Человек находит себя - Андрей Черкасов

Гневные нотки становились все слышнее, Иван Филиппович обернулся к Тане и хотел сказать еще что-то, но осекся.

Лицо девушки стало растерянным и чуточку виноватым. Она не ожидала этой маленькой атаки, а может быть, просто вспомнила сейчас лето 1948 года, свою московскую квартиру и похожие слова — о красоте дерева, об искусстве человеческих рук. Было ли это совпадением? «Пожалуй, нет, — подумала Таня. — Даже разные люди о самом любимом и самом больном часто говорят похожими словами».

— Вы на меня не обижайтесь только… Простите, имя и отчество ваше не знаю, — начал было отступление Иван Филиппович.

— Таней зовите…

— Так вот, Танюша, я все это не в ваш адрес, сами понимаете. Просто за мебельщиков обидно. Я к этому делу сам отношение имею, занимался прежде, пока за скрипки не взялся. Отец, покойничек, серьезный мебельный мастер был, да и братья тоже…

Договорить Иван Филиппович не успел, потому что Варвара Степановна позвала к завтраку. Таня снова попыталась отказаться.

— Нет уж, уговор дороже денег, — сказала Варвара Степановна, нахмуриваясь.

Усадив Таню за стол, она поинтересовалась, не «заговорил» ли ее Иван Филиппович, не разболелась ли у нее голова.

— Он у меня это умеет, только попадись ему свежий человек, зальет разговором, как из пожарной кишки.

— Да, да, — ответил Иван Филиппович, — точь-в-точь как ты, Варюша; попадись тебе свежий человек, до потери сознания закормишь ведь, а? — Он рассмеялся и тут же добавил:

— А вообще-то я за женой, как за каменной стеной: и поесть вовремя вытащит, и спать к сроку загонит. А то нам дай волю — всё вверх дном пойдет.

На фабрику Таня ушла в девятом часу. Иван Филиппович обстоятельно разъяснил ей, как побыстрее дойти, и даже начертил на бумаге план, хотя и на дальний путь пошло бы не больше десятка минут.

Тане не повезло. Секретарша в конторе сказала ей, что у директора диспетчерское совещание и что придется набираться терпения и ждать, так как заниматься ею сейчас некому.

Директор мебельной фабрики Михаил Сергеевич Токарев с Ольховского лесопильного завода возвратился вчера вечером. Когда запыленный, шумливый «газик» въезжал в поселок, солнце уже зашло. В темнеющем небе тонким рубиновым прочерком догорало над Елонью единственное облако. Было свежо и сыро.

«Газик» остановился у самого крыльца конторы. Отпустив шофера, Токарев поднялся во второй этаж, прошел в кабинет. От пола и стен, нагретых за день солнцем, еще исходило тепло. Было душно. Токарев распахнул широкие створки обоих окон. Сел к столу и, устало откинувшись на спинку кресла, погрузился в раздумье.

Поездка была неутешительной. Ольховский завод поставлял фабрике сырье с большими перебоями, и директор ездил договориться о том, чтобы в августе дали досок больше, иначе сорвется план. На заводе задерживался монтаж второй лесопильной рамы, и, чтобы ускорить его, у Токарева попросили помощи. Значит, нужно посылать туда с фабрики бригаду слесарей вместе с главным механиком, и это, когда своих дел по горло!

Токарев снял телефонную трубку, вызвал квартиру главного механика Горна:

— Алло… Александр Иванович?.. Да, только что вернулся. Опасения оправдываются, придется помогать им… Что?.. Как с монтажом гидравлического пресса?.. Ну что ж, начнем попозже… Я понимаю, но скажите, какой толк будет от нашего пресса, если фабрика остановится без досок?.. Вот именно!.. Так вот: утречком пораньше забирайте людей и на машине в Ольховку, ясно?..

Директор положил трубку и принялся за просмотр почты. Поверх бумаг лежала телеграмма из Москвы. Она извещала о дополнительном задании по выпуску мебели на август.

Токарев покачал головой и нахмурился: «Да, задачи растут с каждым днем, а возможности?»

Просмотрев корреспонденцию, он отодвинул папку с бумагами, взял свежие газеты и уже собрался пойти домой, как внимание его привлек заголовок передовой статьи в областной газете: «Больше удобной и красивой мебели населению». Токарев углубился в чтение.

В статье говорилось о быстром росте населения в области, о строительстве жилищ в городах, о растущем спросе на мебель и о том, что пора мебельщикам понять, наконец, какую продукцию ждут от них.

«…Но померкла, видимо, былая слава мебельщиков Северной горы, — писала газета, — слава мастеров, еще до революции участвовавших на Парижской выставке. Новая мебельная фабрика, недавно построенная на родине мебельной славы Урала, до сих пор вырабатывает мебель низкого качества, грубую, с неряшливой отделкой и множеством дефектов. Недавно в новогорском универмаге забраковали крупную партию мебели, выпущенной этой фабрикой. Это, однако, нисколько не волнует руководителей предприятия: директора тов. Токарева и главного инженера тов. Гречаника. Они все еще не приняли мер к решительной перестройке работы…»

Настроение Токарева испортилось окончательно. Он встал, прошелся по кабинету, по привычке заложив руки за спину. Постоял у открытого окна… Из темноты доносилось гудение станков, взвизгивание пил, постукивание колес катившейся по рельсам вагонетки…

— «Все еще не приняли мер!» — вслух повторил Токарев. Он вернулся к столу и положил руку на телефонную трубку, раздумывая, звонить или нет, потом снял ее решительным, резким движением, вызвал квартиру главного инженера:

— Александр Степанович, прошу срочно прийти ко мне… Да, я у себя в кабинете…

Директором фабрики Токарева назначили месяц назад. Прежнего директора сняли весной, и дела Токарев принимал от главного инженера. Он молча и быстро обошел цехи, пустующую лесобиржу, зато на складе готовой мебели задержался надолго. Внимательно и придирчиво осмотрев мебель, он сказал:

— А вот теперь снова пойдем по цехам и посмотрим, отчего на склад приходит такая дрянь.

В цехах он пробыл до вечера. Прямой, широкоплечий, с военной выправкой и твердой грузноватой походкой, Токарев произвел на всех впечатление решительного, волевого человека. Темные щетинистые брови, складки в углах рта придавали его лицу суровость, а обильная, несмотря на далеко не прожитый еще пятый десяток, седина и шрам на лбу говорили о нем как о человеке, видавшем виды.

— Ну, у этого, знать-то, все по струнке заходят — поговаривали рабочие.

Весь первый день новый директор обстоятельно знакомился с технологией, говорил с рабочими, мастерами, особенно интересовался работой цеховых браковщиков.

Вечером он сказал главному инженеру, что пока больше беспокоить его не будет, вначале вникнет еще в хозяйственные дела, а соображениями по производственной части поделится позже.

На другой день Токарев издал приказ о своем вступлении в должность. Он очистил ящики письменного стола, повыбрасывал из-под толстого стекла выгоревшие бумажки годовой давности. Вызвав секретаршу, торжественно вручил ей тяжелый чернильный прибор из серого камня с медведями, резными чашами и шарами.

— Передайте этот монумент кому-нибудь из желающих, — сказал он. — А мне, попрошу, рабочий комплект: чернильницу, ручку и карандаш.

На столе он оставил еще только пепельницу, часы и календарь.

Когда Токарев как следует познакомился с делами, он поехал в обком партии и вернулся оттуда еще более озабоченный и хмурый. «Мебель должна радовать человека, как радуют его произведения искусства, а не отравлять ему настроение», — вспоминал Токарев слова секретаря обкома, который в разговоре особенно напирал на былую славу северогорских мебельщиков.

Слова эти не давали покоя, заставляли думать о том, как бы покруче и получше повернуть дело.

Ясно было одно: причины брака коренятся в станочном цехе. Здесь обрабатывались детали, узлы будущей мебели. Малейшая небрежность рабочего, малейшая неточность приводила после к порче целой вещи.

Внешне в цехе все как будто было на своих местах. В каждой смене, кроме мастера, было два контролера, которые браковали плохие детали. Но они не успевали проверять все, и брак не прекращался. Мастер при этом оказывался в стороне, он отвечал только за план.

И Токарев решил: надо убрать всех контролеров во всех цехах. Пускай мастер отвечает за качество.

Он поделился мыслью об этом с главным инженером. Гречаник схватился за голову. Как это так снять бракеров? Как можно додуматься до этого? Ведь это же прыжок в пропасть!

Токарев доказывал, что если мастер должен будет отвечать за качество, он обязательно позаботится о том, чтобы рабочие не нарушали технологию, будет учить тех, кто плохо знает станок.

— Брак-то ведь рабочий делает, своими руками! Или по неряшливости, или от желания заработать побольше, или оттого, что не умеет делать хорошо. Вот мастер и должен следить за рабочим, учить его.

— Но если не справлялись двое контролеров, то как же, по-вашему, управится один мастер? Наоборот, нужно ОТК усиливать! — убеждал Гречаник.