны. – Ты понимаешь, что мне больно смотреть, как ты лапаешь этих девиц! А что это за рыжее чучело, с которым ты целуешься взасос? Что? Вдохновение? Творческая личность? Свобода? Может, мне тебе еще и презервативы в сумку на гастроли укладывать? Ты понимаешь, что эти фотки видят все наши друзья? Тебе просто плевать на меня! Что? Это мне-то никого, кроме моих зомби, не надо?

На секунду Лера задохнулась от злобы.

– Знаешь что, Алекс, гут нормалекс? Да пошел бы ты… Нет! Это я тебя посылаю! Нет! Это я!

Айфон с треском врезался в стену ванной комнаты, попав прямиком в пробитый голый череп несчастной девочки-зомби. Что ж, это символично! Выбросив в мусорное ведро зубную щетку и тапки Алекса, Лера добралась до его любимых футболок и с наслаждением раскромсала их портновскими ножницами на мелкие кусочки. Потом она схватила с кухонного стола длинный зазубренный хлебный нож и изрезала стоящую на мольберте последнюю картину – портрет Алекса, наполовину зомби, изъеденного червями.

– Он сказал, что мне место с моими зомби! – хрипела Лера. – Он сказал, что я не умею общаться с нормальными живыми людьми! Гад! Гад! Гад!

С Сидом они ни разу не поругались за полгода их любви, с Алексом грызлись через день. И вообще ей было ужасно неуютно в этом темном, промозглом, влажном псевдо-Лондоне, гордо называющем себя Петербургом. Даже друзей за полгода не появилось. Одни тусовщики, хипстеры и прихлебатели. А сколько трудов ей стоило найти квартиру в центре с видом на более-менее приличный сад. В Лондоне таких садов, как Таврический, – сотни! А таких музыкантов, как Алекс, в каждой песочнице – горка! Нет – кучка! Куча вонючих Алексов!

Лера схватила чистый холст, краски и быстро начала писать новую картину. На ней отразилась вся ее ненависть к подлому предателю с пухлыми губами. Прямо на концертную сцену, где Алекс, как всегда, выпендривался с микрофонной стойкой, лезли разъяренные зомби. Ее армия! Ее мстители! Гитарист и басист уже лежали на сцене в лужах крови, с проломленными собственными гитарами черепами. Клавишника доедали голодные девицы, положив его мертвое тело на подставку для клавиш. Барабанщику воткнули палочки в глаза и отгрызали пальцы, а Алекса, с поднятой стойкой и такими же поднятыми от ужаса вверх волосами, Лера решила оставить на сладкое. Надо придумать, что бы такое с ним сделать, чтобы ему было так же больно, как ей. Вроде ее понемножку отпускало. Лера покормила кошку и задумалась. На улице уже опять было темно. Долбаные петербургские зимние дни-коротышки – только встал, а уже вечер! Зажглись фонари и подсветили сказочный крупный снег. Он медленно кружился за окнами, словно снежинки танцевали вальс под музыку, слышную только им.